Либерализм – религия смерти

В бесконечных дискуссиях наших дней сталкиваются субъективные мнения, отчего порой кажется, что ничего объективного и вовсе не существует, а всё зависит исключительно от «кочки» зрения. Те, кому по тем или иным причинам хорошо – говорят: нам хорошо, это и есть хорошо. Те, кому плохо, говорят – нам плохо, это и есть плохо. А если их поменять местами? Обе стороны запоют на противоположный лад. Причём микросоциология постоянно проводит такие жестокие эксперименты.

В своих мемуарах "Карьера менеджера" знаменитый американский управленец времён «развитого капитализма» Ли Якокка писал так: «Говорят, что люди голосуют своими бумажниками, и политические взгляды моего отца действительно менялись в зависимости от уровня его доходов. Когда он бедствовал, мы были на стороне демократической партии… Однако в периоды процветания — до кризиса и после того как он был уже полностью преодолен — мы были республиканцами. В конце концов, мы за свои деньги работали изо всех сил и заслужили право распоряжаться ими в своих интересах».

Если исходить из логики Ли Якоки (а он далеко не худший в мире капиталистов деятель) – то объективного Добра и зла просто не существует. Есть интересы в конкретной ситуации, которые меняются на противоположные в иной ситуации. 

Отсюда следующий шаг, который дегенеративный либерализм делает (уже без Якоки, тот деловой человек): уравниваются категории «полезное» и «приятное». Если человеку что-то по кайфу, приятно, нравится – то это и полезно, и добро. Только наркоману, решившему «завязать», об этом не говорите, а то… сами понимаете…

Буржуазный либерализм, при всем его антикоммунизме, почерпнул идею «классовой морали» из марксизма: в этом они солидарны, как Пат и Паташон. Это очень токсичная идея, которая делает предательство начальство, сгубившее СССР, не гримасой истории, не случайностью, а железной неизбежностью.

Если у пролетариев своя мораль, а буржуев своя, то пролетарий, перестав быть пролетарием – автоматически утрачивает и прежнюю мораль. Как только вчерашний пролетарий, упорством или случайностью, оказывается у рычагов управления – он «превращается в тыкву», в его голове Добро и зло меняются местами (что мы и видели, лучше и ближе, чем хотелось бы).

Означает ли это, что объективно Добра и зла не существует, они списаны «помудревшим» человечеством в утиль, вместе с идеями Истины и Смысла Жизни? Нет.

+++

Главный антагонизм цивилизации пролегает, конечно, не между буржуями и пролетариями. Если мы будем внимательно рассматривать историю цивилизации, то увидим, что главный антагонизм – между теми, кому нужно будущее, и теми, кому оно не нужно. Это создаёт удивительные, непостижимые для марксиста исторические комбинации, в которых некоторые цари оказываются прогрессивными, а пролетарии некоторых стран монолитно встают на сторону нацистского вождя.

Антагонизм истории цивилизации, выделивший человека из животного мира потому и неразрешим окончательно (если бы мог быть окончательно «снят», то не был бы антагонизмом), что вопрос о будущем времени в принципе не имеет однозначного ответа.

Звучит он так: существует или не существует будущее? Тысячу доказательств можно привести, что да, существует. И тысячу не менее убедительных, что нет, не существует. Наш сегодняшний день вчера был завтрашним – значит, будущее есть? Но наш друг, который вчера был жив, сегодня умер – значит, будущего нет?

И земледелие, и скотоводство основаны на предсказании будущего: если я весной посажу зерно, осенью созреет колос. Но точно ли это предсказание, породившее народную поговорку «помирай, а хлеб сей»? Очевидно же, что нет! До осени могут случится засуха, ржа, наводнение, ледниковый период, нашествие саранчи, наконец, астероид упадёт… Вероятность падение астероида именно этим летом невелика – но ведь есть же!

Так есть ли будущее, или его нет? Если оно есть, то его, как и всё сущее – можно хотя бы частично изучать, прогнозировать, воздействовать на него. Если же его нет – то изучать, предсказывать нечего и воздействовать не на что.

