Скандинавской поэзии повезло с русским читателем гораздо меньше, чем прозе. Если исландская сага имеет своих верных поклонников, то скальдическая поэзия воспринимается в лучшем случае, как иллюстрация сюжета саг. В самостоятельной эстетической ценности ей отказано. «Темные», «вычурные» стихи, которые «невозможно понять» и «которые не добавляют ничего нового к пониманию ситуации», а поэтому их можно исключить из текста, как «не представляющие интереса» для широкого читателя. Иногда перевод дается. Часто такой, чтобы читатель сам убедился, что скальдические стихи действительно не представляют эстетической ценности. При этом остается загадкой, зачем же народ бережно сохранял, по крайней мере, пятьсот лет эти «темные» и «вычурные» вирши. Здесь мне хочется дать некоторые пояснения к вопросу, какой мне, русскому человеку, интерес в скальдической поэзии?
Проблема взаимоотношений скандинавов и русов крайне политизирована и мифологизирована. Вызвано это, в первую очередь, широким распространением ложно истолкованной концепции «норманизма», как привнесения некой «западной культуры и цивилизации» в форме государства некими то ли «норманнами», то ли «варягами», которых почему-то отождествляют с современными шведами. Алогизм данной концепции никого не волнует, ибо то есть политический миф, призванный оправдать навязывание русским западных политических моделей государство-строения, причем не в затертые Средние Века, а здесь и сейчас.
Но, отвергая концепцию «западного» привнесения культуры и цивилизации на Русь, нельзя отказываться от изучения той реальной связи «нормандского» и русского мира, которая наличествовала на рубеже первого тысячелетия.
Для нас, русских, принятие христианства в византийском формате оказалось чревато полным уничтожением исторической памяти. Опять же, разбор причин, почему от всего корпуса светской средневековой словесности до нас дошло только «Слово о полку Игореве» не является целью настоящего исследования. Я только останавливаю внимание читателя на общеизвестном факте: отсутствии полноценного корпуса светской литературы домонгольского времени. Его нет. Для русского национального самосознания этот факт имеет далеко идущие последствия: мы не можем восстановить ментальную связь со своими предками. Мы не можем представить их полноценными людьми из плоти и крови, с их стремлениями, радостями и горем. Даже княжеский быт с трудом поддается реконструкции на основании скупых строчек летописи, что же говорить о простых людях. Возможно, именно поэтому в русской литературе отсутствует такое явление, как русский исторический роман, тем более посвященный временам домонгольской Руси.
Скандинавы, наши северные соседи, близки нам по духу и менталитету. Скандинавские дружины служили русским князьям. На мечах викингов взошел на престол князь Владимир Святой, а потом его сын Ярослав Мудрый. При дворе Ярослава скрывался от гнева подданных норвежский конунг Олав Святой, сопровождаемый своим скальдом Тормодом, впоследствии они оба погибли в битве при Стикластадире. Дочь Ярослава Елизавета стала женой последнего викинга Норвегии конунга Харальда Сурового, который посвятил ей цикл вис. Поморские славяне влились в северо-германские народы. Исторические судьбы славян и норманов тесно переплетались.
Возможно, именно с этим связан интерес к скандинавским сагам у русского читателя. Заглядывая в зеркало нордической литературы, мы узнаем себя. Именно этим объясняется моя попытка донести до русского читателя красоту скальдической поэзии, ведь поэзия выражает самый дух народа, и через эстетическое восприятие поэзии мы начинаем в полной мере со-чувствовать нашим предкам, не только понимать умом, но и принимать сердцем этот жестокий и прекрасный героический мир Высокого Средневековья.
Оценили 5 человек
5 кармы