Как Гегеля вверх тормашками перевернули: материализм и диалектика

Когда старик скверного нрава, но большого ума, Г. Гегель умирал, то, как пишут его биографы, он сказал перед кончиной: «умирает единственный человек, который меня понимал… Да и то не всегда…». Возможно, это лишь образчик специфического немецкого юмора, но трудно не признать, что учение Гегеля крайне сложно, и заниматься им – воистину «грызть гранит науки», а не плюшки трескать.

Кратко говоря, у Гегеля диалектика — это переход одного определения в другое, при котором обнаруживается, что определения содержат отрицание самих себя. Поэтому диалектика, согласно Гегелю, — движущая душа всякого научного развёртывания мысли и представляет собой единственный принцип, который вносит в содержание ограниченной человеческой науки связь с безграничной высшей Истиной (у Гегеля – «имманентность»). В любое наше утверждение вносится отрицание нашего утверждения через то, что мы заранее признаём: наше утверждение неполно, оно связано со временем и местом своего рождения, оно не может претендовать быть вечной и высшей Истиной, хотя стремится к ней.

Гегель, вопреки мифам о нём, весьма традиционен. Глубинной основой гегелевской диалектики является базовая концепция истории в христианской цивилизации, с которой цивилизация эта и началась (выделилась).

Это развитие применительно к человеческому обществу христианской доктрины. Гегель распространяет на общество и природу ключевые идеи христианского понимания связи Бога и человека.

В канонической версии, которую никто не может понять, у Гегеля «…всё конечное, вместо того, чтобы быть прочным и окончательным, наоборот, изменчиво и преходяще», поскольку, «будучи в себе самом другим, выходит за пределы того, что оно есть непосредственно, и переходит в свою противоположность».

Попробуем объяснить попроще: материальное воплощение идеи всегда «подводит» ту модель, которую пытается воплотить. Это происходит уже на уровне слов: «мысль изречённая есть ложь», писал поэт, потому что слов для полноты выражения идеи в любом языке не хватает, мы хотим передать мысль, и поневоле искажаем её через слово. Тем более это происходит на уровне созидания по проекту. Идеальный проект идеален не только в том смысле, что он в мире идей, но и в том смысле, что он Идеал. Пока он в голове – он идеально соответствует замыслу о себе. Но как только мы начнём воплощать его на практике – начнётся трение идеала о материальное, вдруг выяснится, что материя не даёт нам воплотить нашу задумку в полной мере. Пока мы летали во сне – всё было зашибись, но как только попытались взлететь на самом деле – выяснилось, что крыльев нет, и т.п.

Мы хотели построить социализм. И мы его даже вроде бы построили. Но не такой, какой был в идеале. А такой, какой получился в материальном мире, со всеми «косяками» и несовершенствами практического воплощения модели.

Когда идея сталкивается с материей, они взаимно ломают друг друга. Идея ломает материю, приспособляя под свою задумку, а материя ломает идею, заставляя признать, что задумка в изначальной идеальности невоплотима.

Осуществлённый проект оказывается «в себе самом другим, выходит за пределы того, что он есть непосредственно, и переходит в свою противоположность».

Потому Гегель и формулирует свою диалектику как «всеобщий метод познания противоречий как внутренних движущих сил развития бытия, духа и истории». Так, например, клюнийское движение есть отрицание праведности церкви для… восстановления праведности церкви.

Если отбросить диалектику, и признать, что церковь утратила праведность – то, собственно, её остаётся только отбросить и забыть.

Реформируют только то, ценность чего признают (и одновременно отрицают - реформированием). А то, ценность чего не признают – просто выбрасывают, зачем его чинить? Если в нём ценности никакой нет – нафиг вообще с ним возится?

Так и получается диалектика: «ценности нет, но ценность есть». В данном состоянии у системы (например, государства) ценности нет, но если её отремонтировать, то ценность вернётся.

Если ценность есть, и точка – это метафизика.

Если ценности нет, и точка – это тоже метафизика.

А вот если ценности нет, но она есть – то это диалектика.

Если социализм «не такой», то есть два пути: начать его делать «таким», или просто отрицать его нужность. Мы пошли вторым путём, и пришли в очень плохое место. Китайцы пошли первым путём, через диалектику «отрицания отрицания» - и у них есть, по крайней мере, шанс на светлое завтра.

