«ТЕОРИЯ ДЕМОКРАТИИ»: ДОЧКА РЕКЛАМНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ

Люди, которые на протяжении веков занимались рекламой и PR-ом, поднаторели в человеческой психологии. В частности, они поняли одну, с виду простую, истину: человеку нравится, когда ему сулят приятное, и не нравится, когда сулят неприятное. А потому, сказали хитрые маркетологи, нужно выяснить (для этого придумали социологию), что людям нравится, и беспрерывно им это обещать. А заодно выяснить, чего им не нравится, и непрерывно обещать от этого защитить.

Жизнь показала, что лозунг «за всё хорошее, против всего плохого» имеет страшную убойную силу. Если бы людям честно сказали, что финишем их «перестроечного» барагоза станет торжество фашизма, причём никакого не «нео-», а старого, привычного, с Гитлером на стене и свастиками на рукаве, и порядковыми номерами в концлагерях – наверняка бы наши тогдашние люди призадумались. И как-то, может быть (я уже ни в чём не уверен) – менее активно ходили на «перестроечные» шабаши…

Но на Западе честность – мало кому доступная роскошь. Реклама не может быть честной – тогда она проиграет конкуренцию. Реклама должна каждому пообещать, чего именно ему хочется, ничуть не смущаясь противоречиями в желаниях разных людей. «И тебя одарят… И тебя одарят… И всех одарят…».

В итоге было умозрительно предположено общество, в котором каждый получает, чего он хочет. Для этого выдумали «многопартийность», с которой люди свяжут свои иллюзии свободного выбора собственной судьбы.

Теория предположила, что в борьбе за демократию объединятся люди самых разных взглядов и предпочтений, вокруг представляющих их партий, и таким образом, каждый будет думать, что, сражаясь за демократию, он движется к своей мечте, а не к мечте своих противников.

С точки зрения логики и рациональности теория была бредовой и не выдерживала никакой критики. Но рекламщики попросили правящую масонерию довериться им, уверяя, что выбор масс иррационален, всерьёз поделку никто разбирать не будет, примут на чувственном уровне. Так оно в итоге и получилось…

В умозрительной конструкции «правильной демократии» не соблюдён ни один из законов социального сопромата. Она, в этом смысле, напоминает чертёж небоскрёба, поставленного на спичечный коробок, причём проектировщик решительно отрицает, что коробок будет раздавлен. И то, что коробок необычный, нестандартный – тоже отрицает.

Умные люди, недооценивая, как привлекательная для масс теория демократии с эмоциональной точки зрения, сразу же заметили в ней полное отсутствие даже намёка на диалектику. Теория сулила бесконечность всех и всяческих благ в обмен на ноль неудобств и проблем. В жизни, конечно, такого быть не может – но кого это интересует, кроме «яйцеголовых», всегда, в любом обществе находящихся в трагическом меньшинстве?

Экономисты отметили, что у теории демократии полностью отсутствует экономический, и вообще материальный базис. Вся она на чертеже от лукавых проектировщиков представляет «чистой воды» надстройку, которой в материальном мире просто нечем питаться.

В ответ на это фыркнули, что все эти «базисы» и «надстройки» - марксистский бред (что, кстати, не так – понятия появились задолго до марксизма), и нечего ими заморачиваться. В теории власть полностью отделялась от собственности. Собственность оставалась сама по себе, ничуть не смущаясь однокоренным значением слов «власть» и «владение».

Эта «сепарация» сразу же сделала непонятной не только источники питания, но и суть, смысл, предмет и функции власти. Ведь вопрос же не в том, чтобы ты избрал, кого ты хочешь, а в его полномочиях! Проще говоря – чего он может, чего ему под силу. И если – ничего, то зачем тебе его (или ему тебя) избирать? И куда?

