В. Авагян: "...на этом пути у экономики нет перспектив"

Одним из законов экономической науки является закон неразрывной связи между качеством потребления и вменённым охватом системы. Нетрудно понять, что для удовлетворения всех потребностей малого количества людей нужно гораздо меньше мощностей, ресурсов, работников, чем для удовлетворения даже самых простых и базовых потребностей, но у широкого круга лиц.

С этим сталкивался каждый, кто, например, организует банкеты: банкет на 10 персон, даже включая в себя редкие деликатесы, обойдётся дешевле, чем банкет на 100 персон, с куда более традиционными блюдами.

Поэтому нельзя говорить об эффективности экономической системы, не изучая вменённого ей охвата.

Если мы говорим о главной силе (и главной хитрости) рыночной системы, то у неё вменённый охват предельно эластичен. У классического рынка XIX века он вообще не обозначен. Система должна качественно обслужить платежеспособных господ, а сколько их будет – вообще не обозначено.

В ХХ-м веке начался подкуп жителей метрополий, а потому возник неклассический рынок, со «средним классом», раздуваемым вопреки закономерностям системы, появился вменённый охват. Сейчас этот процесс, которому придавали такое большое значение – предсказуемо пошёл вспять, «социальные государства» демонтируются, потому что логике рыночной системы они не соответствуют. Они снижают эластичность вменённого охвата – а максимальная эластичность является важнейшим базовым требованием свободного рынка.

В то же время жёсткие рамки вменённого охвата порождают знакомые нам дисбалансы социалистических систем. Если системе нельзя, запрещено «скидывать лишних», «избавляться от балласта», если ей вменяется кормить всё население страны и ни человеком меньше – могут случиться пусть преодолимые (в отдалённой перспективе), но очень болезненные для текущего состояния системы дефициты. Ведь производственные мощности – это не скатерть-самобранка, их возможности всегда ограничены, и мощностей, которых на 100 человек хватало с лихвой – может, порой даже трагически, не хватить на 10000 человек.

Система, если грамотно управляется, будет добирать недостающие мощности, но это, как понимает любой технолог, не одномоментный процесс, и не гладкий. Сделать больше реальных благ – гораздо сложнее, чем сократить число претендентов на них, чем силён рыночный метод. Со времён позднего средневековья английские «огораживания» производят огромные толпы выброшенных из жизни «лишенцев», на которых охват существующей в стране системы снабжения просто не распространяется. Британский индивидуализм, лежащий в основе либерализма, «решает» это так:

-Пока убивают не тебя – это не твоё дело, потому что тебя не касается. А когда убьют тебя, это вообще никого не касается, потому что ты исчез, а других это не касается.

Если у системы нет вменённого охвата – то любую нехватку система легко решает путём сокращения потребителей (претендентов), отчего витрина изобилия сохраняется при любом состоянии валового выпуска благ. Никакой кризис никак не сказывается на витрине рыночной системы: там всегда будет всё. Вопрос в другом: для какого круга лиц?

Менее эластичные системы производства – в значительно большей степени подвержены внешним разрушениям картинки изобилия. Все проблемы с реальным, материальным производством при фиксированном круге вменённого системе охвата чувствует на себе каждый, а не только изгои. Потому что система делит негативные явления на всех, не обязательно поровну, но так или иначе – раскладывает в режиме «круговой поруки».

Что касается системы, у которой нет вменённого охвата, то в ней очевидны противоположные процессы: «рыба рыбой сыта, а человек человеком». Бедствия и успехи людей растут параллельно: чем больше у одного беды, тем больше успеха у другого.

Это связано, например, с оплатой труда. Чем дешевле один человек вынужден продавать свой труд, тем выгоднее это тому, кто выступает покупателем труда.

Нельзя подозревать предпринимателей в стремлении снизить оплату труда в стране в целом: наоборот, это больно бьёт по ним, сокращает спрос на их продукцию и услуги. А потому каждый предприниматель мечтает о росте платежеспособности покупателей – но обеспеченном извне.