Отрицание отрицания предполагает, что мы отрицаем текущее состояние системы, но не отрицаем его идеального, умозрительно-усовершенствованного состояния. «Эта машина не на ходу» - отрицание возможности поездки на данной машине. «Но если её починить, то она поедет» - отрицание отрицания возможности поездки на данной машине.

+++

Несмотря на сложность восприятия, учение Гегеля имеет смысл. Понять его могут немногие, а для остальных существует в христианской цивилизации адаптированная форма, не требующая большого ума (и потому куда шире распространённая): «никто не свят, только один Бог свят», и «ничто не совершенно, один только Бог совершенен». Практический смысл этого учения в том, что наши земные поделки можно улучшать.

Это очень важный элемент, который дал христианской цивилизации возможность прогресса, восходящего развития, которого у других ветвей цивилизации, замкнутых в кольцо, нет.

Обыденное человеческое мышление мыслит так:

-Если что-то правильно, верно, то его в рамочку и на стену, и ничего в нём не менять, объявить его святым совершенством.

-Если что-то неправильно, неверно – то искоренить, уничтожить, выкорчевать с корнем, растоптать и забыть.

В рамках такой модели тоталитарные секты поклоняются своим гуру, а луддиты ломали машины, видя от машин текущий вред, и не понимая перспективной ценности машин.

Признанное правильным имеет свойство окостенеть, омертветь, забронзоветь в своей почётной рамочке, признанное правильным претендует на абсолютность, неисправимость. На наших глазах нечто подобное случилось ведь и с марксизмом: наши предки признали его верным, а раз так, то в нём нельзя менять ни запятой – только благоговейно зубрить! А потом, когда по ряду причин его признали неверным – его просто взяли и выкинули весь.

Как говорил Салтыков-Щедрин – «у нас или в ноги, или в морду». Но так не только у нас.

Человек так устроен, что определив верное верным – поклоняется ему, а определив неверное неверным – уничтожает.

Мысль о том, что наши земные поделки одновременно и верны, и не верны, что их можно улучшать, а не выбрасывать огульно, и не поклоняться им, как высшему совершенству – весьма нова и революционна в христианской цивилизации.

Любая иная цивилизация, если сделала машину и получила от машины благо – делает эту машину каноничной, сакральной, и любую правку в конструкцию объявляет «ересью» и «невежеством», посягательством на культурное наследие.

Либо фанерный самолёт объявляется неприкосновенным, либо отрицаема сама идея авиации. Либо марксизм – догма, либо он вообще не нужен ни в какой своей части. Тому, чему не поклоняются – проклинают. Тому, что не проклинают – тому поклоняются. Случайная форма практической реализации хорошей идеи тут же сакрализируется, и объявляется тождественной самой сути хорошей идеи. Так происходит в любой циклически-замкнутой цивилизации.

Между тем новые конструкции самолёта отрицают не саму идею авиации (они преемственно берут её у фанерного самолёта), а только конструкцию фанерного самолёта. То есть идея самолёта, идеальный самолёт – реализует себя через отрицание предыдущих своих воплощений, но отрицая это отрицание в новых моделях.

+++

Диалектика Гегеля имеет смысл только в том виде, в каком её предложил Гегель – а он говорил о противоречиях, как движущей силе развития в контексте раскрытия «Духа Истории», «Мирового Духа». Когда материалисты перевернули Гегеля с ног на голову, и создали «диамат» - вся теория утратила смысл.

А в чём он был, смысл-то?

Ну, грубо говоря: у христианской цивилизация есть совокупность идей, которые являются её целями. Эти цели надо воплотить, но не получается. Материя сопротивляется и не даёт. И постепенно её ломают, подбирают к ней ключи, создают разного рода переходные устройства, чтобы в итоге поставленные цивилизацией, но в текущей практике невоплотимые идеалы – воплотить в жизнь.

Например, одна из базовых целей христианской цивилизации – это «снятие» частной собственности. Её нужно удалить, её многократно пытались удалить, но всякий раз реальность била по рукам. Вослед отрицанию частной собственности следовало отрицание отрицания.