+++

Столкнувшись с неразрешимостью вопроса о будущем, человек создал две веры, обе с точки зрения рационализма отмечены неполнотой. Это вера в вечную жизнь и вера в вечную смерть. Собственно, в зависимости от выбора между двумя этими верами далее откладывается всё человеческое поведение.

Отрицание будущего мы называем «локализмом» (предлагаем принять такой термин). Локализм имеет свою логику, в рамках которой очень многое, неверное с точки зрения вечности, оказывается правильным, и наоборот в локальном пузыре ограниченного времени/пространства.

Пузырь этот может быть больше или меньше – самые радикальные локалисты живут одним днём, как бабочки-однодневки, которым к вечеру помирать. Умеренные локалисты расширяют пузырь до года, десятилетия, иногда даже до полувека.

В теории, конечно, даже и радикалы будущего не отрицают – вопрос в ином: надо ли ради него радеть? Или же – «какое будет, такое и будет, нам пофиг»?

Теория беззуба, практика зубаста.

Практика ставит ребром вопрос: какое количество доступных тебе энергий всех видов (включая психическую, и её в первую очередь) ты отчуждаешь от «сегодня» в пользу «светлого завтра»?

Отчуждение – всегда болезненный процесс. Если у меня в кармане 1 рубль, и я купил за рубль колбасы – то переживаю, что книжки за рубль не купил. Если же купил книжку – переживая, что не купил колбасы. А если бы мне хватило на обе покупки – это означало бы отрицание какой-то третьей, и т.п.

+++

Важно подчеркнуть, что «метод опроса» ничего вам не даст:

- те, кто верит в будущее – скажут вам, что верят в него,
- а те, кто не верит – тоже скажут, что верят, им невыгодно другое говорить, а они личную выгоду ставят превыше всего.

В этой связи тех, кто громко кричит, что атеист, я называю «эпатажником», потому что кричать о своём атеизме – не атеизм, а эпатаж. Вполне сложившийся атеист будет всему поддакивать, решая свои локальные проблемы, а вовсе не глобальные вопросы вероисповедания масс, которых (вопросов) просто нет в его картине мира… 

Ведь в настойчивых попытках заставить другого не верить – отчётливо и однозначно прослеживается фанатичная «вера в неверие». Способная эпатажника, стремящегося шокировать публику и словить хайп, толкнуть даже на самопожертвование, которое настоящему атеисту нафиг не нужно!

+++

Итак, в итоге: все люди говорят, что верят в будущее (за исключением честных чудаков, королей эпатажа, утверждающих в открытую – «после нас хоть потоп», но такие погоды не делают). При этом часть людей действительно верит в будущее, другая же часть (криптоатеисты) – нет.

Как же их разделить, если они говорят одно и то же (антикоммунисты требовали "демократии", как будто коммунисты предлагали им монархию)?

Евангелие (От Матфея, 7:15) говорит об этом так: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их».

Отсутствие веры в будущее проявляет себя только в плодах деятельности, наивно ждать её на словах. Скажем, Ельцин – очевидный преступник, циник и чудовище, но какие песни он пел в начале своей карьеры? Наверняка Ельцин понимал, что в будущих учебниках мировой истории займёт место рядом с Иудой, среди самых чёрных и проклинаемых деятелей, про которых Библия говорит – «и станешь ты ужасом, притчею и посмешищем у всех народов» (Ветхий Завет, Второзаконие, Гл.28).

