Рейд Мамонтова – 2. Геноцид

    Уездный город Тамбовской губернии Козлов (ныне Мичуринск) во время Гражданской войны являлся важнейшим стратегическим транспортным узлом Красной Армии, поэтому он стал основной целью рейда белых в августе 1919 года. Казаки Мамонтова выполнили задачу по разрушению коммуникаций, уничтожали железнодорожные пути и стрелки, разрушали инфраструктуру и подвижной состав путей сообщения: «на железнодорожной линии Никифоровка-Турмасово-Кочетовка разру¬шили мосты. В Козлове-Главном взорвали две вышки и две водокач¬ки. На станции Козлов-Товарный сожгли около тысячи вагонов, раз¬грабили склады. В Никольском взорвали мост». Сам по себе данный факт являлся актом геноцида, поскольку именно по железной дороге в центр доставлялся хлеб.

   Да и на реках, где хозяйничали белые, не осталось пароходов и барж для перевозки продовольствия. В 20 –х годах ЭПРОН доставал со дна морей и рек плавсредства, затопленные «белым христолюбивым воинством», вполне осознанно решившим заморить голодом население России. Если бы какой-нибудь комиссар в 1920 году утопил баржу, хотя бы и с офицерами, как вообразил Никита Михалков, то его немедленно расстреляли бы как врага и саботажника. Впрочем, лютая ненависть бывшего правящего класса к народу выражалась и в более отчетливой форме: белые применяли колониальную практику массовых убийств для устрашения населения.

    Метод определения коммунистов и евреев у мамонтовцев был прост. Они могли остановить любого прохожего и потребовать показать нательный крест. Если крестика не было, то казаки сами выносили смертный приговор и немедленно приводили его в исполнение. Так в Ельце казаки едва не расстреляли писателя М.М. Пришвина. Тогда литератор был атеистом и едва не поплатился жизнью за заблуждения молодости. Хорошо, что женщины его узнали и выручили знаменитого земляка.

    Белоказаки убивали не только представителей Советской власти и евреев. В «Вестнике Тамбовского губернского управления» зафиксировано, что «в волостях и селах расстреляны, зарублены и повешены десятки крестьян». В воспоминаниях А.Ф. Михина сообщается, что его «зятя Гурьева С. Д. погубили, например, только за то, что его сын Николай служил в штабе Южного фронта». В Озерской волости, в помещении волостного совета, казаки застали крестьянина села Озерки В. Я. Денисова, который был арестован и увезен за то, что якобы служил в волостном совете. С тех пор ничего о судьбе Денисова не было известно. Вероятно, он был расстрелян, как представитель советской власти. Тогда в Озерках в волостном совете постоянно работал только мой прадед И.В. Шмаков. Во всем волостном управлении числился один человек, поэтому Денисов точно оказался случайной жертвой.

    В период захвата города мамонтовцами ряд советских работников и чекистов не эвакуировались, а ушли в подполье. А. М. Мантров «укрылся в родном селе. Несколько дней прожил у матери. И был выдан мамонтовцам уголовником Шермагом. Александра привели на допрос к командиру отряда беляков. Жестоко избили. Заперли в амбар. Завтра пригрозили расстрелять. С первых минут заключения им овладела одна мысль: бежать. Он сбросил с ног рваные ботинки, бесшумно подобрался к щели в двери. Заглянул в нее... увидел дремавшего на пороге усатого охранника. Нельзя было терять ни минуты. Саша осторожно приподнял прогнившую половицу, с трудом пролез в подполье. Оставалось проделать лаз в земле. Энергично работая руками, он вскоре почувствовал, как его обдало свежим воздухом. Когда за спиной осталось более трех километров, он присел отдышаться...».

    Иван Владимирович Мичурин, «... подвергая себя, свою семью смертельной опасности, спрятал семью коммуниста Досичука».

    В Козлове было два места массовых расстрелов. Евреев, в том числе женщин и детей, убивали у Троицкой церкви, со ступеней которой 22 августа выступал Мамонтов. Советских работников и лиц, заподозренных в сочувствии большевикам, расстреляли в роще возле монастыря. Многих казнили прямо на улицах города.

    В воспоминаниях Л. Жижиной отмечается, как ей пришлось искать среди погибших своего начальника Рождественского в роще за городом. Она так описывала массовое захоронение: «На лугу по обеим сторонам разрытого рва лежали трупы, раздетые и разутые. Некоторые, очевидно, были зарублены шашками, так как были страшно изуродованы. В земле пролежали недели три. Рождественский был человеком аккуратным, поэтому опознать его было трудно, но по каким-то признакам мы все-таки узнали его, при¬крепили к трупу бирку с фамилией и пошли. Страшный вид трупов, зловоние, распространившееся вокруг них, плачущие родственники, разыскивающие своих близких - все это потрясло нас, и весь обратный путь мы прошли молча. На следующий день состоялись похороны. Через весь город к братской могиле (недалеко от городского сада) потянулась вереница закрытых гробов. Их было много. Огромные толпы народа участвовали в этом скорбном шествии».

