После прорыва нашей обороны под Харьковом немецкие войска, направив основные усилия на Сталинград, стремительно продвигались на восток.
Жаркие бои развернулись в излучине Дона. Здесь наши войска немного сбили темп немецкого наступления, но остановить или хотя бы надолго задержать не удалось. И все же было выиграно время, так необходимое для создания оборонительного рубежа на подступах к Сталинграду.
Уже 19 августа 42 года Паулюс отдал, полный оптимизма, оперативный приказ о наступлении на Сталинград – «последний рубеж, расчленить и сбросить», подобными заявлениями вдохновляя своих солдат на последний рывок.
Но, обо всем по порядку.
Отступал от Харькова к Сталинграду и я – командир первой роты противотанковых ружей 24 отдельного батальона 38 Армии. Со мной шли двадцать воинов-бронебойщиков с ружьями ПТР с боекомплектом на роту полного состава. Это были солдаты не из моей роты и даже не из нашей армии. В суматохе отступления они остались без командиров. Я возглавил их под Чертково, где и сам отстал от своего подразделения. Вместе мы, сумели дважды вырваться из «Миллеровского котла». И вот в конце июля, описав дугу по Ростовской области, мы уныло брели по шпалам от станции Котельниково к Сталинграду.
Пройдя двадцать километров, дошли до станции или полустанка с громким названием "Гремячий". На путях стоял паровоз старого образца без вагонов. Не знаю, какого типа был этот паровоз? Но это был ни "СО", ни "ФД" и ни "Овечка", я таких ранее не встречал. Главное, что паровоз «дышал» паром, а вокруг ходил пожилой машинист, что-то деловито подтягивая огромным ключом.
Я спросил:
- Чего Вы ждете? Куда собираетесь ехать?
- Да вот, готовлю паровоз. Хочу угнать на Сталинград, чтобы немцам не достался.
- Отец! Так, давай, укомплектовывай свой «бронепоезд» и вперед! - я кивнул на свое войско с противотанковыми ружьями.
- Ишь ты командир, какой быстрый? По мерам безопасности – запрещено, но война! Садитесь вокруг котла, спускайте ноги, оружие кладите за спиной, да держитесь за поручни. А мне еще - «машину мазать»! – проворчал старик, и стал сноровисто орудовать масленкой.
- Спасибо, Батя! Братцы - грузись шустрее!
- Рассаживайтесь в основном с правой стороны, а слева оставьте мне проход к сифону – указал нам машинист, взглянув на золотые карманные часы с дарственной надписью. Поймав мой взгляд, старик с гордость заметил:
- Наградные, от наркома путей сообщения товарища Кагановича. Так что мы здесь тоже - не пальцем деланные! Поучительно добавил машинист.
Все обрадовались близкому окончанию нашего путешествия и быстро без суеты погрузились, а через пять минут паровоз был готов к движению. Машинист окинул нас хозяйским глазом, по привычке снова взглянув на часы, дал длинный гудок. Улыбнулся в седой ус, подмигнув мне – мысль про «бронепоезд» ему явно понравилась, крутанул реверс и открыл парорегулятор. Паровоз запыхтев, покатил нас в сторону Сталинграда. На пути мы не встретили ни одного паровоза, ни вагона - все уже было подчищено. Во второй половине дня, 23 июля 1942 года мы увидели справа голубую ленту Волги, а вдоль ее правого берега, длиною на многие километры, раскинулся Сталинград.
Тогда мы еще не знали, какая судьба ждет этот величественный город. Мы не знали, какая судьба ждет и нас.
Паровоз, с шиком, подкатил нас прямо к перрону главного вокзала "Сталинград". Поблагодарив бригаду паровоза, мы с грузились и стали приводить себя в порядок. Разобрали свое имущество. Каждому досталось по ружью и сумке с патронами, не считая вещевых мешков. Только у меня был планшет с картой Украины, да немецкая сумка с полотенцем, бритвенным прибором и фотографиями девушек.
Главный вход в здание вокзала был закрыт наглухо, и мы вышли на привокзальную площадь, обойдя здание, через запасной выход по узкой и крутой лестнице. В этот момент, на ступеньках, я встретил своих бывших слушателей с курсов усовершенствования комсостава, которых еще в марте обучал управлять пулеметным взводом в селе Подгорном под Воронежем. Их было пять человек - младших лейтенантов, а старшина группы - лейтенант. Теперь они тоже прибыли в Сталинград. При этом некоторые из них уже получили назначения на роты.
