Шестое ноября: к двадцать шестой годовщине...

- Повторяю инструктаж: убедившись в стабильной работе аппаратуры, поддержании курса, высоты, скорости, выполнения графика движения путем привязки к ориентирам, вы дожидаетесь команды с земли, а также зеленых ракет, дублирование — зеленые фальшфейеры, интенсивно окрашенные зеленые дымы. Это послужит ориентиром для приводнения. Достаточно одного из четырех приведенных сигналов, но лучше комбинация с приказом по рации. Оборудование вы изучили, тренировки — прошли, знаете, что ничего с вами не случится даже в ледяной воде и при волнении до четырех баллов. Но в плохую погоду, - инструктор усмехнулся, - вы просто не полетите. Отложим, не горит. После приводнения вас примет на борт судно или гидросамолет, кто первый успеет. Пароль вы помните. Да, - пока на борту, держите связь с машиной- наблюдателем. Не отрывайтесь, потому что у вас скорость все-таки повыше. Ну да ладно, много болтаю... Ну, - не пуха...

- Разрешите доложить, товарищ генерал-полковник?

- Ну?

- К черту.

На стандартный с виду “Ил — 20” установили новенькие, с иголочки, “тройки”, но “позапрошлой” серии, со склада. Те, в которых подключение автомата запуска еще даже не предусматривалось. Запускали и выводили на стабильный режим двигатели лучшие техники базы, а нестандартный экипаж из четырех человек, в причудливых комбинезонах, помимо парашютов — и еще какие-то коробки на поясе, терпеливо ждал рядом. Дождались.

- Контровочная лента заглушки “А” первого изделия снята.

- Подтверждаю.

- Принято, продолжать разрешаю.

- Есть продолжать. Контровочная гайка заглушки “А” первого изделия отвинчена.

- Подтверждаю.

- Принято, продолжать разрешаю.

- Есть продолжать. Заглушка “А” снята. Снятые детали помещены в контейнер комплектом.

- Подтверждаю.

- Принято, продолжать разрешаю.

- Есть продолжать. …

Пилоты, слушая монотонное бормотание непонятных инженеров за спиной, переглядывались, и переговаривались вполголоса.

- Дурью маются... Один работает, другой ему на руки смотрит, а третий по радио слушает и руковОдит. По моему б характеру, - так из рук бы все валилось...

- Тоже работа. Вообще сбесились со своими проверками. Господи, что ж мы везем-то?

- Видать, совсем уж не нашего ума дело. Лучше не знать и не спрашивать.

- … блокировка блока “В” второго изделия снята.

- Подтверждаю.

- Принято... Так, мужики, - донеслось из наушников, - теперь убрали лапы, - лучше за спину, - и больше ничего не трогайте.

Это он - инженерам, принимавшим непосредственное участие в разработке этих блоков и системы в целом.

Самолет полз в полутора километрах над морем, на скорости семьсот пятьдесят, а позади, выдерживая дистанцию двадцать-двадцать пять километров, следовал “соглядатай” на “тэшке”.

- “Гордый”, я “Верхний”, доложите параметры...

- “Верхний”, я “Гордый” - докладываю: параметры в пределах заданных значений, по таблице.

- Добро. Телеметрия подтверждает. Автомат включить. Готовность пять минут, при сигнале снизу покидайте без команды.

- Командир, вижу зеленый огонь, прямо по курсу...

- Экипажу: приказываю покинуть машину...

Самолет, словно избавившись от лишнего груза, начал уверенно набирать высоту. Люк плавно закрылся, как будто кто-то продолжал сидеть в кабине, управляя опустевшей машиной.

Когда, примерно через полторы минуты, “воздушный наблюдательно-корректировочный пункт №1” пролетал над ними, два купола еще болтались метрах в десяти над водой, а два — уже мокли в неласковых водах Японского моря. Теперь о покинувшем машину экипаже следует забыть на ближайшие два часа, чтобы не травить себе душу, все внимание посвятить заданию, а о судьбе товарищей узнать потом, после возвращения.

Понятно, что это было только работой воображения. И никто не отличил бы полета пустой машины от самого обыкновенного, не зная этого заранее. А вот поди ж ты: казалось, что все эволюции самолет совершает слишком четко, машинообразно, бездушно. Поднялся до девяти тысяч пятисот метров и прочно занял этот эшелон. Теперь ни одно средство ПВО Японии не может достать его даже теоретически. Через двадцать минут управляемая автоматикой машина достигла береговой черты, оставив в десяти километрах по левую руку местечко Майдзуру, важнейший ориентир для “соглядатая”, после чего автопилот получил по радио первый кодированный сигнал. Это обозначало переложить рули так, чтобы направление полета сменилось на строго меридиональное, на юг. Шестьдесят пять километров полета над сушей, и второй сигнал перевел машину в пологое пикирование под углом примерно тридцать градусов. Предполагалось, что перевалив типичные для Японии невысокие горы и пролетев еще километр, машина окажется именно на нужной высоте. Впрочем, для лишнего контроля тут имелась даже такая роскошь, как приемно-передающая трубка телепередатчика. “Ил” выходил к береговой линии акватории порта Кобе почти под прямым углом, как и задумано. После этого последовал третий и последний кодированный сигнал.