Между тем гегелевское «снятие» и марксистское «уничтожение» - разные (хоть и одинаково направленные) вещи. Уничтожение – это физическое, насильственное удаление чего-либо. «Снятие» у Гегеля – это удаление через постепенно проявляющуюся ненужность, невостребованность.

Помните, были такие видеомагнитофоны ВХС-формата? Так вот, они «сняты» по Гегелю. Их же никто не запрещал, не отбирал, комиссары по домам не ходили, вырывая эти видаки из рук рыдающих семейств… Появились новые формы передачи видео, они вытеснили актуальность ВХС, и кассетные видяшники тихо ушли из нашей жизни. Они оказались «сняты» новыми форматами видео. Кое у кого они остались, мало у кого, но никто не преследует за просмотр ВХС-кассет: хочешь – смотри! Другое дело, что в наши дни гонять кассетник – странное чудачество, мало кому понятное…

Вот нечто подобное - «снятие» - должно произойти с частной собственностью в рамках христианской цивилизации (потому что удаление частной собственности – бесспорная базовая цель христианства, что бы не возражали демагоги, эта цель отражена во всех программных документах христианства).

Нетерпеливые люди говорят – а зачем нам ждать «снятия», а давайте поторопим историю, а давайте удалим и уничтожим! Но их действия оказываются (уже оказались) бумерангом, который прилетел им по лбу: произошло отрицание отрицания. Диалектика, мать её, действие равно противодействию…

+++

Что происходит при переворачивании старика Гегеля с ног на голову? Возникает диамат (диалектический материализм).

Маркс так описал разницу между его диалектикой и диалектикой Гегеля: «Мой диалектический метод по своей основе не только отличен от гегелевского, но является его прямой противоположностью. Для Гегеля процесс мышления, который он превращает даже под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург действительного, которое составляет лишь его внешнее проявление. У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней».

Сознание понимается в диамате как свойство материи отражать саму себя, а не как отдельная, самостоятельная сущность. Материя находится в постоянном движении и развивается самостоятельно. Диалектика же выступает в качестве отражения законов развития этой материи.

Пропал не только смысл, который вкладывал в диалектику Гегель, но и вообще всякий смысл.

Развитие, прогресс – есть переход от худшего к лучшему. Соответственно, деградация, упадок – это обратный переход. Потому для верующего человека нет вопросов, как определить прогресс: что ближе к Богу, то и прогресс, а удаление от эталона – регресс. А теперь скажите мне, что такое прогресс для материалиста?!

Понимаете – перемена состояний неодушевлённого предмета не является ни прогрессом, ни регрессом, ни развитием, ни деградацией. Не совсем понятно, как движение происходит без перводвигателя, но оставим это в стороне, чтобы совсем уж не возбуждать материалистов. Предположим, что оно происходит, и даже без первопричины и перводвигателя, но с какой стати движение неодушевлённого предмета налево (от кого?) есть прогресс, а направо – регресс? О каком развитии и чего вы говорите?

Если ковёр свёрнут в рулон, и я его раскатаю – то можно говорить о «развитии ковра», но только в самом прямом смысле слова, как разворачивании. Да, ковёр развернулся – но что в это прогрессивного? А если я его обратно в рулон закатаю, то что в этом реакционного и какое в этом мракобесие?

Неодушевлённые предметы движутся. Они меняют состояния. Но в этом нет ровным счётом ничего лучше или хуже предыдущего их состояния. Если вода превратилась в пар, то это прогресс воды, или наоборот, торжество реакции? А если вода превратилась в лёд – это как трактовать с точки зрения «развития»? Как революцию или контрреволюцию воды?

Идея развития, прогресса – преемственно взята Гегелем из христианской цивилизации, а христианской цивилизацией – из теозиса, т.е. противоречия идеалов и текущих состояний реальности.

И прогресс, всё прогрессивное – это приближение материальной реальности к духовному идеалу. Это преодоление силами науки и техники проблемы «не получается, не выходит». Нам чего-то надо. Оно нам надо – а не получается. Тут мы напрягли извилины, исхитрились, машины какие-то собрали под свои цели – и бах! Получилось!

