Русский вопрос

Отрывок из книги "Чаша Грааль" (5 часть)

Говорят, история всегда повторяется – сначала в виде фарса, а затем и трагедии. Вот так происходит и с современным миром. Совсем недавно вся политическая идеология так называемого «цивилизованного» мира продемонстрировала рецидив (<лат. recidivus – возвращающийся) духа средневековых крестовых походов, нацелив их на борьбу с Россией, а затем и с Советским Союзом, народ которого впервые в мировой истории попытался в общегосударственном масштабе реализовать принципы обобществлённого существования, то есть построить свою общественную пирамиду ценностей.

Какие бы глубинные замыслы ни лежали в основании политической деятельности основоположников российского социализма (а на начальном этапе революционного слома глубже, чем банальный захват утратившей свою волевую силу государственной власти, они не распространялись), русский человек по-своему воспринял идеи революции, переосмыслив их в соответствии со своей природной ментальностью. К тому же почва для социальных преобразований была к тому времени основательно вздобрена не только широким движением национальной интеллектуальной мысли, но и практическим внедрением в народную жизнь принципов общинного существования в форме земского самоуправления, что в области социальной политики выводило Россию в разряд передовых европейских стран. Идеи «русского социализма», основанного на общинном самоуправлении народной жизнью, были сформулированы ещё на рубеже 40-50 годов XIX века Александром Ивановичем Герценом, открывшим широкую литературно-публицистическую дискуссию о путях их практической реализации. Сама же идея, вызревшая у Герцена во многом под влиянием европейского свободомыслия, не вызывала никакого противодействия в народной среде, так как не противоречила традиционному мышлению русского человека.

Конечно, и идеологи радикального революционного социалистического пути, поставившие первоочередной задачей захват государственной власти, робкий консерватизм которой многим виделся тормозом социальных преобразований, были не настолько наивны, чтобы грандиозность своих планов основывать на несостоятельной идее. Недооценка идеи социальной справедливости, принцип которой "всё для всех", может говорить лишь о несостоятельности и незрелости человеческого сознания, неспособности его подняться выше примитивизма индивидуалистического мышления. Но в последнем качестве русского человека упрекнуть трудно. И «вожаки» революции знали, с каким человеческим материалом им предстоит иметь дело.

«Из того, что человек никогда не будет поступать адекватно тому, что содержит в себе чистая идея добродетели, вовсе не следует, будто эта идея есть химера», – говорил Кант. Но идея социальной справедливости как чистая идея добродетели, главный принцип которой «всё для всех», всегда была близка русскому народному сознанию. К ней всегда была обращена воля народа, к её воплощению в своей жизни всегда он стремился. Эта идея для русского человека никогда не представлялась химерой, но всегда – идеалом ещё неизведанного им мира. Изведать его он и решился, раз уж стихия революции разбросала камни прежней жизни. Русского человека всегда отличала лёгкость, с которой он бросал свою судьбу в неизведанное, как бы на ходу, в действительной реальности решая задачи практического осмысления идейных мотивов, подвигших на действие, одновременно отвечая на вопросы КАК? и ЗАЧЕМ? Такой тип поведения, прямо скажем, героический, обусловлен особенностями русского космогонического (сферического) мышления, умеющего собирать в себе все факторы существования, радикально подчиняя их изначальному замыслу познания жизни в процессе самой жизни, аккумулируя познанное в жизненный принцип, а затем и в народную традицию, в образ жизни.

Именно это народное свойство, характерное не конформистским, приспособительным (как?), а целесообразным (зачем?) отношением к жизни, сформировало особую духовную среду народного существования, которую мы называем «русским миром», «русской цивилизацией» и которая в индивидуальном образе сознаётся нами как «русская душа». Собственно, в принципе обобществлённого существования для русского человека не было ничего нового. Он веками жил, руководствуясь именно этим принципом – жить традиционной общиной, то есть общим порядком, на котором держалась вся русская цивилизация. Ибо если нет общих жизненных традиций, следовательно нет и устоявшихся, соизмеренных с общественным интересом жизненных ценностей, нет согласованного жизненного порядка, противостоящего разрушающему напору новых, подчас случайных, тенденций. Русские веками общинно обрабатывали землю и общинно защищали её, когда она становилась полем брани с внешними недружественными силами. Благодаря этому принципу русская земля избежала участи Европы, превращённой в лоскутное одеяло. Этот признак выявляет принципиальное отличие русской цивилизации от западной, которое состоит в том, что вторая исповедует жизненный принцип разделения по интересам, тогда как первая развивалась по принципу объединения интересов, что и сказывалось на прирастании земель.

Сегодня Запад только пытается освоить этот наш принцип, включая его в свою внешнюю и внутреннюю политику взаимоотношений. Хочется пожелать им успеха в их намерениях. Но также хочется развеять миф о том, что Россия всегда отстаёт от Запада в попытках преобразования жизни. Этот миф порождён либо незнанием своей истории, либо неспособностью осознавать глубинную значимость многих слагающих факторов, отдавая отчёт лишь поверхностному проявлению реальности. Мы вовсе не отстаём от Запада, а идём своим путём. Запад технологически подстраивает мир под себя, всё более и более усложняя его, чем приводя все более к неуправляемости, то есть к хаосу. Мы же выстраиваем мир в себе, строим свою сферу духовного мира, способную обозначать толерантные (терпимые) пределы хаоса. При этом, русским дана способность находить в себе силы неустанно расширять свою сферу духа и вширь (пространственно), и вглубь (смыслово), и ввысь (духовно) – крестообразно. Такой крестный путь складывается из неустанного героического преодоления всей невыносимости тьмы хаоса материального существования (жизненной горизонтали пространства/времени) вертикалью духа, внутренней волей, освобождая человека от рабства соблазнов этого мира.