- Давай! После этого сразу разворот — и ходу.

- Есть разворот. Помню.

Они находились много выше машины-исполнителя, пилот перекладывал штурвал при легком кабрировании. Кроме того они, согласно инструкции, опустили лица вниз, закрыв глаза ладонями, наблюдатель, по совместительству бывший оператором, наводил специально смонтированную с дистанционным, - как у пулемета на американских бомбардировщиках, - управлением кинокамеру наугад, в сторону творившегося действа, но неземной, невиданный свет все равно начал заливать все вокруг, хотя утро уже вступило в свои права.

Кобе — узкая полоска, зажатая между горами и морем, удобнейшей гаванью во Внутреннем море, полоска, битком забитая людьми, зданиями, предприятиями, крупнейшими верфями, судоремонтными мощностями, всем этим и многим другим, что удавалось разместить только с немыслимыми ухищрениями, а гавань, - точнее, целая система гаваней, точно так же плотно забита судами. Так, что поневоле вспоминается сравнение: “Как сельди в банке”.

Трудно поверить, что могли сохраниться свидетели того, самого первого момента, но, однако же, его описывают так. В тот момент, когда Солнце полностью встало из-за горизонта, в небе, перевалив горы как будто бы из последних сил, появился странный, никогда не виданный самолет средних размеров. Он шел очень ровно, с пологим снижением, как будто намереваясь воткнуться острым носом как раз посередине гавани, с деловитым ровным гулом, и солнце красило в розовый цвет его левую сторону. Когда до береговой линии оставалось около полукилометра, “все вокруг стало черным”. На месте самолета вспыхнула неимоверной, последней яркости искра и начала безудержно расширяться в стороны, как будто намереваясь пожрать весь мир.

Дилетантская затея осуществилась куда удачнее, чем предполагали инициаторы. Казалось бы, - что такое пол-метра, разделяющие два заряда? Все равно — точка по сравнению с масштабом события. Но, однако же, этот ничтожный промежуток оказал значительное влияние на дальнейшее течение процесса. Взрывы произошли ПО-НАСТОЯЩЕМУ синхронно. Два новорожденных плазменных шара, бешено расширяясь, оттолкнули друг друга и разлетелись в противоположные стороны, как столкнувшиеся на полной скорости резиновые мячи, и пролетели вдоль всего побережья, как два обезумевших солнца, под ними вскипала вода, а все остальное обращалось в сияющий газ либо рассыпалось пеплом.

Вдоль всей узкой полоски земли между морем и горами в считанные мгновения, вытянулся ослепительно сияющий жирный червь, бешено распухающая огненная пиявка, упершаяся в отроги гор, обрамляющих бухту.

Идея с дублированием имела и еще одно следствие: речь идет о так называемом “бушприте” ударной волны. Это такой острый, как кинжал, сравнительно узкий ударный фронт, порожденный совместным, сдвоенным действием двух взрывов. Он приблизительно совпадал по направлению с маршрутом самолета-носителя и был перпендикулярен береговой линии. Фронтальная струя вонзилась в бухту, опередив общий фронт волны, обратная — с чудовищной силой ударила в горы, отразившись от них. Похоже, именно этот отраженный поток снова рассек надвое единое облако взрыва.

Убедившись, согласно инструкции, что им не грозит непосредственная опасность, наблюдатели на черной “тэшке” , согласно той же инструкции, повернули назад, - дабы посмотреть что и как именно происходит и, заодно, оценить результат налета. Попытка связаться с руководством непосредственно, доложить о результатах и получить дополнительные инструкции, сорвалась: в наушниках стоял сплошной писк, треск и астматическое хрипение. Над горной грядой, продолжая едва заметно расходиться в стороны, вставали два облака, вращавшихся в противоположных направлениях. Бешеная скорость вращения сильно сплюснула их, придав линзовидную форму, сделав похожими на невиданных размеров волчки.

Разглядеть город оказалось совершенно невозможно. Сквозь плотную пелену дыма, пыли, пара, взметенных брызг только кое-где смутно просвечивали самые крупные очаги пожаров. Обойдя место катастрофы по широкой дуге, наблюдатели попробовали зайти с юга, со стороны моря, но это прояснило картину не сильно. В нескольких километрах от берега, там, куда не доставала пелена, виднелись какие-то неподвижные суда, в той или иной мере охваченные пожарами, но, как будто бы, не тонущие. Еще дальше несколько кораблей не горели и не тонули, но были столь же неподвижны. Почему-то именно эта картина показалась одному из наблюдателей настолько страшной, что его прихватило какое-то подобие истерического припадка. Он, давясь, рыдал, умолял “немедленно уходить отсюда” и утверждал, что все они прокляты. Ему почти насильно влили в глотку стакан спирта, и ничего не доложили о его поведении дома, после возвращения. Возможно, потому что сами тоже чувствовали определенную подавленность.