Они обрадовались неожиданной встрече, кинулись обнимать меня и жать руку: - Мы Вас часто вспоминали. Комвзвода, который Вас заменил, ничего путного нам не дал. Нас даже выпускали по вашим оценкам. Мы рассчитывали, что Вы уже не менее чем комбат. Очень сожалеем, что Вы до сих пор лейтенант и только командир роты... Мы едем по назначениям. Ну, пока! Скоро наш поезд, - на прощание мы обнялись и крепко пожали друг другу руки. После длительного перехода полного неизвестности, моим бронебойщикам было приятно наблюдать за этой встречей старых знакомых. Видя этих вновь испеченных командиров, некоторое чувство гордости испытал и я.
Выйдя на площадь, направились к фонтану «Детский хоровод», рядом с которым увидели стоящие противотанковые ружья.
- Что это? Ба! Знакомые лица - в кругу воинов стоял комиссар нашего 24 отдельного батальона. Увидев меня, он подбежал нам на встречу:
- О! Николай, какими судьбами? А где твои люди?
- Надеюсь, мы вовремя? - Я кивнул на своих молодцов с ружьями...
- Да, молодцы! Присоединяйтесь! Теперь Сталинград, точно не сдадим! Все, эту пружины сжали до предела! Все здесь собрались – дальше отступать уже не куда!- политрук окинул площадь, походившую на зеленый муравейник. – Где же ты таких орлов нашел?
Я коротко рассказал о своих приключениях и выслушал рассказ комиссара.
- Ну, молодец! Сам дошел и людей вывел. А у нас полный …! Ну не нам, с тобой судить... Давай, лучше сообразим, как вас накормить? - Подытожил он.
Из его же рассказа, я понял: - Растеряв личный состав батальона, комиссар с комбатом примкнули к штабу 38 Армии, а с ним благополучно добрались до Сталинграда.
Комиссар был жив - здоров, а главное полон оптимизма – некий островок стабильности в этом мире хаоса. Глядя на него, я понял: «Не все так ужасно, как может показаться. Ведь у него же - все хорошо!» Все мои тревожные мысли, пережитое мной чувство трагедии, лежавшее на душе тяжелым грузом, сразу же все свалилось, как гора с плеч - я почувствовал облегчение. Повеселели и мои воины – пять минут в Сталинграде, а кругом все знакомые и встречают, как родных.
Рядом с фонтаном затормозила полуторка. Из нее выскочил старший политрук, бывший замполит моей роты.
Он заговорил с комиссаром, не замечая меня. Из невольно услышанного разговора я понял: - Что бы остановить немцев на подступах к Дону, формируется Первая танковая армия. Мой политрук уже получил назначение на должность комиссара в новый противотанковый батальон, располагающийся под Калачом. Личный состав набран, но недостает среднего комсостава. Увидев меня, он поздоровался и обратился к комиссару:
- Вот его, своего ротного. Я, пожалуй, у Вас украду - у нас недостает командира первой роты.
Комиссар согласился:
- Конечно же, забирай! Нам все равно - на переформирование.
Я не возражал. Мне меньше всего хотелось оставаться с этим комиссаром и продолжать службу под руководством капитана Микоэляна. Будучи некогда неплохим командиром учебного батальона, в боевой обстановке, он из боя в бой использовал бронебойщиков без прикрытия стрелковых подразделений, что привело к полной гибели личного состава двух рот. В обстановке беспорядочного отступления, это сошло ему с рук, и вряд ли, он сделал правильные выводы.
У меня уже накопилось, достаточно антагонизмов к одному и другому, а зная свой характер… Уехать на передовую с другим подразделением – для меня было лучшим решением.
Мои бронебойщики, почувствовав тревогу от нашего предстоящего расставания, окружили старшего политрука и стали его упрашивать:
- Возьмите и нас - не разлучайте! Обратились за поддержкой и ко мне: - Товарищ лейтенант, возьмите нас с собой - мы к вам привыкли.
- Нет, нет товарищи - не могу: батальон уже укомплектован – возразил политрук. Тогда они, почти со слезами на глазах, стали обнимать, а некоторые целовали меня на прощание. Я договорился со «старым» комиссаром, что бы он принял и позаботился о моих людях. Так неожиданно мы расстались. Наши судьбы разошлись. "Новый" комиссар батальона пригласил меня в кузов своей «полуторки». Провожая меня, бывшие подчиненные, махали вслед руками.
День шел к концу. Мы заехали в поселок, расположенный у самой подошвы «Мамаева Кургана». Комиссар решил становиться в доме своей знакомой дамы лет тридцати, да и он был не моложе. Она восторженно встретила его и пригласила нас к чаю с "мизерной" закуской. К сожалению, у нас тоже не было ничего, из продуктов.