Вольному – воля! – это про русских. Причём, русский человек часто добровольно, а ещё чаще даже неосознанно воздвигает перед собой пределы тьмы, на преодоление которых мобилизует себя подобно атлету, прыгающему с шестом ввысь (вероятно, именно древнеславянская традиция прыгать через костёр была предтечей этого вида спорта). Конечно, такое строительство, проходящее через горнило испытательных соблазнов, мучительно, трудно, но оно единственно верно. А рассудит нас время. Хотя, и сегодня результат очевиден – скромность потребностей, соизмереная с необъятностью возможностей, неизменно обеспечивают преимущественные долговременные перспективы для России. Так будет и впредь. И хотя действенность этого принципа и целесообразность следовать ему многим неочевидны, однако, именно этому принципу Россия обязана своими неиссякаемыми ресурсными потенциалами, главным из которых всегда будет устойчивость духовных основ.

Но вернёмся к истории. Так, уже с конца 19-го и особенно в начале 20-го веков русское общество всё сильнее стало испытывать напор деструктивных сил внутреннего происхождения, который возник в силу самых естественных факторов. Высокая рождаемость выбросила на арену российской истории мощную волну свежего человеческого потенциала, которую прежний патриархальный уклад жизни переварить не мог. Так, если в 1900 году в России насчитывалось 132,9 млн. чел. населения, то в 1914 г. уже 161 млн. чел, а в 1917 г., несмотря на потери в войне, – 163 млн. чел. (Советская историческая энциклопедия, 1971 г). Эта стихия, не видевшая своих перспектив в традиционном укладе старой жизни, готова была на всё, ибо ей нечего было терять. Она намеревалась строить свою жизнь в духе новых тенденций. Чаяния этой силы предельно ясно выражают слова песни, ставшие гимном того времени: «мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем».

Так всякое развитие, приходя к очередному этапу своего качественного завершения, требует нового идеологического осмысления, отбора полезных свойств, заслуживающих внимания в опыте существования в новых исторических реалиях, из которых есть только два выхода – «быть или не быть». Наиболее разумный из них – бережно сохраняя всё здоровое, идти по пути реформ, подчас трудных и долгих, похожих на процесс освобождения от запущенной болезни роста, нередко поражающей стремительно развивающийся организм дисбалансом сил, что и случилось с Россией. Собственно, Россия на этом пути и стояла, и признаки исцеления уже явно просматривались. Однако начавшийся разброд в стане всякого рода реформаторов, законных и самозваных, боровшихся за «больного», превратил процесс его лечения в экзекуцию, которая заметно поубавила благие порывы. И Россию бросило на скользкий путь радикальных мер, которые всегда первоочерёдно напрашиваются при попытке решения узлов противоречий.

А реалии, сложившиеся в мире к началу 20-го века, оказались настолько противоречивы, и противоречия эти завязались в такие глобальные узлы, что идеалы отдельного человека и даже идеалы отдельного народа, пусть и такого великого, как русский народ, буквально утонули в хаосе мировых сил влияния. Природа этих противоречий, нагнетаемых непрерывно на плане материального существования, заложена в силах – носителях эгоистического (индивидуалистического) мировоззрения, в большей или меньшей степени присущего любому из нас, рассматривающего мир своей естественной кормушкой, подобной среде обитания глистов-паразитов, в смысл существования которых никак не вписаны интересы «объедаемой» ими среды. Залогом продолжительности существования этого парадоксального симбиоза интересов и антиинтересов всегда будет стойкость среды, ресурсы которой достаточны для борьбы с паразитами. Однако именно достаточность ресурсов и привлекает паразитов более всего. Паразит зависит от среды больше, чем кто бы то ни было, ибо не ведая никакой другой, отождествляет себя со средой, будучи в ней (гр. para – возле, при (среде); zygon – пара, симбиоз). Чем богаче ресурсами среда, тем больше перспектив у паразитов – это в природе земной человеческой жизни, это её драма, это фабула всех её трагедий.

Вот и для России именно её ресурсное богатство всегда будет роковым испытанием её истинных достоинств. И если мы говорим о некой генетической ущербности русского народа, которой Россия обязана своей трагической судьбой, то это всего лишь свойство натуры превосходить всякую меру своих проявлений. И, как ни странно, в первую очередь проявлений положительного свойства, что и даёт много поводов проявиться обратному. Недостатки подлинно русского характера всегда есть неумеренное продолжение его достоинств. Так характерная русским природная щедрость, простодушие, терпимость, непритязательность весьма благодатная почва для развития в ней спор стяжательства и паразитизма. Слишком щедра всегда была эта почва российской жизни, чтобы развились на ней принципы жёсткого прагматического рационирования её ресурсных богатств (как это сложилось в небогатой ресурсами Европе). Эта необъятность ресурсов всегда порождала мнимость об их безхозности, беспризорности. И если в Европе проблема всегда состояла в изыскании ресурсов УСВОЕНИЯ, что и было мотивацией к развитию капитализма (основой которому была капитализация природных ресурсов) и колонизированию чужих земель, то в России всегда стоял вопрос мотивации к ОСВОЕНИЮ собственных ресурсов. И, к сожалению, такой мотивацией нередко становились воинственные поползновения на её ресурсы извне, что вынуждало Россию к перманентной мобилизации, а следовательно, к более интенсивному освоению ресурсов. И если кого-то пугает воинственная мощь России, то причину её следует искать в истории, которая вершится не только Россией и которая заслуживает справедливого отношения к её урокам. Свои уроки Россия всегда извлекает, хотя и болезненно для себя, но всегда с долговременной пользой для будущего и своего и всего мира. Недоброжелателям же России также следовало бы извлечь свой урок из взаимоотношений с ней, который заключён в её истории и в самом её образе, олицетворяющем непреложную истину, сформулированную когда-то китайским мудрецом Лао-Цзы:

То, что сжимают – расширяется;

То, что ослабляют – укрепляется;

То, что уничтожают – расцветает.

