Доступно об эволюции рыцарского доспеха. Часть 2.

Продолжение. Начало - здесь.

Начало XV-го века ознаменовалось событием, судьбоносным для всей истории военного дела: именно тогда на двух противоположных концах Западной Европы было независимым друг от друга образом применено в заслуживающих внимания масштабах ручное огнестрельное оружие.

На востоке его ввели в обиход восставшие гуситы, не избалованные избытком хорошо подготовленных лучников и арбалетчиков, зато располагавшие личным составом из вчерашнего мастерового люда, привыкшего в своих цехах к командной работе и отнюдь не склонного впадать в суеверный ужас при виде громыхающей "вундервафли". Эти два фактора позволяли в сжатые сроки подготовить изрядное количество расчётов "гром-палки" (два человека, один целится - второй стреляет), которые, к тому же, нередко обладали необходимыми навыками, чтобы вооружить себя самостоятельно. Само собой, виртуозами огневого боя вчерашние кузнецы и литейщики не становились, да и тактико-технические характеристики изготовленных на коленке ручниц хоть сколько-нибудь прицельной стрельбы не предполагали от слова "совсем". Но их было много. Настолько, что для достижения приемлемого результата залпа соединению стрелков было достаточно ошибиться с направлением на противника не больше, чем на 90 градусов.

На западе же пионерами ручного огнестрела стали французы. И их концепция его применения была полностью противоположна гуситской. Если чешская гаковница была массовым недорогим стрелялом бунтующего рабочего класса, то французская кулеврина представляла собой высококачественное (по меркам своего времени) и индивидуально подогнанное оружие тренированного профессионала, иногда - конного, выполняющего на поле боя специальные задачи. Среди кулевринеров попадались даже снайперы-виртуозы, чьи выучка, глазомер и привычка к норову своего орудия позволяли снять заранее выбранную цель на пятиметровой крепостной стене. Хотя, это были всё-таки штучные специалисты, буквально несколько человек на всю королевскую рать.

Вернёмся, впрочем, к нашим бронированным баранам. Ранняя история огнестрела - тема, конечно, интересная, но в нашем контексте интереснее, как появление гаковниц и кулеврин повлияло на современные им рыцарские доспехи. Тем более, что правильный ответ на этот вопрос звучит небанально и в точности противоположно популярным представлениям о вопросе.

Не повлияло никак.

Круглую свинцовую пулю, выпущенную, к тому же, из достаточно короткого ствола, без каких-либо особенных проблем останавливал даже пластрон, не говоря уже о кирасе "белого доспеха". На стрелков с ручницами рыцари могли обращать даже меньшее внимание, чем на их коллег с луками и арбалетами. Как следствие, по самим рыцарям тогдашний огнестрел применялся только в критических ситуациях, и, как правило, безуспешно.

В Чехии гаковницами выбивались слабо одоспешенные кнехты. Рыцарей же гуситы предпочитали сначала останавливать выставленными поперёк поля боя телегами, а потом толпой на одного молотить с этих телег банальными сельскохозяйственными цепами, опционально окованными железом.

А французская манера применения ручниц и вовсе может рассматриваться, как форменное издевательство над фразой "ствол - великий уравнитель". Кулеврина была оружием сытого и неплохо экипированного буржуа, который обстреливал из неё плотные скопления вооруженных луками валлийских пролетариев, мешая последним уменьшать поголовье французского рыцарства. И вот в таком контексте огнестрел становился страшной штукой. Доспехов валлийские лучники практически не носили, так что одна пуля нередко забирала сразу несколько жизней.

Тем не менее, пусть и не из-за огнестрела, но проблемы с выживаемостью рыцарей на поле боя всё-таки присутствовали. И имели они, если так можно выразиться, политэкономическую природу.

Дело в том, что к XV-му веку неплохо по средневековым меркам развились ремёсла и торговля. Их развитие сделало города богаче. А обогащение городов позволило им содержать хорошо вооружённую и обученную профессиональную пехоту вместо старых добрых цеховых ополчаг. Особо это проявлялось в городах северной Италии, где массово начала применяться пехота панцирная. Более того, дойдя до совсем уж полного оборзения, там стали рядить пехоту не в рыцарские обноски, вроде шапелей и устаревших дедовых бригантин, а в нормальную броню, отчасти даже специально для пехоты разработанную. К элементам последней относился, например, сугубо пехотный шлем барбют.

Тогда же начинают активно наниматься ко всем подряд суровые швейцарские алебардиры, к грозной рыцарской репутации относившиеся с подлинно национальным флегматизмом. А в конце века сформировались и их заклятые враги - немецкие ландскнехты.