Так возникает ловушка рынка: каждый предприниматель стремится снизить издержки у себя. Эти усилия чисто арифметически складываются. Стоимость труда падает, вместе с ней падает и покупательский спрос. А как его поднять?

Если частный предприниматель поднимает оплату СВОЕМУ персоналу, то он примет убытки на себя, а прибыль обеспечит ДРУГИМ. Ведь спрос его рабочих если не на 100, то уж на 99% точно состоит из покупок, сделанных у других предпринимателей. Допустим, предприятие производит сыр, но ведь не одним сыром жив человек! Человек получил прибавку, пошёл и потратил её: на то, на сё, на пятое, на десятое. Прибавка обеспечила рост сбыта производителям всего этого. Но она изъята из кармана работодателя. А назад не вернулась, и даже если вернулась (в числе прочего стали покупать и больше сыра тоже) – то в очень малой степени.

Понятно, что такое «доброе самарянство» экономически обосновать очень трудно. Снижая свои издержки, предприниматели нечаянно снижают и общий спрос (методом сложения своих усилий по экономии, каждый на своём месте). А пытаясь повысить спрос – они вынуждены будут увеличить свои издержки ради повышения чужих прибылей…

Если Маркс писал (отражая эту динамику) о классовых противоречиях. Мы добавляем к классовым противоречиям межотраслевые (всякому выгодно, чтобы продукт его отрасли резко вырос в стоимости относительно продукта других отраслей), геоэкономические, национально-колониальные, да и попросту персональные.

Человек, который продаёт что угодно, независимо от классовой принадлежности, заинтересован продать дороже. Покупатель – наоборот, заинтересован купить дешевле. Говорят – рынок отрегулирует… Да, но как? Ведь очевидно же, что сторона, имеющая преимущества (неважно как и откуда возникшие) – будет давить на другую сторону, и тем сильнее, чем более развиты в стране рыночные отношения.

Рынок мог бы действовать по описанным в «Экономиксе» правилам при условии, что встречаются две абсолютно равные по возможностям стороны, каждая из которых в состоянии нанести другой «неприемлемый ущерб». Но в реальной жизни нет двух абсолютно равных сил! В любой паре всегда найдётся тот, кто слабее, и тот, кто сильнее.

Всегда от кого-то зависит, пусть немного, но больше, чем от другого. Если умело давить – то превосходство будет возрастать, пока не примет гомерических картин описанных классиками социальных ужасов XIX века (впрочем, чего-чего, а социальных ужасов и сегодня навалом).

Всё это неизбежно происходит с экономической системой, в которой нет жёсткого вменённого охвата, то есть не указано точное число лиц, которых она обязана (а не просто имеет право) удовлетворить.

Подлость жизни в том, что при сужении вменённого охвата – без привлечения дополнительных ресурсов, самым простым и лёгким (и быстрым) способом повышается сервис для «оставшихся». С одной стороны, потребителей стало меньше, и потому продуктов нужно меньше. С другой- именно по причине сокращения числа потребителей оставшимися начинают особенно дорожить.

Разумеется, экономика Разума не может строиться на таком, по сути, взаимно-пожирающем, основании. А потому она не может исходить из одного только качества потребления обслуживаемой единицы спроса. Ей необходимо включить в анализ другой, количественный критерий. То есть, грубо говоря, не сводить количество потребителей под возможности экономики (что просто, но бесперспективно). А наоборот, расширять экономику до имеющегося, вменённого в обязанность количества потребителей (что тяжело и долго, но зато перспективно).

Если человечество не совершит такого поворота (от наличного к вменённому спросу) – то оно погубит себя, причём самым страшным способом: заживо пожирая друг друга. Многочисленные рыночные войны уже начали у нас на глазах этот процесс…

Вазген Авагян, экономический обозреватель ЭиМ