ЛИСАНЕВИЧ – ОТКАЗАЛСЯ, А МАРТЫНОВ – УБИЛ

На мой взгляд, весьма несправедливо, что в лермонтоведении практически неизвестно имя Семёна Лисаневича. Во всяком случае, я его не встречала, сколько бы ни читала в трудах современных лермонтоведов о жизни, творчестве и гибели Михаила Юрьевича. Особенно о последних месяцах его жизни, а ведь о гибели великого поэта исписаны тонны бумаги.

Все знают, что эта трагедия произошла в Пятигорске, у подножия горы Машук 15 июля 1841 года. Участники дуэли остались в истории литературы, и любой, может быть, только кроме нынешних школьников, которым литература, говоря современно-приблатнённым языком, «до фени», назовёт имя убийцы великого поэта. (Почему-то имена убийц, тиранов, злодеев остаются в памяти большинства. Нервы что ли щекочет?)

А вот имя Семена Дмитриевича Лисаневича знает только очень узкий круг почитателей поэзии Лермонтова. Но ведь это имя, по-моему, должно быть одним из главных для лермонтоведов, ведь именно этого юношу склоняли сначала к дуэли с поэтом.

В своей биографической книге о Лермонтове П.А. Висковатый пишет: «Как в подобных случаях это бывало не раз, искали ка­кое-либо подставное лицо, которое, само того не подозре­вая, явилось бы исполнителем задуманной интриги. Так, узнав о выходках и полных юмора проделках Лермонтова над молодым Лисаневичем, одним из поклонников Надежды Петровны Верзилиной, ему через некоторых услужливых лиц было сказано, что терпеть насмешки Михаила Юрьевича не согласуется с честью офицера. Лисаневич указывал на то, что Лермонтов расположен к нему дружественно и в случаях, когда увлекался и заходил в шутках слишком далеко, сам первый извинялся перед ним и ста­рался исправить свою неловкость. К Лисаневичу приставали, уговаривали вызвать Лермонтова на дуэль – проучить. «Что вы?! – возражал Лисаневич, – чтобы у меня поднялась рука на такого человека!».

Есть полная возможность полагать, что те же лица, которым не удалось подстрекнуть на недоброе дело Лисаневича, обратились к другому поклоннику Надежды Петровны – Н.С. Мартынову. И тут эти люди нашли полное понимание, а их подстрекательства стали руководством к действию. Здесь они, конечно, должны были встретить почву более удобную для брошенного ими семени. Мартынов – мелко-самолюбивый и тщеславный человек, чье умственное и нравственное понимание не выходило за пределы общепринятых понятий, давно уже раздражался против Лермонтова, которого он в душе считал ниже себя и по карьере, и по талантам салонным. О его поэтическом гении Мартынов, как и многие современники, судил свы­сока, а может быть, в критической оценке своей не захо­дил далее того полкового командира Михаила Юрьевича, который после невзгоды последнего, постигшей его за сти­хи на смерть Пушкина, выговаривал ему: «Ну, ваше ли дело писать стихи?! Предоставьте это поэтам и займитесь хорошенько командованием своего взвода». Где было Мар­тынову задумываться над Лермонтовым как великим по­этом, когда такие люди, как товарищ поэта Арнольди, еще в 1884 году говорили, что все они в то время писали стихи не хуже Лермонтова».

Офицеру, Семёну Дмитриевичу Лисаневичу, было в то время 19 лет, но он понимал и чувствовал, что такая дуэль, а фактически – убийство, дело чёрное, недостойное не только звания офицера, но и вообще человека.

О Семёне Лисаневиче я узнала немного. Родился он в 1822 году, был младше Михаила Юрьевича на восемь лет. В то лето, когда произошла роковая дуэль, он тоже был на водах в Пятигорске. Служил Семён тогда прапорщиком Эриванского карабинерского полка, был сыном командующего войсками Кавказкой линии генерал-лейтенанта Дмитрия Тихоновича Лисаневича (1778-1825), чьё имя осталось в истории кавказских войн.

