Как в Тюратаме спасал ушастого с кисточками филина. Старенькое...

У меня сегодня сложный день, и дружественный мне КОНТ, на самом деле лишь два десятка дружественно настроенных ребят, которые и способны прощать иные ошибки, и радуются настоящим удачным "определениям" настоящего, и другие прочие, которых не волнует моя персона, а пробуют ощущать текст по норме письма (текст как девять искусств - ясность, понимание, точность, обращение, образность, игривость (юмор), красота, необходимость, гармония), в общем - снова здорова, теперь письмо от  июля 2019 г. 

=====

Тюратам - это официальная железнодорожная станция Байонур. Я туда ни разу не приезжал на поезде, всегда летал. Вот летишь туда, и готовишься к другому климату. До сих пор помню, прилетаешь, выходишь из самолета - и удар в лицо сухим и жарким воздухом, как полотенцем. Кажется, там даже черепашки - а их было немало под ногами - и те лишь переваливались, и потели.

Собственно Байконур - это военный город, по обозначению - 10-ка, "десятка", вокруг - еще куча разных заводов-развалин-жилья-людей-циклопических строений, к них ходит по рельсам мотовоз, в городе - цивилизация, плацдарм и Дом офицеров с женщинами, в городках лишь армейские столовые, скучающие офицерские жены и дети, казармы для солдат и Монтажно-Испытательные-Комплексы высотой под тридцатиэтажный дом, где доводятся проверками ракеты для запуска. Конечно, из МИКов идут нежно рельсы на стартовые площадки, оттуда ракеты взлетают в космос.

И вот среди зимы, в декабре, вдруг меня посылают туда, потому что я там где-то что-то уже делал. Скоро - Новый года, а меня посылают, не в Центральную гостиницу, которая выходит на площадь и Дом офицеров, а вовсе сбоку к монтажникам, в Первую гостиницу. В трехместный номер. Убирается и ухаживается веселыми казашками (кстати, я там купил 5 литров жестяную банку халвы, девченки из нее очень кормились, и улыбались мне, потому что стояла она на подоконике в номере, то бишь - приглашение), спору нет, каждый день, душ с горячей водой, внизу отличный буфет, где можно позавтракать стаканом сметаны с булочкой и почти приличным чаем, где живут еще два начальника участков, один - вежливый и бывший шофер, второй - офицер, кажется, майор, любил мне шахматы расставлять. Оба не очень умели читать чертежи, приносили и требовали, чтобы я им разъяснял. Сидели над их чертежами иногда до утра, туго соображали ребята, приходится признать. Примерно как нынешние журналисты, которые всегда говорят "эпицентр" или "солнечная галактика", не проверяя значения слов.

В общем, на десятке жил я почти цивилизовано и весело, пусть и не в Центральной гостинице. А задание у меня было - нехилое, в тот момент нужно было дособрать почти шесть средних компрессоров, чтобы обеспечить первый холодильный контур на заправочном для ракет. Первый - это примерно минус 80 или 100 по цельсию, второй - уже почти ожиженный воздух, то бишь до минус 160, а потом - уже гептил в самую заправку. Гептил течет сквозь металл, а раз его невозможно удерживать, нужно заправляться только перед самым стартом. В общем, такой завод для заправки сжиженными охладителями, с машинами, с разводкой мощных детандеров, ну и вот на меня свалился.

Я тогда немного о себе воображал. Помните, как финикияне или Пропеи попросили у Спарты подкрепления для войны с Афинами? И Спарта послала всего лишь одного воина, со словами - можете воевать, вам хватит. Вот и меня одного, надеюсь, грамотного - туда послали тогда.

Вообще-то я уже пускал три завода до тех пор. В Тольятти, в Рустави и в Омске. А тут - министерский вызов, Главный заказчик, декабрь... Понял, что пускать завод одному - невозможно. Так им, примерно, и говорю на планерке - одному мне нужно шесть машин наладить и пустить - это до мая-июня, могу вызвать бригаду, тогда в феврале, вам нужно когда? Долго мурыжили меня, в конце-концов говорят - в сентябре было бы нормально. Хо, мое мнение, - тогда заключаем договор на бригаду, вы подождите до апреля, завод мы, естественно, пустим, но я сейчас буду лишь детальки переписывать, и чтобы ваши солдатики ничего не разворовали.