Русская природная ментальность ещё не утратила окончательно своего традиционного духовного влияния на мир, которым и была создана русская цивилизация как категория наднациональная, скопившая в себе немало богатств природного и духовного мира, которые всегда временем складываются в пространственное единение, называемое страной – землей, взращивающей древо народной жизни. И древо это тем обширнее и обильнее, чем рачительнее отношение к нему человека, чем разумнее он пользуется плодами его, ценя в них не столько плоть их, пригодную к объеданию, сколько дух их, наполняющий мощью, несоизмеримой с силой сытой плоти. Великая русская земля своими богатствами обязана именно многовековому рачительному (оберегающему) отношению к ним русского человека, не растащившему их по эго-уделам на потребу эго-усладам. Непритязательность русского ментального характера породила образ русского человека как существа примитивного, неспособного к высокой организации, маргинала современной цивилизации, этакого убогого мечтателя, не понимающего своей выгоды. Что ж, такие оценки очень характерны для мышления, сложившегося в недрах так называемой «современной цивилизации», представители которой иного места для себя, кроме как быть «сливками» цивилизации, и не представляют. Но мы-то хорошо уяснили реальное положение и роль «сливок» в эволюционном историческом процессе. Способность к активному объеданию всеобщей среды есть паразитизм, идеальный образ которого воплощён в самых бесполезных, если не сказать самых вредных существах, о которых мы с немалым неудовольствием вспоминали чуть выше.

Вообще, о свойствах русского характера порождено множество легенд, в обоснованности которых лично у меня всегда возникают большие сомнения. Так широко распространено мнение о жестокости, даже лютости, как отличительной черте в характере русского человека. И в этом стоит разобраться основательно. Как ни прискорбно признать, но идеального человека в природе не существует, в характере любого можно отыскать как черты положительного свойства, так и отрицательного. При этом нередко положительных свойств достаёт лишь на сокрытие недостатков натуры, отрицательные же свойства часто служат в качестве охранительного средства, подобно злым Церберам защищающего человека от злоупотребления его положительными свойствами. Природа умеет себя защищать! Так, самое преданное человеку животное – собаку – она наделила зубастой пастью, самое ласковое животное — кошку – острыми когтями, самое медлительное – черепаху – непробиваемым панцирем и т.п. Так и лютость проявляется в человеке, когда бывают поражены лучшие качества его натуры. Действительно, если русскому плюнуть в душу, растоптать его самые светлые чувства – доверчивость, милосердную доброту, самоотверженность, щедрость, обострённое чувство справедливости, то лютым становится русский. Однако при этом те же вышеперечисленные качества способствуют и усмирению лютого гнева, не позволяющего обрушится на невиновных.

Идеальный национальный характер прекрасно изобразил интересный русский писатель Павел Иванович Мельников-Печерский в своём произведении «В лесах». Его Патап Чапурин типичный русский характер, вместивший в себя такой огромный диапазон свойств, которые для более мелкой натуры были бы избыточны – волевой, широкий, дружелюбный, прагматичный и расчётливый в делах, но одновременно и щедрый, увлекающийся всем новым со страстным желанием примериться к нему самому, умудрённый жизненным опытом, но при этом доверчивый к людям почти до безрассудства, непримиримый к ханжеству и одновременно терпимый к людским слабостям, человек компанейский и в то же время благочестивый семьянин, заслуженно уважаемый всеми. И вот на таком благостном фоне вдруг, как бы «ниоткуда», потому, что поводов к этому не было никаких, звучит молва о якобы необыкновенно лютом нраве Чапурина. Но умный читатель не может поверить в это, потому, что всё в драматической жизни героя говорит об обратном. Но любопытно – у кого же возникают опасения нарваться на лютость Патапа? Конечно, у тех, кто своими намерениями и действиями действительно заслуживает такого к себе отношения. Это людишки беспринципные, иногда даже коварные, алчные, неблагодарные, одним словом, пустые. И всегда, когда я слышу о лютости русского нрава, я вспоминаю этот сюжет и внимательно присматриваюсь к тем, от кого такая характеристика исходит. Но кажется мы увлеклись, углубившись в «национальный» вопрос, тогда как мы ведём разговор об исторических закономерностях, способных проявляться на любой национальной почве.

Новые времена, заразившие весь мир духом паразитического стяжания, подчинившего плоть этого мира услаждающим потребностям собственной плоти, ввели на арену мировой истории человека с особым типом мышления, который в концентрированном своём виде проявлен в политической деятельности. Как сказал один из классиков политической борьбы, политика – это концентрированное выражение экономики. А если сказать проще, то поведенческий образ политика всегда продиктован потребностями его утробы в широком смысле понимания этого термина, выражающего неограниченность желаний, вершиной реализации которых является вхождение во власть. А утроба – зверь страшный; ненасытная утроба порождает поведение агрессивное (гр. agros – поле), видящее мир лишь полем брани, с которой можно собрать урожай победы, экспансивное (лат. expansio – расширение, распространение влияния), настырное, подавляющее своими намерениями. И русский революционный дух не устоял, соблазнившись вкусить чужого утробного духа материализма, однако намереваясь именно на нём возвести высокую башню всемирного счастья. Что ж, известно, что дьявольская сила соблазна способна играть не только на низменных слабостях человеческой натуры, но и на его высоких идеалах, обезоруживая человека радужной перспективой их скорейшего достижения. Однако извечный вопрос – оправдывает ли цель средства? – всегда будет завершающим итогом подобных устремлений.