От пехотинцев, умеющих изобразить более-менее адекватное оборонительное построение, рыцарям доставалось и раньше - например, при Стерлинге, или при Куртре. Но тогда это были единичные случаи, теперь же присутствие такой пехоты на поле боя стало массовым.

В силу этого работавшие на рыцарей мастера оказались перед необходимостью решать сразу две на первый взгляд взаимоисключающие задачи. С одной стороны - максимально повысить защищённость сеньора. С другой - максимально сохранить его подвижность.

Первая задача отчасти была решена доработкой "белого доспеха" до знаменитых миланских лат - более закрытых и уже не имевших завешенных кольчужкой просветов, которые так и напрашивались на хороший укол эстоком (колющий меч для пробития брони) или альшписом (то же самое на копейном древке).

В целом конструкция миланского доспеха оказалась настолько удачной и сбалансированной, что он моментально распространился по всей Европе и сохранял определённую актуальность вплоть до полного отмирания института рыцарства. Уровень защищённости, если не лезть на рожон умышленно, был более чем приемлемым, а хорошее распределение веса и грамотная конструкция сочленений позволяли, вопреки стереотипам, вполне успешно ратоборствовать и в пешем строю. Для этого, правда, нужно было быть сытым и тренированным, ну, так и в наше время измождённый дошираком "ботаник" вряд-ли долго протянет на марш-броске с полной выкладкой.

Эволюция шлемов при этом пошла двумя параллельными путями.

Первый из этих путей, ориентированный на максимальную защищённость, привёл к превращению бацинета в армет. То есть, тот самый круглый шлем с забралом, который в совокупности с миланским доспехом и образует классический стереотипный образ рыцаря.

Армет по своей форме давал неплохую защиту от ударов снизу и спереди - то есть, и от пехоты, и от собратьев-рыцарей. При этом, в нём хорошо заметен отказ от неизменной ещё со времён норманнских шлемов конической формы. Дело было в применявшемся тогда оружии. Экземпляры вроде гуситского боевого цепа или любимого швейцарцами "люцернского молота" при попадании по котелку доставляли отоваренным таким образом рыцарям массу непередаваемых ощущений вне зависимости от того, соскользнуло ли потом оружие в сторону наплечника. Таким образом, намного более практичным решением было предоставить больше места для хорошего плотного подшлемника, способного сделать вероятность сотрясения мозга хотя бы не 100%-ной. И приближающаяся к сфере форма армета это как раз позволяла.

Другим направлением развития шлемов был салад, отличавшийся не столько защищённостью, сколько прагматичностью форм. Вариаций он имел огромное множество, а в базовом виде чем-то напоминал немецко-фашистский штальхельм с приделанным забралом "под робокопа" и удлинённым остроконечным назатыльником. Точнее, это дизайн штальхельма был срисован с салада, имевшего огромную популярность в первую очередь в Германии и во многом с ней ассоциировавшегося.

В противоположность армету, салад не обеспечивал своему владельцу защиту со всех возможных векторов, предпочитая акцентироваться на стратегических, вроде собственно черепушки и затылка. От ударов снизу он не защищал вообще, перекладывая эту функцию на крепившийся к кирасе горжет - что, кстати, для шейных позвонков было только полезнее. Да и дышать так было намного легче, чем в перфорированной жестянке вроде армета.

Также намного более удобным был обзор из салада. Его штатное забрало отнюдь не было каким-то особо сложносочинённым, а образуемая им смотровая щелочка была достаточно широка, чтобы наблюдать через неё вполне вменяемый сектор в горизонтальной плоскости. В вертикальной - да, было сложнее. Но так ли это было нужно в средневековых реалиях?

Салад отличался высокой практичностью и удобством в повседневной эксплуатации, благодаря чему стал стандартом не только для германских рыцарей, но и, в варианте без забрала, для пехоты.

В целом миланский доспех с арметом или саладом по вкусу был отличным выбором для прагматичного и здравомыслящего тяжёлого кавалериста своего времени, позволяя ему в полной мере и без лишних неудобств выполнять свои функции на поле боя.

Но в том-то и дело, что в случае с рыцарством эпохи раннего Ренессанса (а это была, вообще-то, именно она) прагматизм и здравомыслие несколько сбоили. Не потому, что благородные шевалье были поголовно дураками - напротив, они были достаточно сообразительны, чтобы в той или иной мере осознавать неприятную истину: время рыцарей проходит. Просто их это малость бесило.