- Процесс не остался вполне симметричным. Мы еще несколько раз уходили от места взрыва, а потом возвращались, с интервалом примерно в пятнадцать-двадцать минут. Как вы можете видеть тут, на экране, левая туча скоро потеряла компактность, правильную форму, прекратила вращение и начала распадаться*. Правая, - довольно быстро превратилась в гигантский смерч, огненное торнадо. Нечто подобное нам приходилось видеть в Берлине, хотя и в заметно меньших масштабах. Собственно говоря, именно сильнейший ураган, начавшийся в районе взрыва, заставил нас держаться на достаточном расстоянии от города. Все закончилось необычайной силы ливнем, который, в значительной мере, и потушил пожары.

*Опытов, понятно, никто не делал и делать не будет. Предположение исходит из того факта, что в северном полушарии любой вихрь, любой водоворот вращается по часовой стрелке. Следовательно тот, что будет закручен противоестественно, не может быть таким же стабильным и не просуществует долго.

- Ваше Величество, - Хирохито пораженный сдавленным голосом принца, поднял голову. Выражения такого смятения и ужаса на лице взрослого, закаленного мужчины ему, пожалуй, видеть видеть еще не доводилось, - города больше не существует, Ваше Величество. Я видел склоны гор, покрытые пеплом до самого верха. Черный, мертвый камень без единой травинки. Дома, уничтоженные так, что не найти места, где они были. Я видел пирсы, разломанные на части и отброшенные на сотни метров в глубь гавани. Я видел гавань, дно которое устлано кораблями, и некоторые из них раздавлены, как птичьи яйца, а другие выгорели так, что палуба их напоминает кружево. В порту, на камнях причалов, я видел тени людей. Светлые тени людей на потемневшем камне, Ваше Величество. А потом, по словам офицера, одним из первых прибывшего в город после катастрофы, из грозовой тучи пролился черный дождь, горячий на ощупь и солоноватый на вкус.

- Землетрясения, порой, наносят не меньший ущерб, принц. Любые разрушения можно восстановить. Нельзя вернуть людей, и поэтому я жду от вас рассказа о главном: какова судьба Наших подданных, населявших Кобе?

- Об этом трудно судить. Милостью Богов и непостижимыми путями судьбы уцелело не более десяти тысяч человек. Более половины из них поражены страшными ожогами, изувечены или ослепли. Потрясение большей части из них так велико, что они не разговаривают, не хотят двигаться, не могут есть и утратили желание жить. У нас нет возможности оказать помощь в необходимых размерах, и, боюсь, большая часть выживших также обречены. Я считаю, что, после происшедшего, война не может быть продолжена.

- Я дал указание, чтобы ты взял с собой ловкого репортера, который сумеет сделать надлежащие изображения места? Это выполнено?

- Да, Ваше Величество. Только я осмелюсь нижайше просить вас отказаться от знакомства с ними. От этого слишком легко утратить волю к жизни, а вы, - Коноэ согнулся в поклоне, - есть истинная душа Японии, и не можете подвергаться риску.

- Вы видели реальную картину и пережили. Мы переживем лицезрение ее бледных оттисков. И если испытанное при этом чувство будет недостаточно для того, чтобы принять правильное решение, Мы отправимся в Кобе за недостающим. Оставьте изображения. Мы позволяем вам удалиться.

Когда обычный спор на заседании Высшего совета чуть приутих, император приподнял бледное, амимичное лицо, и они, после почти трехлетнего перерыва услыхали голос своего Тэн-но.

- После случившегося в Кобе Мы больше не желаем слушать хвастливых слов о самопожертвовании и готовности умереть. Вы неспособны принять решение, задевающее вашу гордость, а значит вообще неспособны решать. Во многих головах утвердилось мнение, что роль Императора сводится к тому, чтобы служить драгоценным украшением истинной власти, но сейчас вы не можете принять решения, и это сделаю я. В последнем ультиматуме, полученном нами от союзников, Нам сообщают, что судьба Кобе постигнет еще три города Метрополии в ближайшие дни, если согласие на капитуляцию не будет получено. В дальнейшем у них есть возможность уничтожать по городу каждые десять дней, пока все города Страны Богов не превратятся в мертвый пепел. Что перед этим ваша гордость? Что перед этим — честь вашего Императора? После появления у врага такого оружия бесполезным становится все наше мужество, а значит мы, разумеется, не можем дальше продолжать войну.

Повелеваем передать представителям вражеских держав, что мы готовы на безоговорочную капитуляцию. Тот, кто неспособен пережить это унижение, пусть не живет. Я намерен жить, дабы ответить перед победителями и за себя, и за вас. Включая тех, кто предпочтет бежать, уйдя в Пустоту. И весь ужас обращения к Нашим подданным с этой черной вестью Мы также берем на себя.