Но будет совсем несправедливо изображать именно русский дух главной движущей силой, инициирующей коренной слом традиционной русской жизни. Несмотря на то, что революция, которая по образному выражению Ивана Ильина, «ломала нравственный и государственный костяк» русского народа, «нарочито неверно и уродливо сращивала переломы», русский дух обнаружил твёрдую сопротивляемость материально-паразитическому духу новых социальных преобразований, устраивающих благоденствие одних за счёт других, что противоречило продекларируемой идее, заложенной в основу этих преобразований. Особую самоотверженность в этой борьбе проявило русское крестьянство – вековечный оплот русского духа. Пожертвовав многим в новой жизни, именно русское крестьянство как самый здоровый элемент нации взвалило на себя все тяготы её переустройства, попутно переустраивая и своё сознание. Именно этот дух воспринял и перевёл идеологический эксперимент в категорию практической реализации, и, очистив в своём сознании его от черт политического авантюризма, сумел, вопреки трагизму исторической ситуации, пусть не в наивысшей степени, реализовать свой творческий потенциал. Именно смышлёные крестьянские дети смело шли в образование, в науку, в освоение новых сложных профессий, в культуру, в военное дело. Не преуменьшая роли других здоровых сил общества, тем не менее смело можно утверждать, что именно крестьянскому духу все социальные переустройства новой России обязаны своими успехами в наибольшей степени. Но к сожалению (или к счастью), русская природная ментальность в не меньшей степени, чем западная способная к экспериментированию, предпочитает превращать в объект эксперимента себя, обоснованно полагая такой путь более выверенным, хотя и небезопасным, а подчас и роковым, жертвенным путём, становящимся показательным уроком для других.

При всей язвительности его ума, прав был Александр Чаадаев, говоря, что Россия существует лишь для того, чтобы преподать великий урок миру. Причём методы обучения у неё не те, что у некоторых других – указкой в глаз, а исконно русские – на собственном примере. И вот она, как водится, подошла к решению вопроса со своих ментальных позиций, поставив перед собой задачу найти такой способ существования, который примирил бы интересы всех уровней, подчинив их единой основополагающей идее достойного земного выживания, когда каждый вносит свой посильный вклад в общее дело. То есть в основание идеи был заложен всё тот же принцип – «всё для всех», в котором нет места паразиту. Но очевидно, что реализация такой глобальной идеи способна проявиться не сразу, она подобно кристаллу требует вызревания в долгой и подчас напряжённой борьбе за чистоту и логическую стройность идеи, возводящую её по образу пирамиды. Но эта внутренняя борьба за чистоту идеи совсем не равнозначна внешнему напору на саму идею, истощающему внутренние усилия.

Идеологическая борьба, организованная против Советской России, вылившаяся в агрессивное противостояние, в поиски врагов, превратила потенциально ценный исторический эксперимент, заслуживающий того, чтобы на него было потрачено достаточно времени, в мучительную борьбу за элементарное выживание, сводящую все экспериментальные попытки к вынужденно ускоренной во времени профанации изначального замысла и в конечном счёте к опошлению высокой идеи, дискредитирующему и экспериментаторов, и саму идею. Правда, следует признать, что и сами ряды экспериментаторов, в силу изначально различной их природы, не были одинаково последовательны в преданности идее, да к тому же методы её реализации всем виделись различно. Давно известно, что естественное различие людских интересов уподобляет человеческое сообщество стаду баранов, которому непременно требуется вожак, способный заявить: «Я знаю, куда идти и что делать!» И всем остальным остаётся лишь поверить в него. Ведь это так просто – верить! Но гений Достоевского подобному вожаку дал столь меткое определение, что сомневаться в исходе его вождизма уже не приходится – Великий инквизитор. Действительно, инквизиция способна подчинить различные интересы единой воле. Но будут ли эти интересы общими для всех?

Как показало время нашего эксперимента, декларанты, они же активные инициаторы идеи и рядовые её последователи, преследовали далеко не общие интересы, что уподобило эксперимент древнему опыту строительства Вавилонской башни, но с гораздо более трагическими последствиями. Позднее все критические суждения (в которых субъективное преобладало над объективным), дезавуирующие (фр. desavouer – отказываться, выражать неодобрение) опыт эксперимента, сводились лишь к оценке роли отдельных фигурантов эксперимента, высокое положение которых придавало их деятельности наиболее весомое значение, к чему и были сведены все представления о силе зла, сыгравшей свою роковую инквизиторскую роль. Такие поверхностные суждения всегда оставляют не выявленными глубинные факторы зарождения и развития сил зла, факторы, невидимая глубина которых как раз и делает их фундаментальными. Суть их в том, что то, что мы называем злом, – это вечное, непроходящее и непременное условие существования этого мира. Имя ему – власть!

Причиной всех войн – локальных и глобальных, «холодных» и «горячих» – всегда был именно этот фактор, тогда как поводы могли быть и другие. Власть над волей и умами других – самое неистребимое устремление человека, порушившее многие миры. Это та плата, которую каждый платит за право жить в общности со всеми. Но и выстроить мир невозможно без власти. Принципы существования, представления об образе общественных отношений могут изменяться, под влиянием различных факторов мимикрировать, могут радикально совершенствоваться, охватывая умы наиболее прогрессивной части сообщества. Однако как бы ни были совершенны идеалы, порождённые передовыми силами общества, до той поры, пока эти идеалы не станут жизненным руководством для всех, привести «многоголовое» общество к единому принципу существования способна только сила власти. Власть, пока она в силе, является как бы равновесным мерилом, выражающим соотношение реального и идеального положения сил общества. Традиционно принятое в политике деление этих сил на «консерваторов» и «либералов» можно считать условным, так как ни одно из них не отражает сути, но суть каждого обусловлена существованием другого. Думаю, ни один из «либералов» не мечтает об абсолютной свободе, которая будет концом его личной свободы. Соблюсти баланс всех «свобод» и призвана власть. Но это лишь подчинённая, утилитарная роль власти. Главное, сакральное её предназначение в обеспечении поступательного движения всех «свобод» в сторону возвышения и приближения к идеальному началу, в полной мере выражающему суть высшего человеческого инстинкта, – к общественному единству и согласию.