Почему же широкой публике имя Семёна Лисаневича практически неизвестно, и лермонтоведы им не интересуются? Я даже не нашла его портрета в интернете. Первый биограф поэта П.А. Висковатый по свежим следам мог бы многое узнать. Ведь здесь бы точно открылась тайна дуэли. Раз Семёну предлагали вызвать Лермонтова на поединок, значит, были люди, в этом заинтересованные, и получается, что смерть М.Ю. Лермонтова была уже запланирована. Только Лисаневич не захотел стать курком в руках убийц, а Мартынов стал. Тут выявляется низкая моральная планка духовного облика лже-офицера. И какая бы причина ни толкнула Мартынова на этот поступок (насмешки или честь сестры), он, всяко, убивец, хотя впоследствии старался оправдаться, что им двигала «рука провидения».

Наёмник в кустах

В русло этой версии прекрасно укладывается и догадка некоторых из лермонтоведов о том, что в кустах был наёмник-убийца, который в случае неудачного выстрела дуэлянта всё равно бы завершил начатое дело и довёл бы его до смертного конца.

А ведь логично, 19-летний юноша Семён Лисаневич при согласии на выполнение этого рокового выстрела мог промахнуться, и сидящий в кустах наёмник довершил бы дело.

Я очень сомневаюсь, что секунданты могли не знать о готовившемся убийстве. Наверняка, Семён Лисаневич кому-нибудь рассказывал об этом заговоре, ведь Висковатый явно не выдумал сей факт. А такую тайну кому-нибудь только шепни, сразу же она пойдёт по людям. Некоторые, конечно, просто не поверили в эти слухи, ведь это настоящее уголовное преступление, и о нём, наверняка, постарались быстро забыть (мало ли кто о чём болтает).

Но кто-нибудь из секундантов, скорее всего, слышал об этом. И когда Лермонтова убили, недаром участники дуэли столь сплочённо всё запутывали. По-моему, они все были повязаны общей тайной и общей кровью. Выходит, они тоже уголовные преступники, какой уж у них может быть кодекс чести офицеров.

Когда я напечатала свою заметку «Лисаневич – отказался, а Мартынов – убил» в своей газете «Приневский край» (№ 129 от 31.05.2011 г.), и заметка попала в интернет, мне пришло сообщение из Луганска от Сергея Омельяненко.

«Здравствуйте, Зоя! Я занимаюсь поисками данных о Семёне Дмитриевиче Лисаневиче. С ребятами-казаками мы заготовили дубовый брус для креста, чтобы установить на могилу И.П. Штеричу, С.Д. Лисаневичу и его дочерям.

История такая. В 1986 году в селе Ивановка Луганской области был взорван храм. В 1990 году при расчистке трактор провалился в склеп. Оттуда вытащили останки. (В склепе были останки Ивана Петровича Штерича, Семёна Дмитриевича Лисаневича и двух его дочерей – Поликсены и Анны.)

Приезжала прокуратура… Также приезжали историки с луганского пединститута. Обещали исследовать, но воз и ныне там. Останки лежали более года в коммунхозе. Потом их свезли на кладбище и захоронили. Год назад я заинтересовался этими событиями и начал собирать информацию, и был поражён: какие люди у нас жили. Когда их вытащили, я это видел. Было четыре мраморных таблички. Сейчас две из них утеряны, а две хранятся в церкви. Кое-что мне прислала с архива Настя Штерич. Останки хотели перенести назад в склеп, но владыка поставил условия. Финансово я их не потяну. Сейчас война, все сидят без работы. В 1855 году И.П. Штерич написал завещание на имя своей племянницы Поликсены Петровны Мусиной-Пушкиной. Огласить это завещание на опекунском совете завещал полковнику Лисаневичу Семёну Дмитриевичу».

Сергей Омельяненко прислал и фотографии, из архива и свои.

Значит, теперь мы знаем, где могила Семёна Дмитриевича Лисаневича. Так постепенно можно восстановить облик настоящего офицера, порядочного человека, который отказался убивать Михаила Юрьевича Лермонтова.