Люди ежедневно кого-то выбирают: любимых мужей или жён, любимых писателей, любимых домашних питомцев. Собаку выберет семья или кошку – выбор семьи. Возможно и голосование, и согласительные процедуры, и компромиссы («многопартийность» - завести сразу и собаку, и кошку). Другой вопрос, что эти ежедневные выборы не дают власти ни семье, ни их избранникам. Я могу прямо сегодня вечером выбрать театр – пойти в академический или молодёжный, или вообще любительский. Но, в какой бы театр я не пошёл (сделав свой выбор, согласно своим симпатиям) – я не стану источником власти, а театральная труппа – правительством…

Вопрос «кого выбирать?» в изобретённой рекламщиками теории демократии выдавил и закрыл собой вопрос «зачем выбирают?». Тут главное, чтобы человек тебе был приятен! А что он потом сможет для тебя сделать? Да ничего, но тебе же приятно, что с тобой посоветовались, кто тебе более приятен…

+++

Старомодные социал-демократы до поры, до времени были единственными демократами, пока рекламщики не придумали их заменить «номинал-демократами». Старомодность социалистов была в том, что они – как и положено серьёзным людям – стремились придать своей мечте рациональный формат практической реализуемости.

Если хочешь летать – мало ведь для этого просто во сне полёты видеть, или с крыши прыгнуть! Хочешь летать – строй самолёт, и такой, чтобы действительно мог летать, а не имитацию…

Адекватная конструкция самолёта является базисом авиации. Вокруг неё потом можно навертеть романтики и драмы, это будет надстройка, но без реально способного взлететь самолёта авиации быть не может.

Социалисты и про демократию так думали. Они не без оснований предположили, что власть общества не может существовать вне и помимо собственности, принадлежащей обществу. Для того, чтобы общество чем-то управляло через своих выбранных представителей – оно должно этим владеть, обладать. Пока львиная доля собственности находится в руках частных лиц – говорили социалисты – и власть тоже будет находиться в руках частных лиц. Только если обобществлённая собственность преобладает над частной, можно говорить и о возможности общества, как коллективного «Я», управлять собой.

Номинал-демократы возразили, что это всё предрассудки, и совсем не требуется. Для торжества номинальной демократии требуется совсем другое: обучить, настоящим образом, частных собственников говорить, особенно публично, но лучше и в узком кругу тоже, красивые, приятные обществу слова.

И вот как только диктаторы научатся без запинки говорить «мы за власть народа» - тут сразу власть народа и наступит. Делать диктаторы будут всё то же самое, что раньше делали – а вот по части публичных выступлений придётся серьёзно переучиваться.

-Но это не так трудно! – заверяли рекламщики диктаторов – Это только начать тяжело, а потом втянетесь, самим понравится! Нужно превратить в правило, чтобы от зубов отлетало: как только вам чего-то захотелось, говорить не «я хочу», а «народ хочет». Если холуям приказы даёте – научитесь говорить не «я требую», а «народ требует». Если в кровавой и звериной борьбе за власть вы «замочили» конкурентов – не говорите, что вы самый крутой! Научитесь говорить – «народ не высказал им доверия». Понятно, что сперва, с непривычки, будете путаться… Но тренировки творят чудеса, у ваших наследников уже от зубов будет отлетать ритуальное признанию в любви к народу и уважении прав большинства!

Деспоты и тираны тёмного прошлого, когда чего-то не хотели давать народу – так вот честно и резали правду матку: «не хочу вам давать!». Они, деспоты прошлого, почему-то считали, что обещания их свяжут и обяжут, и что данное слово нельзя забрать назад.

Это наивный, детский подход! Надо завести множество пустых коробок и как только чего-то требуют – сразу же писать на коробке названием востребованного. Потребовала толпа от вас парламента – вы тут же пишите на пустой коробке слово «Парламент» и даёте представителю толпы, причём с обаятельной рекламной улыбкой и максимальной благожелательностью.

Скорее всего, на радостях, они не будут открывать коробку. Но если даже и откроют, что за беда?! Вы же им дали, чего они просили, вот и надпись на коробке подтверждает!

Ах, они просили не такого? Сами виноваты, надо чётче формулировать! Определитесь, дурачки, чего вам от меня нужно, и приходите, я вам ещё одну коробку с надписью дам. Постепенно они устанут ходить за пустыми коробками. Их сторонники будут злиться уже не на вас, а на них: они же насвистели толпе, что от парламента будет великое облегчение, парламент давно выдан, а облегчения никакого нет, обманули народ!