И здесь встаёт вопрос о выборе средств, обеспечивающих достижение цели, а следовательно, и образе власти. Сводить образ власти как объединительной силы общества к образу одного лишь верховного правителя по крайней мере наивно и равноценно сведению причины к следствию. Допустить случайное тридцатилетнее присутствие некой личности на властной вершине страны, приписав только ей одной роль носителя зла, значит пренебречь законами логического мышления. Образ власти – это всегда выразитель народных чаяний, то есть стремлений к идеалу, но одновременно и гарант устойчивого текущего существования, в том числе собственно власти, которая разумеется не ограничивается одной верховной личностью. При этом, стремление к идеалу отнюдь не означает, что сама властная личность и есть тот идеал, чаще она является лишь носителем тех свойств, властная реализация которых может гарантировать приближение к идеалу, его защиту. Так, на Руси всегда успешной признавалась власть, которая могла объединить народную волю в борьбе за идеалы или в их отстаивании в годину тяжёлых испытаний. Выражение «народ достоин своей власти» следует понимать исходя из того, насколько гармонично достоинства народа совмещаются с достоинствами самой власти.

Очевидно, что деление направлений в политике на «консервативное» и «либеральное» настолько условно, насколько условно влияние стабильности и изменчивости на результат. Руководствуясь этим принципом условности, власть и выстраивает свои отношения с обществом, декларируя идеальные свои устремления, как бы предлагая обществу целевой проект его будущего и одновременно проводя реальную политику практического общественного устройства, тем как бы обозначая характер средств, предназначенных для достижения цели. Всё это выстраивается в определённые идеологические построения, которые предлагаются обществу в качестве руководства к действию. Обществу предоставляется определить для себя, насколько эти построения согласуются с его интересами. Реакция общества в виде обратной связи характеризует не только состоятельность власти, но и состояние самого общества. Выразить своё согласие с декларируемым идеалом и одновременно согласиться с характером предлагаемых средств легче всего тогда, когда и продекларируемые цели и средства их достижения одинаково согласуются с интересами хотя бы большинства. Добиться этого можно только придерживаясь последовательного, поступательного движения в сторону всё большей согласованности характера средств и целей – идеального и реального.

Если кому-то покажется, что это банальная сентенция, которую и произносить-то несолидно, то он глубоко заблуждается. Именно такого рода заблуждения и создают все банальные проблемы в этой жизни, которые, накапливаясь, приводят к невыносимому существованию. Дело в том, что именно банальное понимание порождает подчинение идеального реальному; банальная доступность средств порождает банальные цели, размывающие высокие идеалы на мелкие достижимые фракции. Общество, не способное поднять свой идеал на достойную высоту, не способное выстроить дорогу к нему, всегда обречено на раскол – силы идеального порядка всегда вынуждены будут существовать на границе бездны, разделяющей их с идеалом, силы же реальных устремлений всегда будут пресмыкаться в условиях существующего «порядка». Однако насильственное подчинение реальности во имя достижения высоких идеалов способно породить не меньшие беды в виде гражданского противоборства, но при этом и крайней апатии народной воли, не желающей быть детонатором в руках противоборствующих сил. Обеспечить сбалансированно высокое положение общества между этими крайними состояниями и призвана власть. Есть ли задача сложнее! «…Истинная политика – интуитивна, прозорлива; чуткость, гибкость, пластичность, живая реакция на жизнь. Вся обязанность политических деятелей – быть изнутри одухотворенными высшими целями и абсолютными ценностями. За политикой должно стоять духовное возрождение, перерождение личности и народа» – говорил Николай Бердяев. Только эти цели продиктуют политику верный выбор средств.