   Волна насилия, поднявшаяся в городе, привела к тому, что 27 августа 1919 года даже городское самоуправление, назначенное мамонтовцами, обратилось к военному коменданту Козлова есаулу Кутырину с просьбой «принять необходимые меры к прекращению насилия и убийств без суда и следствия и прекратить совершенно ненужную беспорядочную ночную стрельбу, напрасно нервирующую жителей».

    Обращаю внимание читателей на решительное различие подходов к террору между красными и белыми. Участники гражданских войн с врагами разбираются жестоко. Так было всегда! Однако, Советская власть уделяла пристальное внимание законности карательных мер. В Козлове, например, накануне рейда Мамонтова, действовали: ВЧК, милиция, уголовный розыск и три ревтрибунала. 

    В акте уездных служащих милиции от 2 сентября 1919 г. описывалось состояние отдела после мамонтовского рейда: «...оказалось, что все переписки, книги, дела разбросаны в разорванном и хаотическом виде по полу канцелярии. После обследования не оказалось описи дел, книги на записку оружия, книги на записку вещественных документов, книги на встречу кормового довольствия арестованных содержащихся под стражей. Сундук с вещдоками взломан и все находящееся в нем похищено, ящики у стеллажей взломаны, канцелярские шкафы разломаны и приведены в негодность. Из инвентаря не оказалось только двух венских и одного мягкого стула. Лошадь с седлом и уздечкой, по словам очевидцев, так же была увезена казаками. Общий вид помещения носит следы погрома и строжайшего расхищения вещей». Картина погромов была во всех отделениях милиции Козлова одинаковой, в том числе и в Козловском отделении уголовного розыска. Попытка милиции четвертого района самостоятельно вывезти все самое ценное закончилась тем, что казачьи разъезды отбили и уничтожили их у станции Кочетовка».

   В отличие от большевиков, их противники ни чем себя не ограничивали. Решение о немедленной, в том числе массовой, казни мог принять не только, например, вшивый офицер – дроздовец, «корнет Оболенский», но и пьяный калмык – вахмистр, который едва не застрелил Пришвина. Эпизод про рейд дроздовского полка 1918 году есть в воспоминаниях сумасшедшего антисоветчика генерала Григоренко. Про свои злоключения М.М. Пришвин сам написал в дневнике.

    В целом, белые, как истинные интеллигенты и либералы, немедленно стали прикрывать геноцид враньем. Мамонтов начал издавать газету «Черноземная мысль» под редакцией В.П. Чиликина. Там сообщалось, что «Петроград уже взят, что белые подошли к Москве, что коммунисты уже все перебиты, что на Южном фронте они побеждают». Даже в реляциях о реальных делах белые не обходились без лжи. Так о взятии города оповестили особым бюллетенем: «После трехдневного сопротивления казакам красноармейцы и коммунисты оставили Козлов (город обороняла рота красноармейцев, оставившая позиции через три часа боя прим.авт.). В город во¬шли донские казачьи полки генерала Деникина с генералом Мамонтовым во главе командного состава. Коммунисты большей частью пере¬биты, красноармейцы сдались (никто не сдался прим.авт.), часть разбежалась (красные отошли организованно прим.авт.), а остальные преследуются казаками (казаки занялись грабежом и ни кого не преследовали прим.авт.)».

   А потом грабители и убийцы, подобно армиям Наполеона и Гитлера, напившись крови и разжившись награбленным, поползли домой.

    По воспоминаниям генерала Шкуро: «Мамонтов вел за собою бесчисленные обозы с беженцами и добычей. Достаточно сказать, что я, едучи в автомобиле, в течение двух с половиной часов не мог обогнать их. Казаки Мамонтова сильно распустились, шли в беспорядке и, видимо, лишь стремились поскорее довезти до хат свою добычу. Она была, по-видимому, весьма богата; например, калмыки даже прыскали своих лошадей духами». М. Хабаров отмечал в воспоминаниях: «На следующий день после неожиданного и такого быстрого боя в селе Староказачья Слобода со стороны Козлова послышались выстрелы. А потом по всем дорогам шли и шли подводы, груженые награбленным добром... Сверкали зеркала, блестели трубы граммофонов...».

   А позже к ним пришло возмездие. И не стоит рыдать Тихому Дону над лампасной мародерской и палаческой сволочью, как никто не печалится по поводу участи гренадеров Бонапарта или «белокурых бестий» вермахта.

Владимир Корнеев