Но если понимал – зачем тогда так делал? Ответ очень прост: ему было наплевать, каким его опишут учебники истории будущего! Да и будут ли вообще в будущем какие-то учебники, уроки истории, или человечество вернётся в пещеры – ему было тоже наплевать. Его радикальное отрицание будущего, которое он скрывал, пока мог, свело всё к хищнической алчности урвать только себе, только здесь, и только сейчас. «По плодам их узнаём их»…

+++

Вера в вечность жизни создаёт одну матрицу поступков. Вера в вечность смерти – совершенно другую, во многом прямо противоположную. Ведь будущее в любом случае – время, которого ещё нет, и люди, которых ещё нет. Может случиться так, что слово «ещё», за которое цепляются верующие в жизнь, окажется вычеркнуто. Нет ничего проще, чем через поветрие «чайлдфри», через стерилизации попросту не зачать грядущие поколения, прервать на себе цепочку рода в свойственной почти всем западным либеральным политикам бездетности.

И тогда дни, которые ещё не наступили – лёгким движением обретают полноту нереальности. А люди, которые ещё не родились – в ничто, фантом, бред, нечто вовсе несуществующее.

С точки зрения теоретической – будущее неизвестно, неопределённо, во всех его чертах непредсказуемо. Но с точки зрения практики – будущее может быть убито, зарезано, как корова или курица: если посчитал, что мясо тебе сейчас важнее, чем молоко или яйца в другие дни.

+++

Либерализм, современный западный «символ веры» потребительского общества – есть религия смерти. В этой религии именно будущее (его обустройство, формирование, планирование) предстаёт главный угнетателем человека. Нужды будущего, представляющиеся локалистам психопатией, претендуют на отчуждение огромных ресурсов из сегодняшних твоих возможностей.

 Организация «правильного» будущего (а кстати, в чём правильность именно такого его эскиза? – спросит атеист) жрёт у человека время, силы, деньги. Такое поведение без фанатичной веры в Будущее, в Истину и Смысл, в то, что победить должно непременно Добро, а не что попало – невозможно.

У атеистов накопилось очень много (и нельзя сказать, что необоснованных) вопросов к людям цивилизации. Среди них такие:

- А с чего вы взяли, что именно вот это Добро, а не что-то другое? Бог вам сказал? А знаете, как называют тех, кто слышит голоса несуществующих личностей?
- А почему вы решили, что Объективная Истина существует? А ну как всё исчерпывается фразой «у каждого своя правда»?
- Если каждый будет жить только для потомков, то кто же из людей будет тогда просто жить?
И т.п.

Каждый из этих вопросов обладает поистине свинцовой тяжестью, и радиоактивным влиянием на сознание человека.

- Мы не против будущего – говорят умеренные локалисты (не такие «отмороженные», как Ельцин) – но пусть оно само о себе заботится, когда будет, если будет! Почему мы-то должны о нём сегодня печься, и вместо физиологичеких удовольствий грызть гранит науки, кушать «кашу с гвоздями» многолетней усердной учёбы? Вместо жизни лёгкой, расслабленной, в режиме «приколов» - постоянно морщить лоб в ответственности за грядущие века, пребывать на каторге «серьёзного отношения к жизни»?!

+++

Есть три модели бытия живого существа: восхождение, кругооборот и распад. Первое видит в цивилизации лестницу в небо, идёт со ступени на ступень, вперёд и вверх, не повторяясь. Второе видит в цивилизации круг, вращается по кругу, сохраняет себя в вечном повторении. Третье же (возобладавшее после краха СССР) – видит в наследии цивилизации только жратву и относится к нему, как паразит.

В ситуации распада и разложения речь не идёт не только о том, чтобы цивилизация наращивала Ноосферу, но даже и о простом сохранении уже имеющихся достижений мысли. Крысы нашли кучу зерна, стали кушать и гадить. Куча зерна тает, куча кала растёт. Когда зерно закончится – крысы уйдут искать другую кучу. Не найдут – сдохнут. Но к хлеборобству в любом случае не перейдут – ибо крысам не дано…

В человеческой истории, под тысячью масок, в хитонах или камзолах, во фраках или сюртуках, и в современных футболках – мы всегда застаём лишь одну из двух сущностей: Религию Смерти или Религию Жизни. Все попытки как-то иначе определить мировой антагонизм (самой настойчивой из которых был марксизм) провалились.