Но к сожалению, земные реалии почти всегда диктуют нам другой выбор: из множества зол – наименьшее. Но любой такой выбор лишь расширяет просторы бездны для всех, остановить скатывание в которую удаётся лишь многими жертвами. И если ретроспективно рассматривать российскую историю, то обнаружится одна удивительная, по сути кармическая, закономерность, суть которой можно обозначить одним словом – раскол. Смысл её в том, что по мере созревания внутренних общественных противоречий, раскалывающих народное сознание надвое, в самый обострённый период противостояния, всегда появляется третья сила, подобно стервятникам слетающаяся на предвкушаемую трапезу смерти, жестокость и коварность которой раньше или позже отрезвляет народное сознание, приводя его к сплочённому состоянию отпора вражеской силе. Так было в XI-XIII веках в период насильственной христианизации Руси – страна подвергалась многочисленным инородническим (восточно-ордынским) нашествиям, ввергнувшим её в более чем двухвековую зависимость, освобождение от которой потребовало столь же длительной концентрации народной воли. В XVI-XVII веках церковный раскол и Великая боярская смута породили польско-литовскую интервенцию, пресечь которую удалось лишь народному ополчению во главе с Мининым и Пожарским; пугачёвский бунт разнузданной народной воли в XVIII веке и последующая политика правителей в отношении крестьянства (составляющего большинство народонаселения России), с её опорой на лживых и корыстолюбивых сановников, откровенно грабивших государство, полное равнодушие властей к произволу, чинимому дворянством по отношению к крепостным, породили оппозиционные настроения в российском обществе, что открыло пути внедрения в народную жизнь нетрадиционных для неё форм общественного влияния через скрытые масонские структуры, что усиливало влияние внешних сил на политику страны, отнюдь не способствуя её могуществу. Апофеозом европейско-масонского разгула XIX века в России стало французское нашествие, на борьбу с которым выдвинулся весь народ. Всё это в результате пробило брешь в оборонном могуществе страны, которым незамедлительно воспользовались духовные предки современного НАТО – театром военных действий тогда стал многострадальный Крым; либерально-радикальная лихорадка начала XX века породила войну с Японией, а затем и немецкую интервенцию, которая, однако, вопреки правилу не сплотила народное сознание, а напротив, ещё больше расколола его, приведя в состояние, полностью соответствующее образу, выраженному в главном символе страны – в Государственном Российском Гербе. С этим символом, доставшимся Московской Руси в качестве приданого принцессы Софии Палеолог от Византийской империи, растратившей своё великое могущество на борьбу в двух направлениях – Запада и Востока, Российская империя, видимо, унаследовала и участь Двуглавого Орла. Очередной раскол, постигший народное сознание в период революции и гражданской войны, довёл бедную птицу до предсмертного состояния, которым опять не преминула воспользоваться иностранная интервенция. Кто только ни потоптался тогда на измученном теле несчастной птахи. Все стервятники необъятного евразийского континента слетелись на эту горькую трапезу – от «страны восходящего солнца» до «страны туманного Альбиона», не исключая её дерзких заокеанских потомков. Но сила народного инстинкта оказалась сильнее, и страна, выбрав из всех навалившихся на неё зол меньшее, сплотилась вокруг новой власти и выжила. Правда, птицу отправили на покой, а свято место на долгое время заняла пятиконечная звезда. Однако участь птицы не оставила страну, и раскол опять набрал силу, прокатившись по ней красным колесом репрессий. И опять сработало правило – очередная немецкая интервенция, которая огромной кровью была смыта с лица российской земли. К великому сожалению современные реалии, выпестованные политикой лицемерного гуманизма и псевдолиберализма нового мирового «порядка», продолжают эту роковую тенденцию - теперь уже на Украине, -которая не пресеклась и с территориальным усечением пространства России, что только подтверждает духовное единство народов, независимо от их разобщённости. Но разве только пролитием крови достигается понимание её объединяющей роли?!

Конечно, придавать любой из названных интервенций национальную окраску не совсем верно. Почти любая из них в своих рядах имела комбатантов многих других национальностей, так в 1812 году на Россию хлынула орда из народов шестнадцати европейских стран, не на много меньше их оказалось и под знамёнами Гитлера. Но называть эту орду извергов рода человеческого фашистами, как гордо они назвали себя сами, значит бездумно потакать недостойным носить высокое звание факелоносцев. Но и национальности здесь ни при чём. Причастность к национальности уместна при прославлении героев, порождённых своим народом, тогда как причастность вершителей зла не даёт поводов переносить их грехи на весь народ. Объединение людей под национальными, так же как и под любыми другими священными знамёнами, ради совершения мерзких дел, достойно лишь дьявольского клейма, выводящего заклеймённых за пределы человеческой классификации.

Бездумно потакать, чтобы от этого страдать – стало алгоритмом человеческого существования. Не лишены этого недостатка и русские. Природное простодушие русского характера, обеспечивающее ему живучесть вопреки всему, тем не менее порождает и такое качество, которое изживается только терпением, – это доверчивость. Именно доверчивость с регулярной периодичностью приводит народное сознание в критическое состояние невыносимого существования, из которого общество выбирается всегда весьма болезненно. И это закономерно – сильный, здоровый организм, до конца склонный доверять своей природной готовности противостоять негативному влиянию, более всего подвержен острому проявлению болезненных состояний, на пределе возможностей испытывающих границы толерантности. Многое может вытерпеть человек, ещё больше – народ, но невыносимо состояние раскола сознания, которое терпеть невозможно, а значит все здоровые силы должны изживать это состояние, в чём бы и в ком бы оно ни проявлялось. И не Россия должна смотреть одной головой на Восток, другой на Запад, а два этих, таких разных, мира должны видеть в России мост, объединяющий миры. У птицы должна быть одна голова, а у земли российской — два сокольих крыла, мирно сложенных на теле мирной птицы, но всегда готовых расправиться над поругателями своей земли. Птица Руси Изначальной - Сокол.*

История учит, что всё полезное вызревает во времени и терпении. Вероятно, именно в этом состояла причина, по которой Всевышние Силы вверили попытку эксперимента (лат. experimentum — проба, опыт) общественного построения по принципу «всё для всех» именно русским – самому терпеливому народу. Но не все оказались настолько терпеливы, чтобы благоразумно воспользоваться плодами эксперимента. Самые нетерпеливые, подгоняемые потребностями своей утробы, спешили насладиться ещё не вполне созревшими его плодами, обосновывая свою привилегию на это своей идейной исключительностью, что, разумеется, противоречило самой идее. Эгоистическое мировоззрение всегда по-своему воспринимает принцип «всё для всех», сводя его лишь к пониманию своих интересов, пренебрегая следственной связью этих интересов с ответственностью, выражающейся в принципе «все за всех». Но мы-то знаем, что «переделывание» сознания – самая трудная и долговременная работа из всех видов человеческой деятельности. И не всякая идея достойна участи быть повергнутой только на том основании, что практическая реализация её ещё непосильна для сознания человека, что и случилось с социалистической идеей. Когда говорят, что социализм проиграл Западу идеологически, мне смешно. Как может проиграть будущее вчерашнему дню, как может проиграть восход закату?! Нет, страна проиграла не Западу. Она проиграла себе, предав великую идею. Хотя этот упрёк врядли относится к народу, в массе своей оставшемуся верным своим идеалам. К сожалению, уникальный опыт России по освоению этой идеологической вершины не получил своего достойного осмысления, ограничив его огульной дискредитацией как самой идеи, так и опыта её осуществления. Истинные же причины прежде всего следует искать в феномене человеческого сознания. Что касается особенностей российского феномена, то его уже давно объяснила французская писательница Жермена де Сталь, писавшая о России: "В народе этом есть что-то исполинское, обычными мерами его не измерить… у них все более колоссально, чем соразмерно, во всем более смелости, чем благоразумия; и если они не достигают цели, которую себе поставили, то это потому, что они перешли её». Слишком высок был замах. Идея была рассчитана на высокосознательных, совестливых людей, и хотя на Руси их было всегда немало, однако, не одни они делали жизнь. Слишком многое было в руках посредственностей, не готовых соответствовать идее. Перешли, перескочили в идее свои возможности. Вот и пришлось вернуться назад. Правда опять перескочили,... порушили вместе с несовершенной ещё системой устройства жизни и саму великую идею. Увы, не всем достало русского терпения.