В общем, оказался я - всего лишь ревизующим машины, которые уже умел пускать и знал почти до самой тонкой трубочки, и в степи Казахии, где солдатики грелись кострами в каких-то окопах, а ночью бывало до минус сорок с чем-то. Еще должен сказать, оба моих начальника вдруг мне выделили в тамошней офицерской правда казарме комнатуху. Ну не нравилось мне на мотовозе тащиться в десятку, в город, уставал я довольно на этом цеху, один же был, плять...

В комнатухе было тесно, ну как сказать? Шкаф, большая кровать, окно на степь стылую, сосульки, пока дом не разогреешь, два светильника, один над кроватью, второй перед окном. Чуть крысы под полом, за три или пять стен - жена с мужем ссорится так, что и у меня стены дрожат. Выходишь в общую кухню - все девицы, как подсолнухи - головы поворачивают, - А вы кто? Откуда и насколько? А женка твоя где? У меня под обед хороший супчик, я вас могу подкормить... Вам совсем вечером... гм... ну, гм... - Света, не ластись, он понимает женщин с уважением, не стань простолюдинкой, ты жена майора!

- Дамы прекрасные, я только хочу чайник заварить, для чая и вообще руки вымыть.

- Света, одерни юбку, юноша хочет чаю. Я ему, за безопасность вашей репутации, это сама могу принесть. Клара, я вижу, что вы тут не совсем борщ варите, нечего стрелять глазами, он - не наш, он не офицер, он гражданский, ему нужно говорить горлом. Давайте, молодец, я вам так и принесу чайник, а то вы возводите девочек в положение флирта...

Две недели описывал и ревизовал машинки, жил в казарме на таком просторе, какого никогда больше не видел, даже в море, холод стоял - неимоверный, под 40, грелся в своем кубрике нихромовой спиралью, протянутой от розетки, навинченной на козла-устройство с асбестовой трубой, под окном, питался тем, что было с собой, для столовой у меня были талоны, кажется, из расчета 2.70 руб (верх был 3.20, но я такого ни разу не получал), что позволяло мне брать какой-то ужин с собой, ну там - котлеты странного свойства, салаты по вкусу как консервные в пакет, макароны с жутким перцем, рисовую кашу вполне содержательного ощущения, с черным перцем и лаврушкой. Действительно, рисом можно было наесться на мой ужин в кубрике, под книгу, потому что ничего другого не было. Особенно, если какая-нибудь консервина вдобавок находится.

Надеюсь обозначил свое житье там и тогда, и думал, что ничего уже нового не узнаю, но на десятку ехать все-равно сил не хватало, или если только какую-нибудь соседку приглашу с супом, но тогда же вся кухня про это узнает через две минуты, как дверь хлопнет... А на всех (чтобы были повязаны и молчали) - у меня, конечно, сил бы не хватит. . К тому же я жену люблю, да... А случилось вот что.

Иду как-то, думаю, что опаздываю, что на Новый Год меня не отпустят, с дальней какой-то площадки, холод такой, что даже казахи удивляются, а солдатики - вовсе не работают, лишь греются... Заворачиваю к нашему инженерному вагончику, заранее придумываю чай и тепло... Под второй дверь сидит - филин. Жалкий, крылья сложил и голову ниже плеч опускает. Пробует под дверь влезть, слабым током теплого воздуха оттуда греется.

Взял я его, сунул немного невежливо в пазуху под сердце, налево. Сел в нашей каптерке под чай, объясняю, мол, филин, по виду - здоровый, только замерз немного. Мне оба наших, гм, инженера говорят:

- Ты че с ним? Его отогреть нужно. И подкормить, ты знаешь, у ваших девиц можно сала попросить... Или, знаешь, кто-то в наших монтажеров мясо продает, только дорого, почти 12 рублей... Хотя тебе и за 6 полкило хватит.

- А номер кубрика у этого мясного какой? - спрашиваю.

Сам-то думаю, что с этим чудовищем ночевать - не согласен. Он, поди, мне глаза выклюет, а потом выплюнет, потому что не понравились. Это- зверь, он только кажется легким и мягким по перьям. А уже чуть отогрелся, и когтями меня в грудь хватает - почти шрамы останутся... Нет, все же не так сильно, но энергия от него мне грудь греет, немного как атомный реатор. И тут Дуб говорит: - Мы оставить его здесь не можем, он будет брыкаться, а тут особые документы... Ты его с собой до хаты берешь, иначе нельзя.