Но это же не случайная мутация, это подтаскивание материального к идеальному! Если бы речь шла о случайной перемене, никак не связанной с идеалами цивилизации, то ничего прогрессивного в ней бы не было. Наоборот, случайная непредсказуемая переменчивость пугает, она именуется «злокачественными мутациями» и отвращает от себя здорового человека. Если у человека вдруг отрастёт третья нога или третий глаз, то это вызовет ужас, а не восторг прогрессом.

Поскольку в перемене состояний неодушевлённых предметов (а у материалистов всё неодушевлённое, «одушевлённое» - у них только поэтическая метафора для сложных форм процессов брожения) нет никакого развития (ибо некуда развиваться-то) – то идея «развития через смену форм» кажется, мягко говоря, странной.

Для христианина избавиться от частной собственности – это теозис, уподобление Христу и апостолам. Этот путь он понимает как путь от несовершенства зверя к совершенству идеала. Но что такое избавиться от частной собственности для материалиста? И зачем? Да, это иное состояние системы, допустим. Но чем оно лучше или хуже? И каков эталон, от которого определять будут - что хуже, а что лучше?

В дарвинизме есть только одно достоинство – выживание, причём Дарвин упорно подчёркивал, что и оно не достоинство, а случайность. «Достоинством» выживание объявили романтики дарвинизма. А вот дарвинист, профессор Леон Меггинсон так комментирует «чёрную романтику» выживальщиков: «Согласно дарвиновскому "Происхождению видов", выживает не самый умный из видов, не самый сильный, а тот вид, который лучше всего способен адаптироваться и приспосабливаться к изменяющейся среде, в которой он находится».

Короче говоря, выживает тот, кто выживает, и это не достоинство, а простая тавтология. Вопрос слепого везения – если жизнь считать везением, в чём тоже есть сомнения на почве материализма. А такое ли уж это везение – выжить? Шопенгауэр считал, что не очень…

«Диамат» обещает развитие (прогресс) – игнорируя тот факт, что в материализме развитие (прогресс) невозможны и немыслимы. Или, что то же самое, ими можно объявить что угодно, в режиме чистого произвола.

Один, к примеру, считает, что цель прогресса – комфорт, удобство, удовольствие, наслаждение человека. И выходит, что нет ничего прогрессивнее наркотиков и слабоумия (ибо умножающий познание умножает скорбь). Другой считает, что цель прогресса – выведение какого-то мутанта, «сверхчеловека» - и для реализации этой цели строит Освенцим с Бухенвальдом…

+++

Гегель выделил основные принципы своего учения так:

1) принцип всеобщей взаимосвязи, утверждающий, что всё связано со всем, и только ограниченность человеческого знания не позволяет видеть все существующие связи;

2) принцип развития, провозглашающий поступательное движение от низших форм организации к высшим, противоречия, но на более высокой ступени развития.

3) закон единства и борьбы противоположностей

4) закон перехода количественных изменений в качественные

5) закон отрицания отрицания.

Диалектический материализм исключает первые два пункта, а три оставшихся обессмысливаются, хоть формально и остаются. Первый принцип связан с Единой Истиной, у которой есть обладатель – Бог. Если же оставить только человеческое знание, а оно ограничено и несовершенно – то всеобщей взаимосвязи некому постичь, неоткуда увидеть, отчего же мы тогда решили, что она есть? Какой-то «чайник Рассела» получается…

Второй принцип, если приложить его к материализму, сразу порождает вопросы: каких «низших» форм? По отношению к чему они «низшие»? А «высшие» формы – они «высшие» относительно чего? Можно считать низшим шахтёра, ибо он под землёй, в высшим лётчика, ибо он выше всех… Но вы же понимаете, что речь шла совсем не об этом!

Как вообще вне эталона можно оценить, что выше, а что ниже?

В этих условиях остальные принципы диалектики даже если и сохраняются – формально – то лишь отражают смены равноценных форм состояния материи, которые, «как пифагоровы штаны – во все стороны равны».

И это, разумеется, демотивирует диалектический метод, с чем, вероятно, мы и столкнулись при странных процессах распада «советского проекта», в котором отрицание не нашло встречного отрицания.

Отрицание отрицания в отношении жизни – это воскрешение.

И если его предполагать, то смерть, как отрицание жизни, не будет иметь никакого вторичного отрицания. Просто всё и кончится. Без «гегелевской спирали»…

Николай Выхин, команда ЭиМ