Внешние же политические противники и вовсе поспешили узреть в эксперименте конкурентную угрозу своему благополучному положению, основанному на иных ценностных традициях. И в этом не было ничего нового – с подобным остервенением прежний феодальный уклад несколько сотен лет назад встречал зарождающиеся признаки капитализма. Так мир ещё со времён Каина встречает всякую инаковость. Однако эта инаковость мнима и выражается лишь в своеобразии методов гармонизации общественно-традиционного уклада существования, решающей движущей силой в котором всегда будет индивидуальный выбор. Эту мнимость инаковости зорко подметил великий мастер психоанализа Карл Юнг, что вытекало из его общей аксиомы «Каждый видит в других то, что имеет в себе самом»: «Из-за железного занавеса на Запад глядит, ухмыляясь, его собственная злая тень». По законам физики навязанные Западом методы агрессивного противостояния могли быть преодолены только в ужесточающей форме ответного действия. Попытка России найти свою гармонию, синтезирующую общинный порядок и свободу выбора, вылилась в очередной исторический урок, некогда уже преподанный строителям Вавилонской башни, – практической реализации всякой идеи должно предшествовать убедительное логическое обоснование, выверенное со всех точек зрения и уровней интересов. А эксперимент всегда должен строиться на вариативном отборе, то есть на сравнении эффективности реализации. Но сравнивать никто не стал – башню разрушили, не успев достроить.

Но что поражает, – как только главные оппоненты социализма добились своей цели, они с не меньшей ретивостью бросились воспроизводить нечто подобное, но в гораздо более глобальном масштабе. Вся Европа принялась за строительство своей Вавилонской башни, с восседающим на её вершине новоявленным Левиафаном.

                     «Множество, соединённое в одном лице,

                      именуется государством — Civitas.

                     Таково происхождение Левиафана, или, говоря почтительнее –

                     Этого Смертного Бога»

                                                              Томас Гоббс, англ. философ      

Неестественный путь соединения делает этого бога ещё более смертным. И судя по лихорадочному развитию событий, образу поведения участников, неопределённости декларируемых целей, идея в новом своём воплощении ещё менее логически обоснована, что действительно весьма похоже на фарс. Но и признаки трагедии уже обозначились на периферии процесса – колесо Молоха уже начало молоть свои жертвы, прессовать их в пирамиду истории, готовя новый урок человечеству.

Но человечество не склонно извлекать уроки из истории. Укоренилось даже мнение, что история не знает сослагательного наклонения. Определённо, сторонники такого подхода к истории, сводя её безбрежные познавательные возможности к разделу хронологии, отказывают истории в научности, способности порождать в сознании форму сослагательного наклонения предвидения. Такое линейное понимание истории заставляет усомниться в способности и человеческой мысли к глубокому мировоззренческому постижению самогО жизненного процесса, который и есть история.

Всякий народ своей ментальной сутью выражает содержательное состояние того формального образа, который сослагательно вылепился в ходе истории. История народа – это корни его жизненного древа. Народ без истории что ребёнок без родителей. Но не по корням судят о древе, а по реальному образу самого древа судят о корнях. Однако сегодня в России в кругах либеральной интеллигенции считается вершиной интеллектуального гуманизма беспощадно судить историю своих корней, тем освобождая себя от причастности к судьбе самого древа. Судят каждый изгиб, каждый перелом своих корней, не допуская и мысли о том, что, возможно, именно им они обязаны своим появлением на этом свете.

«Мыслить тяжело, поэтому большинство судит», – говорил Фридрих Ницше. Но Фёдор Михайлович Достоевский в романе «Братья Карамазовы» дал предельно ясный портрет таких судителей. Напичканный чужими знаниями духовный импотент, мерзкий циник, психопатический болван – вот собирательный образ существа, способного поднять руку на свои корни, на своего отца. И только чистому духом человеку даётся понимание, что его корни – это не только та сила, которая породила и вырастила его, но и зеркАло его судьбы, в котором мудрость отыскивает истоки собственных несовершенств, пресекая в себе их развитие. Действительно, только мудрость способна увидеть разницу и нравственную цену этим понятиям – пресечение собственных несовершенств и усечение собственных корней, вплоть до непричастности к ним. В противном случае, откуда может возникнуть право на суждение не себя, а других? Размышления над уроками истории, если они достаточно добросовестны и в корне глубоки, непременно проявятся в состоянии жизненной кроны ее здоровьем, тогда как суждение корней с позиции кроны по меньшей мере безнравственны и контрпродуктивны. Крона, избравшая для своего существования ядовитый воздух непричастности к корням, способна иссушить и себя и свои корни.