Взял я его с собой, дошел до дома, а в кубрике думаю - он же, дурак, может сесть на раскаленный нихром, обожжется-поранится необратимо, а мне тепло тоже нужно... В общем, посадил я его в шкаф. Он там сидит, пока не возмущается. Пошел искать ему корм, нашел немного мяса, кстати, не у женщин на нашей кухне, а у монтажников из соседнего барака, как оказалось, они кухню у нас и сами боялись. Вы представляете - монтажники, которые порой на высоте метров 40-ка работают, вдруг боятся в казарму идти? Да.

Вот сейчас не помню, кажется, монтажен с меня денег не взял, хотя в какой-то раз я платил ему синию пяторке, но может, не в тот раз. Итак, я почти проспался, молод был, спать умел хорошо. Филин сидел в шкафу, с разбросанными кусками сырых мясов, стучал лишь изредка, видимо хотел сказать, что он - птица вольная, и я нарушаю его вольностью. Ну да я с этим - переспал.

Поутру, часов в 6, еще не рассвело и Солнце не восходило, проснулся, выпил горячего бульончику, благо на кухне никого из наседок не было, утерся... Подхожу к шкафу, открываю шкаф... Со словами: - Ну, ты, птица дикая, уж не знаю как себя ощущаешь, но умереть не должна. Вы, дикие, до двух недель без пищи...

Вижу куски мяса внизу, а сверху атакует меня - зверь, крылатый, с диким урчанием, потом - отлетает на окно, и смотрит на меня - будто я ему не просто должен, а много чего, наверное, как нынешние грузины вдобавок с литовцами. Я-то боюсь, как бы он не сел на козел с нихромом под 400 градусов, пробую ему сказать по-русски: - Утя, или как тебя там... Ты со мной-то не дерись. Пусть ты победил, но только не поранься!

Куда там, он орет, крыльями машет, меня чуть не сбил... Хотя странно - такая вот животинка, в полтора кг весом, а чуть не бьет взрослого 30-летнего (мне тогда было около 30 лет) мужичка. Как мне удалось его свернуть, уже не помню, представляю только, что навалился на него всем весом, и очень радовался, что он вспотел, устал, орет уже негромко... И точно - крылья ему в этой драке не поломал.

Сижу, с этим, он почти спокоен, сидит у меня на коленях, открывается вдруг дверь, входит какой-то монтажник, из-за его плеча выглядывает еще кто-то. - Ты чего? - Да вот, вчера хотел филина спасать, а он сегодня поутру дерется. - Отпускать будешь? - А что же еще?

Кажется, он повертел моего филина в руках, полюбовался. И вдруг предлагает:

- Давай его по коридору пустим, ну, для пробы.

- Вовсе не сомневаюсь, что летать он умеет. Но полет под контролем... Заманчиво.

Вынесли мы этого филина в коридор, а у него действительно кисточки еще на ушах, и могу сказать - я их погладил!

Сели в само конце, практически у входа, присели, поставили птицу почти как модель самолета, я ему говорю: - Ты, парень, особо не размахивайся, это еще не свобода.

Отпустили его, и вдруг... Вдруг! Как ясный вихрь в грудь и по лицу. Как сильное мнение другого, животного или птичьего мира. Удар... Нет, не так, а - УДА-АР... Воздухом даже не в лицо, а в тело, будто бы мягкая контузия. И когда мы поняли, что все же стоим на ногах, посмотрели...

Он сидит уже на дальше стенке, когти в штукатурку, крылья - расплатаны, смотри на нас требовательно - мол, ну теперь вы, бескрылые, давай мне летать!

Сидел он под потолком, меня монтажер поднял за бедра, я птицу схватил. Он почти урчит. Я ему: - Все, парень, сейчас выпущу...

Вот почему-то монтажер на запуск птицы со мной не пошел. То ли холодно было неимоверно, то ли я его не дождался... Отпустил я своего филина на восход солнца, в мороз, в пустыню, с восхищением его обретенной силы, и от радости, что был этому причастен.

Он ушел двумя или тремя сильными гребками, чуть ниже света, но выше горизонта. Он знал, куда хочет лететь.