Номинализм удобен тем, что не связывает никакую сущность с объективным набором материальных признаков. Всякая сущность – это её название, имя собственное. Если кот или сигареты названы «Парламент» - можно ли утверждать, что это не Парламент?! Нет. Кот не Васька и не Тишка, его сызмальства кличут Парламентом, и всем двором, свидетелей – море! И сигареты тоже не «Прима» и не «Мальборо», а именно «Парламент», как на упаковке указано! Вот вам сертификат от производителя, владельца торговой марки, если сомневаетесь!

Таким образом, номинализм позволяет решить все проблемы в надстройке и гармонизировать любые отношения в ней же, не переходя в базис, и вообще не касаясь материального базиса. Если вам не нравится ваша жизнь – то вы просто не тех выбираете! В следующий раз выбирайте внимательнее, и вам вручат другую пустую коробку, с другой надписью – удовлетворяя любой ваш каприз. А если и в этот раз не удовлетворит, то, во-первых, вы опять сами виноваты, сами не знаете, «чего хочете», а, во-вторых, у вас будет шанс ещё через пять лет.

Не нравится эта пустая коробка? Выберете себе другую пустую коробку. И так, в течении жизни – можно сделать чуть ли не двадцать раз! Не жизнь – малина!

+++

Сняв вопрос о сверке с реальностью (базисом) – номинализм снял и всякое несовершенство, всякую шероховатость, столь обидно присущие живой жизни. Номинализм на бумаге и в рекламном образе доводит все демократические процедуры до идеального совершенства, отзывчив на всякую критику, и тут же, с ходу – может написать на пустой упаковке любое новое слово, только подскажите из толпы!

Это ведь только в реальной жизни действуют всякие противоречия, закон исключённого третьего, достаточность основания, и т.п. Номинализм от этих ограничений избавлен! Надо вам «право на жильё»? Да вот вам, берите!

Получив «право на жильё», торжественно вписанное в конституцию, человек наивно думает, что ему теперь дадут жильё. Но ему разъясняют, что это его право купить себе жильё. И тут с ним опять свобода: он может себе покупать жильё, а может оставаться бездомным, это его дело, его личный выбор! И если есть бездомные – то таков их собственный выбор. Им предлагали купить жильё, но они не пожелали. И в свободной стране их никто не стал принуждать…

Любое иное «право» номинализм активирует точно таким же способом. Потому они активируются легко, приятно, и ничуть друг другу не противореча, как у реалистов. Человек абсолютно свободен за пределами частной собственности – притом, что всё вокруг него чья-то частная собственность. Но есть ведь и общественные пространства! Вот там ты сам себе голова…

Человеку объясняют, что пользуясь своей свободой – он не должен ущемлять свободы других людей. Например, собственников, которые владеют всем вокруг: ты делаешь, чего хочешь, и они делают, чего хотят. Ты, например, волен к ним наниматься или не наниматься. А они вольны тебя уволить или не уволить. Слово-то какое благородное – «уволить»! Волю человеку дать! «Освободить с занимаемой должности» - тоже красиво звучит…

Ты волен выставлять свои условия, а они – свои. Никто никого не неволит! И тут уж как договоритесь, государство в это вмешиваться не должно, чать, не диктатура, не тоталитаризм! Все свободны!

+++

Игра в такую всеобщую свободу очень понравилась частным собственникам (пусть маленьким, но вполне себе монархам, бессрочным, никем не избранным и наследственным). Сперва они относились к этой демагогии с подозрением и страхом – но потом увлеклись так, что побежали, задрав штаны, вперёд любых радикалов.

Благодаря номинализму демократия и монархия, рабство и запрещение рабства существуют в параллельных мирах, не пересекаясь и не мешая друг другу. Причём «свободный» раб обходится даже дешевле и удобнее, чем раб официальный!