Одной из версий гибели Лермонтова прочно остаётся зависть окружающих к его таланту, оттого-то и сложился заговор отдыхающих на водах в Пятигорске в 1841 году. Эта версия тоже имеет право на существование. Надо знать хоть немного людей, особенно так называемых творческих. Мартынов писал стихи, да и многие другие вокруг Лермонтова пописывали. Естественно, каждый считал себя величиной, а других – нулями. В творческой среде такие качели сплошь и рядом. Но, как мне кажется, по-настоящему талантливый человек, самодостаточен и уверен в себе, поэтому уничтожать соперников морально или физически он не станет. А тот, кто чувствует незначительность своего таланта, на такие преступления очень даже способен. Тому примеров немало и в современной жизни творческих людей.

Сейчас находятся охотники обелить убийцу М.Ю. Лермонтова.

Стихослагатель убил поэта

Прочитала я статью А.Смирнова «Поэт убил поэта» в газете «Литературный Санкт-Петербург» (июль № 4, 2018 г.) Там речь идёт о том, что поэты (Лермонтов и Мартынов) встретились на поединке на равных, и один, по несчастью, по случайности убил другого. А потом шла подборка стихов Мартынова, якобы, по таланту равная стихам Лермонтова. К тому же в статье доказывалось, какой был храбрый офицер Мартынов, как он доблестно сражался на Кавказе, оттого и звание у него довольно высокое.

Прочитала я эту статью и поняла, что-то очень важное сместилось в нравственном сознании современных людей. Недаром именно в наше время активно заявила себя в оправдательном аспекте и убийца Николая Рубцова, она даже нашла в этом довольно крепкую поддержку среди пишущих петербуржцев.

А ведь тогда, когда случилась трагедия, никаких сомнений в том, кто убил, не было ни у кого, включая и убийцу. Она сама заявила, что задушила Рубцова. Могла бы ещё тогда найти себе оправдание, сказав, что была в состоянии аффекта и получила бы не 8 лет, а до 5 лет (ст. 107 УК РФ). А если бы сказала, что трагедия произошла при превышении мер самообороны, вообще до 3 лет (статья 107 УК РФ). Так ведь даже этого не сказала, и не только потому, что была юридически неграмотна, как большинство населения, а просто правду было легче сказать, да и все свидетельства насильственной смерти Рубцова были тогда налицо, и любая её ложь сразу же была бы опровергнута. Поэтому тогда она не рискнула лгать.

Почему же теперь она преспокойно переворачивает всё с ног на голову? А потому, что чувствует, она найдёт поддержку среди других людей. И находит. Она заявляет, что Рубцов умер от инфаркта, говорит, что «сердце просто у него не выдержало, когда мы сцепились». Через 40 лет после убийства можно говорить всё, что угодно, лишь бы себя обелить. Ещё и подводит к мысли, что её пожалеть надо: она 40 лет живёт в муках, как на Голгофе.

Пройдёт ещё 40 лет, число людей, верящих в новую версию Дербиной, легко может увеличиться в разы? А ещё через 30-40 лет уже все будут думать, что никакого убийства и не было – мол, пил-пил и допился? Ведь его сожительница лучше знает, что тогда произошло.

Ситуация совсем такая же, как в случае, описанном в статье А.Смирнова, который так и пишет, но уже об убийце М.Ю. Лермонтова: «правдивее нет ответа, чем тот, который дал в своей «Неоконченной исповеди» сам дуэлянт Николай Мартынов, написав об этом в 1871 году». А там он написал, что дуэль спровоцировал Лермонтов.

Выходит, мнение убийцы, и тоже спустя много лет после убийства, становится главенствующим и неоспоримым?

Скажите, что происходит с сознанием людей в наше время, если мнения убийц столь авторитетны? Если подойти к этому вопросу по закону, то тут напрашивается статья о клевете. Может, нужно рублём наказывать таких лжецов, раз ради «красного словца» они готовы очернить не просто людей, а гордость нашей литературы и нации? Поражает, что эта статья напечатана в литературной газете Санкт-Петербурга, культурной столице страны, и когда я написала опровержение на статью, редактор отказался его печатать, выражая солидарность с автором статьи.

Кстати, можно ли убийцу называть «поэтом»? Этот вопрос тоже из области нравственности, которая сейчас, явно, не на высоте, коль мнения убийц стали столь значимыми.

Зоя БОБКОВА, г. Гатчина, День Литературы