После я вышел во двор, где разговорился с соседом. Он пригласил меня к себе в гости и предложил переночевать у него. Ему хотелось с кем-то поговорить, излить свои чувства - узнать обстановку. Мне было приятно пообщаться с этим рабочим человеком, вполне уверенным в неприступности Сталинграда, в нашей армии и во мне лично. После месяцев отступления, для меня это было крайне важно. Разговор был долгим и тревожным. Впервые, за долгое время, я смог нормально помыться и уснуть в постели.
Рано утром 24 июля, нас разбудил неимоверный гул немецких самолетов, которые шли эшелон за эшелоном и несколько часов подряд бомбили город Сталинград. Много домов было разрушено. Везде возникли пожары, а немцы не унимались - они решили смести Сталинград с лица земли. "Мессера" кружили сверху, прикрывая, летевшие снизу бомбардировщики "Ю-88", которые шли потоком, сбрасывая тонны бомб. Дым, столбы пыли смешались в одно огромное облако, покрывшее всю территорию города.
В какой-то перерыв между налетами наша машина вырвалась из города, и мы без остановки помчались по ухабистой дороге, минуя Гумрак с полевым аэродромом, Карповку, Мариновку и к обеду прибыли в Калач-на-Дону.
Недалеко от юго-западной окраины города располагался полевой стан молочно-товарной фермы. Здесь уже не было ни коров, ни доярок. Машина зашла во двор, из которого была хорошо видна западная окраина города Калач. По двору вразброс стояло несколько неисправных танков "Т-34", один тяжелый танк "КВ" и еще несколько автомашин – здесь располагалась походная ремонтно-техническая мастерская, на днях созданной 1 танковой армии. Штаб танковой армии был сформирован на основе, известного мне штаба 38 Армии, во главе с генералом Москаленко. Армия находилась в стадии формирования.
Батальон, в котором мне предстояло продолжить службу, сразу же произвел гнетущее впечатление: Люди бродили без дела, как неприкаянные. Комбата на месте не оказалось, самолично убыл выбивать необходимое для жизни и быта личного состава имущество. Учебы нет. Было в этом батальоне, что то - чужеродное. Все это создавало ощущение хаоса, где каждый "сам себе хозяин".
Все роты, укомплектованные командным составом, уже заняли крытые укрытия, заранее приготовленные гражданским населением. Первая рота, будучи бесхозной, сиротливо ютилась в мелкой траншее не глубже колена, которую успела выкопать рядом с домом. Одни бойцы сидели на дне траншеи, из которой торчали только головы, другие спали - расстелив плащ-палатки.
Мне некому было доложить, и никто не представил меня личному составу. Начался обед. Старшина объявил об этом, и рота толпой побрела к кухне. Я нашел писаря роты. Сказал ему, что буду командиром в первой роте и попросил принести мне обед. Пообедав, я зашел в здание для работников фермы - пусто: ни стульев, ни скамеек, ни столов. Двери и окна раскрыты. Ветер гулял по комнатам, навевая прохладу. - Да здесь прохладней, чем на дворе.
Осмотрев помещение, я увидел стенгазету, где описывались успехи по надою молока, отмечались передовики производства, и были карикатуры на нерадивых работников. Меня заинтересовали рисунки, так как в школе, а потом в училище, я участвовал в оформлении стенгазет и сам любил рисовать карикатуры.
Ко мне сзади незаметно кто-то подошел, и почти на ухо тихо сказал:
- Что, газетку почитываем?
- Да, рекомендую, - не поворачиваясь, ответил я. По голосу узнав младшего лейтенанта Пономаренко, и подумал: – У-у-у! Тебя, мне здесь только и не хватало, до полного комплекта!
Два месяца назад, при обороне на реке Оскол под Ольшанкой, он был снят с роты за трусость и не выполнение приказа. Тогда на роту поставили меня, ну а он постоянно пытался мне, что-то доказать…
В это время послышался гул немецкого самолета и завывание бомб. Я где стоял, там же мгновенно прыгнул на пол под стену у окна.
- Что струсил? Тоже мне герой! – Стоя надо мной, с издевкой произнес Пономаренко - тут же прогремели взрывы бомб. Закачались стены здания, посыпались стекла, рядом упал и Пономаренко.
Я выпрыгнул в окно и быстро нырнул в траншею к роте, которая была полностью забита солдатами, и я шлепнулся прямо на головы воинов. Пыль и дым смешались с запахом тротила - было тяжело дышать.