Если, например, вы покупаете крепостного, а он изувечится в просаке – это вам убыток, дорогая вещь испорчена. А если наняли «свободного» босяка, то – попади он в просак, он же будет и виноват. Вы его в шею, и нового, ему взамен. И, кстати говоря, платить, как за крепостного, не нужно. Найм – не покупка. Наймиты сами ломятся, за грош, за копейку, перед вами раболепствовать…

Все писатели, включая и пламенного большевика М. Горького, опираясь на разговоры со старыми крестьянами своего времени, фиксируют «удивительный» факт: после освобождения 1861 года положение крестьян, по их собственной оценке, не улучшилось, а… ухудшилось.

Это связано с тем, что раньше о крестьянине беспокоились хотя бы как о собственности, как о вещи, имеющей для хозяина стоимость. А после освобождения крестьяне стали совсем никем, одноразовым расходным материалом, использовал и выбросил, и никаких убытков.

Разумный человек понимает, что свобода, если к ней не прилагаются самодостаточные средства к существованию – на самом деле оказывается худшей, наиболее жестокой формой порабощения. Но много ли среди людей – разумных?!

+++

Номинал-демократия раз и навсегда покончила с идеологическим террором, даровав, а порой и весьма искренне, усердно опекая гражданские свободы человека. Ликвидацию идеологического террора номинал-демократия преподнесла как великое благо, и великое счастье.

При этом курирующие её опытные рекламщики умолчали тот факт, что идеологический террор возник не просто так, не по капризу дураков во власти, которым больше делать было нечего, кроме как людям рты затыкать.

Идеологический террор возник как противовес, противодействие зоологическому (экономическому) террору, древнему, как сама жизнь и безграничному.

Когда люди пожирают друг друга, пожирателю совершенно безразлично, какие слова говорил сожранный, какой идеологии он придерживался и какую веру исповедовал. Людоеды заверяют, что на вкусовых качествах жертвы каннибализма её взгляды и позиция никак не сказываются.

В попытке пресечь «войну всех против всех», связанную не с разницей во взглядах, а с идентичностью вожделений (каждому хочется приобрести одно и то же) – возникли в рамках цивилизации идеологические системы, стремившиеся упорядочить жизнь.

Например, цензура в СССР имела вполне понятную цель: предотвратить возврат капитализма. Если вы этого совсем не боитесь – то вам и цензура совсем не нужна. Нет общественных идеалов – нет и общественной цензуры. Сожрать человека человек может безо всякой идеологии: волки это делают с овцами, не имея не только философии, но даже и членораздельной речи…

Удаляя идеологический террор (ограничительные рамки для организации жизни по определённому порядку) номинал-демократия не могла, да и не хотела, и цели такой не ставила – удалить зоологический террор. То есть борьбу людей друг с другом за материальные блага в частном порядке.

Когда хозяева жизни это освоили – они не только бросили ностальгию по «старому прижиму», но и радости у них стали полные штаны. Свобода – это так классно!

Вот раньше тоталитарный режим ставил людей в очереди за жильём, и мариновал там, бывало, не один год. А сейчас – как кричит реклама с каждого экрана – сделку можно закрыть в один день! Пошёл, купил, и к вечеру у тебя уже ключи от квартиры, где деньги лежат. Если положишь. А не хочешь – клади их в другом месте. И никакой запары! Твой выбор: сам решаешь, покупать или не покупать, класть или не класть…

А раз так – то к хозяевам жизни какие претензии могут быть? Они же тебе все права, мыслимые и немыслимые, уже дали. Сколько не пыжься – новых не придумаешь. А даже если придумаешь, то без проблем, добавят в список твоих прав! Вот, к примеру, выдумали содомиты небывальщину – однополые браки, так их тут же власти и удовлетворили! Опять же, никто не заставляет: хочешь, такой брак, хочешь – другой. Твоя жизнь, твоя свобода, твой выбор!

Бездомный имеет не только голосовать наравне с миллиардером, но даже и быть избранным имеет право наравне с ним, куда уж больше! Или ты хочешь лишить миллиардера права избираться? Бессовестный: сам свободу имеешь, а другому её ограничить хочешь?!

+++

Некоторые думают, что полный отрыв от реальности, от базиса, от быта – слабость номинал-демократии. Напротив, эта оторванность – главная её сила, которая и позволяет ей быть идеальной, обойти все те «овраги», которых, как известно, на бумаге не существует.