Человек свободен в выборе: думать о будущем, или не думать о нём.

От этого определяется дальше всё его поведение.

Если человек думает о будущем, то он приходит к одним выводам, и это диктует его поступки.

Если человек отказался думать о будущем – то и выводы, и поступки будут совсем другими. Монтаж грядущих веков сменится их демонтажом, растаскиванием уже смонтированного, чтобы сдать в скупку металлолома и покайфовать сегодня на «быструю выручку».

+++

Итак, современный западный либерализм – это религия смерти в наиболее ярко выраженном её проявлении, без посторонних примесей. Будучи религией смерти, либерализм очевидным образом адресован человеческому «низу», выступает апологетом самых низших зоологических инстинктов в любом их проявлении (если хочется – значит, имеешь право делать). С точки зрения социально-экономической либерализм «освобождает» человека от всякой ответственности не только перед будущими поколениями (которые вычёркиваются через бездетность либералов), но даже и перед современниками.

Религия смерти содержит в себе на догматическом уровне, в роли сакралий – отрицание Смысла, Истины и Добра. Она отрицает их не только в быту, но и ритуально, низводя человека в окончательное животное. Отрицание будущего в самой радикальной форме приводит к патологической концентрации на предельно кратких промежутках времени, при попытках сволочить все блага и удовольствия в одну точку пространства и времени.

А раз так, то склонность к воровству (животный инстинкт, примитивный, но здоровый) перерастает уже в клептоманию, то есть хищения, патологически бессмысленные и беспощадные, безразмерные, безудержные. Это уже не тот вор, который украл, что ему для жизни нужно, и дальше разумно спрятался, стараясь как можно меньше «отсвечивать». Т.е. следуя инстинкту самосохранения.

Нет, в радикальном либерализме мы имеем дело с одержимыми, с «бешеными псами», которых только пуля остановит в их забеге. При этой форме бешенства не только чужие жизни ничего не стоят, но и собственная для бесноватого уже не имеет никакой ценности.

Всё наследие цивилизации, как материальное, так и духовное – не просто утилизируется «помаленьку», а пускается в распыл в ходе оргии, вакханалии разнузданной криминализации. Вы когда-нибудь видели, как кошка пытается стряхнуть с себя липкую ленту? 

Вот с таким же упорством и рвением Зверь либерализма пытается стряхнуть с себя "прилипшую" цивилизацию: не только расходы в пользу будущего и бедных, но и всякое сложное знание, все сложные формы культуры, книгочейства, цивилизованных форм труда и досуга. 

Либерал стремится не только взять от жизни по максимуму, но и усилий при этом потратить по минимуму. Идеал либерализма – когда кто-то получил всё, не сделав для этого ничего. Что же касается учёбы, труда, службы – то это всё удел неудачников, удел тех, кого в либеральном обществе принято презирать и третировать.

Только тот умён – говорит Зверь – который всех обманул, а остальные все – дураки, чем бы ни занимались!

+++

Может ли религия смерти породить иное отношение к жизни? Нет. Ведь в её картине мира жизнь – случайная, бессмысленная, нелепая и очень кратковременная вспышка. Всякое поведение в ней бессмысленно, а раз так, то наиболее привлекательными оказываются наиболее низшие инстинкты, наименее нуждающиеся в определении смысла. Ведь смысл удовлетворения инстинкта – замкнут в самом процессе: никто из хомяков не задаёт вопроса, зачем в определённое время ему вдруг остро нужна хомячиха. Хомяк не только не задумывается, зачем нужны хомячата, какой смысл в их появлении, но и понятия не имеет, что «справив нужду», малопонятную ему самому, он дал жизнь новому поколению хомяков.

Нечто подобное происходит с либералами, когда желание бесконечно прикалываться апогеем имеет избрание клоуна президентом. Галич (далеко не лучший из бардов) о таком спел:

…А то, что придётся потом платить –
Так это ж пойми – потом!!!

Н. Выхин, команда ЭиМ