Все началось внезапно, произошло быстро и кончилось плачевно. Только что прибывшая машина с боеприпасами, загорелась. Одна из бомб упала между машиной и входом в убежище второй роты, вход в которое полностью засыпало землей. Машину сразу охватило пламя, боеприпасы рвались и осколки разлетались по всему двору, на сотни метров. Подогнали тягач, чтобы оттянуть машину от входа в убежище, но никто не мог подойти к горящей машине с концом троса.
После окончания бомбежки, зашел в помещение, чтобы забрать свои вещи. Что я увидел? Ужас! Пономаренко лежал в луже крови. Огромным осколком, ему пробило грудную клетку и позвоночник. Можно сказать, перерезало пополам. Сняв пилотку, я сказал: - Да, дружище, война! Ее законами пренебрегать нельзя. Здесь твоя бравада была ни к чему, лежачее положение все же безопаснее. Пренебрег этим правилом - поплатился жизнью. Зачем на войне такое геройство!
Меня огорчило, и до глубины души задело то, что он уже лежал без сапог, в одних портянках: - Вот есть же среди нас такие мародеры. Мол - мертвому хромовые сапоги, уже ни к чему. Вот, же сволочи!
Тем временем машина догорела, боеприпасы перестали рваться. Ее оттащили. Вход в убежище откопали и вытащили оттуда еще пять трупов - весь командный состав второй роты погиб в одночасье. Они задохнулись от углекислого газа. Было удивительно - никто из них не догадался открыть отдушину для поступления воздуха.
Немецкий самолет улетел, а мы отрыли братскую могилу недалеко от двора МТФ. Под троекратный залп, похоронили шестерых командиров из нашего еще даже не вступавшего в бой батальона. Пономаренко, так и положили в могилу, с ногами обернутыми в портянки.
На следующий день я принял командование первой ротой ПТР. Получил оружие, боеприпасы и задачу - занять оборону на берегу Дона: справа исключительно Калач; слева наплавной мост через Дон.
На том противоположном берегу, где-то за крутогором напротив Калача и севернее него шел жестокий бой. Земля содрогалась у нас под ногами от разрывов бомб и снарядов. Некоторые воины, не зная о существовании наплавного моста, отступая бросались в воду, и вплавь переправлялись на наш берег, принося с собой неутешительные вести: - Немцы прорываются к Дону. Возникла угроза окружений 62 армии и захвата переправы через Дон. Наша 1-я танковая армия, несколько дней переправлявшаяся по наплавному мосту, вступила во встречный бой, отбросила немцев и прижала их к Дону, но и сама попала в окружение. Теперь ведет неравный бой на два фронта. Конец был печальный: ни один танк не вернулся с поля боя, но 6 армия Паулюса была остановлена. Операция «Бросок пантеры» была сорвана, немцам не удалось сходу прорваться к Сталинграду.
Однажды, у наших окопов остановился "Виллис", на котором подъехал какой-то генерал. Я бегом направился к нему с докладом. Он махнул рукой: - Не надо, лейтенант. Я тут у тебя немного ополоснусь, а то мое тело уже два месяца воды не видело. Потом он обратился к своему шоферу, который купался вместе с ним:
- Вася, потри мне спину. Вот хорошо. И тут - он изволил себе отпустить шутку, про свой изрядный живот: - Вася, а Вась, ты "Его" видишь?
- Вижу…
- А я уже давно "Его" не видел - передай "ему" привет! - Вася смутился, но ничего не сказал.
Они уехали. Ко мне прибежал связной и передал: Срочно, с ротой прибыть в расположение батальона. Там нам, 11-го августа, зачитали приказ о расформировании батальона.
Оказывается, еще 6 августа 1942 г. на основании директивы Ставки ВГК № 994145 от 5 августа 1942 г. была расформирована 1-ая танковая армия.
Итак, жизнь у этого противотанкового батальона была короткая. 12 августа 1942 года он "умер" так и не успев "родиться". «Пронесло!» - подумал я, и с облегчением перекрестился. Ни чего хорошего не ждало нас в этом плохо организованном, не фартовом подразделении.
Следующим утром, накормив батальон завтраком, и выдав суточный сухой паек личному составу, передали его в запасной полк, расположенный в лагере Прудбой.
Командный состав на машине отправили в управление кадров Сталинградского военного округа. В Сталинград мы ехали все по той же дороге, по которой несколько дней назад, я приехал в Калач. В кабине старшим машины все так же сидел комиссар. Теперь, дорога уже была окончательно разбита. Самолетов на аэродроме в Гумраке заметно поубавилось, видимо, остались только макеты.
Наша машина выкатила на площадь. Остановилась.
- До свидания! Вам всем сюда - комиссар указал рукой на красивое здание: - Мне в другое место...
Продолжение читайте:
Часть вторая:
Часть третья:
Оценили 16 человек
26 кармы