Если, например, на выборах ничего существенного, важного не решается – то их легко организовать в полноте безупречности. На места, где вопросы распределения благ и собственности не решаются – никто особенно не рвётся, драматизма там никакого особого нет, в худшем случае – мелкая игра честолюбий.

Имея такой козырь, можно сделать выборы предельно прозрачными, неподдельно честными, открытыми и пригласить всех туда участвовать. Как на выборы председателя в гаражном кооперативе: он же не может у тебя отнять гараж, или наоборот, выдать тебе гараж собственной волей! У него, кроме возни с бумажками, ничего и нет – какой смысл в таких выборах включать «коррупционные схемы»?

В том и фокус, что надстройка, отделённая от базиса – гасит в себе все страсти, включая и низменные. Поскольку основные, реально-значимые, болезненные и проблемные вопросы решают собственники внутри своей собственности – надстройке остаются только балагурство и шоу. И потому она выглядит чистой, благородной – рядом с «борьбой бульдогов под ковром» в партии типа КПСС, которая ДЕЙСТВИТЕЛЬНО решает значимые и болезненные для людей вопросы реальной жизни.

Если рост возможностей увеличивает шероховатости и сбои, драмы и конфликты, то, соответственно (ещё одно открытие рекламщиков), и наоборот тоже: снижение возможностей поста снижает и всякий драматизм вокруг него.

Вместо либерального президента вообще может быть (и часто бывает) пустое место: система отлажена и работает БЕЗ НЕГО. Декоративность фигуры отменяет ответственность её выбора. Если твоя собственность (или её отсутствие) гарантированы тебе, то какая тебе разница, кто там сидит в верхнем кресле, и сидит ли там вообще кто-нибудь?

Его наличие тебе ничего не добавит, а устранение – ничего от тебя не отнимет. В таком случае среди ночи бежать с винтовкой его ставить или свергать – согласитесь, глуповато…

+++

Ещё одна удобная сторона номинал-демократии – это возможность в её рамках сваливать весь негатив с больной головы на здоровую. Мол, люди сами так проголосовали, они это сами выбрали – сами пусть за свой выбор и отвечают. Так возникает презумпция самовиноватости любого пострадавшего во всякой ситуации.

А крупнейшие собственники, осуществляя реальное, монархическое правление – в то же время уходят от ответственности, прячась за спинами номинальных, регулярно сменяемых фигур. Которыми для крупного собственника пожертвовать – дешевле, чем чихнуть. Не нравится вам Петров? Дык вот вам Сидоров! А если и он не понравится, я вам ещё кандидатуру найду, мало ли просителей у меня в приёмной околачивается, местечко себе выхлопатывает!

+++

Коренная суть номинал-демократии, вытеснившей реалистов социал-демократии с их корявыми попытками сделать «действительно всё по уму и по правде» - это формирование «общества спектакля» взамен общества-полиса, вырождение политики в античном смысле до уровня зомбирующих манипулятивных политтехнологий.

Несменяемый и наследственный, никем не избранный частный собственник сделал учёным два заказа, которые для него очень важны, и, если подумать, в его положении неизбежны. В отношении него нужно обосновать право на превосходство и право на неадекватность.

Задачка не из лёгких, но ей нашлось решение в идеологии Свободы.

И право быть богаче других, и право на неразумное решение в пределах частного владения – объявлены в ней свободной самореализацией личности, причём любой. Гигантская собственность уравнена с мельчайшей, отчего тот, кто боится, что с него снимут пальто – требует не отбирать банк у «другого частного собственника». По аналогии с этим своим «пальтом».

Право на неразумность, иррациональность поведения напрямую вытекает из приоритета свободы личности. Вы делаете, чего вздумается, и он – чего ему вздумается. Вы у себя в каморке, а он у себя в поместье, но принцип един для всех!

Так замкнулась умело сработанная ловушка номинал-демократии, замыкая миллионы людей в систему рабовладельческого безумия. Навеки? Они думают, что да, но в мире нет ничего вечного… 

Дмитрий Николаев, команда ЭиМ