Конфуций говорил, что к знанию ведут три пути: путь размышления – это путь самый благородный, путь подражания – это путь самый лёгкий, путь опыта – это путь самый трудный. Похоже, что современная цивилизация решила испробовать сразу все пути, исключая самый благородный. Ну никак человек не научится дарить миру благо. А всего-то и нужно научиться прессовать свой разум до осознания сути вещей, содержания в них истинного основания, не отдавая огульно этой почётной и благородной задачи горькому опыту, жёстко прессующему человека в круге кармического урока.

Гений Достоевского выработал свою парадигму (гр. paradigma – образец) общественного построения: «...прежде всего нужна натура, потом наука, потом жизнь самостоятельная, почвенная, нестеснённая и вера в свои собственные, национальные силы». Конечно, все составляющие, будь они доведёнными до своих истинных проявлений, в одинаковой мере обладают достоинствами, способными влиять на общий результат, однако на первое место автор этой мысли вынес всё-таки натуру – природу во всех её проявлениях и закономерностях, включая человеческую природную направленность на развитие. Эту направленность можно выразить тремя словами: укоренённость, возрастание, плодотворность. В совокупности влияния на мир только согласованная реализация всех трёх составляющих обеспечивает гармонию развития, что придаёт одинаковый смысл и каждой из них в отдельности. Принцип же развития современного мира, основанный на рентной составляющей, то есть на прибыли как краеугольном камне развития, несёт в себе лишь поглощающую перспективу самого развития. За непрерывный рост рентного капитала Земля расплачивается всеми своими богатствами, включая человеческий потенциал. А глобализация этого принципа до планетарных масштабов делает невозможной объективную сравнительно-аналитическую оценку эффективности, что подрывает систему обратной связи, как гаранта эффективности.

В этих условиях последней сигнальной системой, способной проявить пределы неэффективности существования, остаётся терпение – непременный фактор успешности любого эксперимента. Терпение – та же суть прессования, выраженная другими физическими понятиями ТЕР (гр. therme – жар, тепло). Терпение, создающее внутреннее напряжение, подобно нагреванию ускоряет процессы преобразований вещества, вынося на поверхность ПЕНу (в нагретом молоке – пенку, те же сливки), самый неустойчивый к нагреванию (усилению напряжения) компонент вещества, не позволяющий веществу утвердиться в идеальной его форме. В этом и есть вся суть терпения – освободиться от неустойчивости, неопределенности, способности быстро и легко видоизменяться, рефлексировать, юзить под воздействием временных неблагоприятных факторов, поддаваясь их влиянию. Освободиться от всего этого значит мобилизовать свою волю, придать силу своей целеустремлённости и обрести кристально-пирамидальную стройность – так рождается алмаз. Русский человек знает, что истину нельзя ни доказать, ни оспорить – ни словом, ни тем более силой. Истину нужно пережить, вытерпеть, отстоять во времени, душевно перетомить. К этому его приучило само русское природно-пространственное существование, ориентированно направленное на всестороннее влияние на человека, внутренне напрягающее его волю к терпеливому преодолению жизненного бытия. Существование русского человека вписано в крестообразный образ пространства и климата – здесь чётко обозначены Восток, Запад, Север и Юг, Зима, Осень, Весна и Лето. Существование в таких параметрах способствовало воспитанию русского сознания в дихотомическом (греч. ;;;;;;;;;: ;;;; – надвое + ;;;; – деление) духе взаимоотторжения несводимых жизненных начал, диктующих выбор – быть или не быть, что проявилось в особом душевном складе русского человека, одной из особенностей которого является обострённое чувство справедливости.

Существование в таких жизненных параметрах порождает соответствующее отношение к времени как ритмической категории покоя. Русскому человеку присуще глубокое понимание той истины, что самая мощная, самая продуктивная и высокая энергия – энергия покоя. Терпение подобно процессу холодного синтеза веществ с максимальным энергетическим КПД. Русский народ, всегда живший в окружении самых различных сил чужеродного влияния, именно благодаря развитию в себе такого качества, как терпение, обогатил народный опыт синтезом культур, поднявших этот народ, а вместе с ним и все другие народы, внесшие свой вклад в общее культурное пространство, до права именоваться цивилизацией. Всякое неоправданное высшим смыслом отступление от присущего народу принципа сосуществования ввергало страну в непоправимые бедствия, отягощающие народную карму.

Интересно суждение о терпении Николая Рериха: «У некоторых людей чрезвычайно развита терпеливость, тогда как другие совершенно лишены этого качества. Причина в том, что обладатель терпения укрепил его во многих жизнях. Терпение принадлежит к качествам особенно трудно зарабатываемым как в земном, так и в тонком пребывании. Таким образом, терпеливый человек есть многоопытный труженик, но нетерпеливый есть новичок в жизни». Это суждение в полной мере относится и к нации в целом. Да, русский народ терпением научился прессовать себя давно, освобождая свой дух от множества земных пут! Поэтому было закономерно и символично именно ему открыть новую эру человечества – космическую.

----------------

* Сокол — олицетворяет образ бога небесного огня – Сварога, имя птицы несёт образ солнца – со(л) + кол(о) – круг) – главный тотемный символ древней Руси; символизирует духовный огонь, волю, воинскую отвагу, зоркость, ум, силу, красоту. Соколом называли отважных воинов, ясным соколом – добрых молодцев, женихов, соколихой – мать, соколиком – детишек. Высоко ценились охотничьи свойства сокола – смелая птица с острым зрением и молниеносной реакцией, бьющая добычу и в воздухе и на земле, спастись от неё невозможно. Сокол был тотемным знаком первых родов русских князей, правящих Русью на протяжении семи веков, – Рюрика и его потомков – князей Олега, Игоря, Святослава (по Валерию Чудинову – на южнославянских языках рюриком называли сокола).