“И что ж ты, хороняка, в танке не сгорел?”

В одной из предыдущих заметок про челобитные государям, я уже упоминал, что подробные описания ран, увечий и лишений плена, были важной частью их текстов (если просилось пожалование, денежное, земельное или «место», от государя). Вот сын боярский Иван Иванчин Писарев и написал такую челобитную — метя на «место» воеводы Михаила Дмитриевича Ртищева, которое становилось вакантным. Но была у «сына боярского Писарева» одна закавыка — хотя он и служил службу вполне исправно, в походы ходил «не мешкая», бился с врагами «не жалея живота своего», но ни разу не был ранен или попадал в плен. Не испытал он, короче, ни воровской сабли, ни турецкой стрелы, ни татарского аркана. А закавыка тут вот в чем — считалось, что без ранений и «полонного терпения» челобитная будет слабой, ведь будущий воевода должен был как минимум быть ранен на государевой службе (см. заголовок, утрированно отражающий подобный подход дьяков Разрядного приказа).

Тем не менее, Писарев пишет челобитную государям Ивану Алексеевичу и Петру Алексеевичу, где сообщает следующее:

«...бьет челом холоп ваш Ивашко Петров Иванчин Писарев. Служу я, холоп ваш, вам, великим государям, семнадцать лет, и был я на ваших государей службах с боярином и воеводою со князем Юрьем Алексеевичем Долгоруковым в Арзамасе против вора Стеньки Разина, на боях был и бился, и на моей, государи, службе воровские казаки убили у меня дядю моего, Петра, да трех братьев моих, Семена, да Алексея, да Ивана, да я ж, холоп ваш, на вашей государевой службе с боярином со князем Володимиром Дмитриевичем Долгоруковым в Севску, да я ж был с бояри и воеводы со князем Григорием Григорьевичем да со князем Михаилом Григорьевичем под Чигирином, и на боях был и с турскими людми бился, и на той вашей... службе турские люди убили брата моего, Прокофья Писарева, отсекли голову, да я ж, холоп ваш, был на вашей великих государей службе с боярином и воеводою со князем Васильем Васильевичем Голицыным под Путивлем.

А отец мой на вашей великих государей службе под Вилною умре, а дед мой родной после Смоленского осадного сидения от ран умре, а отца моего дяди родные, Матвей да Василий, а мои деды, на ваших же, великих государей службах в немецких и литовских и черкаских городах в разных походех родственников моих побито и в полон поимано человек с тритцать и больше.

А за те, государи, службы родственников своих, и за кровь, и за раны, и за смерть, и за полонное терпенье, и за осадное сиденье и за свою службишку я, холоп ваш, вашим, великих государей, жалованьем ни чем не взыскан ..... велите государи, мне быть на своей великих государей службе воеводою на Михаилово место Дмитриева Ртищева....».

В чем тут суть — вместо описания своих личных ран-увечий-полонного терпения, Писарев приводит таковые у членов своего рода, вместе с которыми он участвовал в «государевых службах», а заодно дает понять о заслугах своего рода вообще: перечисляет погибших четырех братьев, сообщает о заслугах отца, деда и даже дядей своих и дядей отца. Чем незатейливо и подводит к мысли высочайших читателей — их «холоп Ивашко» не посрамит своего рода, где более 30 воинов погибли или были в плену. А что сам он служил немало, но ран или плена не изведал, то так уж Бог судил! А теперь и государи могут право рассудить такой казус.

И ведь сработало! Был пожалован в воеводы и стольники, а потом еще участвовал в Крымских походах князя Голицына и в осадах Азова Петром I.

Русский драгун «полков нового строя» XVII в. (рисунок-реконструкция Алексея Темникова)