Славные рыцари прошлого, "историческое фэнтези" о которых как раз входило в моду, могли лихо врубиться в толпу численно превосходящей пехоты и всю её разметать. Современный же рыцарь мог провернуть нечто подобное только подкравшись к ландскнехтской баталии с фланга, если вовсе не с тыла, да ещё, желательно, подловив её на марше - когда пики покоятся на плечах, а не торчат во все стороны. В противном случае он просто уподоблялся насекомому на булавке. И даже если ухитрялся дотянуться до врага, размен "один рыцарь за одного пикинёра" был отнюдь не в пользу рыцарей. Как тут не заработать комплексы, не ощутить себя представителем поколения вырожденцев, позорящих память Неистового Роланда и Сида Кампеадора?

Потому возникало абсолютно естественное желание решить проблему в лоб, нарастив класс защиты доспеха. Тем более, на смену гаковницам как раз пришли аркебузы, начавшие прочее стрелковое оружие постепенно вытеснять.

Нет, действительно серьёзной угрозы рыцарскому доспеху они по-прежнему не представляли. Ландскнехтскому - да, в полной мере, но о качестве последнего достаточно точно говорит его народное прозвище. Прозвище это было, извините, "дерьмо". Просто стоимость контракта с панцирной пехотой была значительно выше, вот ландскнехты и лепили себе кирасы мало что не из него родимого.

Тем не менее, вероятность, что благородному шевалье при встрече с пулей фатально не повезёт, немного выросла, что также требовало определённого внимания.

При этом, повторюсь, дураками рыцари не были. А уж их оружейники - тем более. Понимание того, что тупое наращивание толщины боевого доспеха - путь в пропасть, у них вполне присутствовало, да и опыт взаимодействия с пошедшими по этому пути доспехами турнирными здравым размышлениям в этом направлении вполне способствовал. Задача требовала решения в первую очередь инженерного.

И оно нашлось. При сохранении плюс-минус такой же массы, доспехи стали делать с огромным количеством дополнительных рёбер жёсткости. Так появился ещё один вид латного доспеха - готический.

Надо заметить - помогло. В неуязвимого супермена, решавшего в одиночку исход сражения, рыцарь, конечно, не превратился, но в эффективности неплохо прибавил и вражеской пехоте уже так просто не давался. К тому же, по эргономичности готический доспех даже превосходил миланский, и движений не стеснял совершенно.

Пика это направление доспешной мысли достигло в первой трети XVI века, когда был создан и поучил распространение славный своей степенью защиты максимилиановский доспех.

Из дополнительных рёбер жесткости состояла практически вся его поверхность, получившая характерное рифление. Пластины, шедшие на максимилиан, были более крупными, так что по сравнению с готикой гибкостью приходилось немного пожертвовать. Зато доспех получался непрошибаемым почти никакими средствами. Пулю из современных ему аркебуз он без каких-либо серьёзных последствий держал в упор. Кавалеристы в максимилианах были огромной бедой даже для сильно превосходящей их численно пехоты.

Но была одна маленькая вонючая проблема.

Уже готический доспех, даже по меркам априорно недешёвой рыцарской сбруи, скажем так, кусался. Максимилиановский же и вовсе стоил, как эскадрилья сбитых самолётов. Добавьте к этому то, что запросы носителя максимилиана с огромным запасом превышали пару гульденов в неделю, сравните с расценками на услуги ландскхехтов, швейцарцев или итальянских кондотьеров, и подумайте - а оно вам туда надо?

Простой крепкий парень с алебардой погубил рыцарство не столько на поле боя. Скорее он сделал его неоправданным экономически.

Но на какое-то время этим заморачивались не сильно, и рыцари радовались, что смогли немного продлить жизнь своему сословию. Пока не грянул гром. В самом прямом смысле.

Изобретение гранулированного пороха позволило отмерять его количество более точно, и, как следствие, нарастить калибр ручного огнестрела без боязни, что шайтан-труба рванёт прямо перед физиономией незадачливого стрелка. Дистанция от возможности до реализации, как водится, оказалась небольшой, и вскоре появилось новое оружие - мушкет. От аркебузы он отличался как калибром, так и сильно возросшей длиной ствола, что дополнительно повышало и мощность выстрела, и его дальность.

В общем, в 1525-м году при Павии, в первой же битве, где мушкеты были применены массово, в очередной уже раз полёг цвет французского рыцарства.

На двух сотнях метров мушкетная пуля убивала рыцаря на месте. На шестиста - ранила. На сотне - пробивала навылет.

И да, опять французы. Отношения со стрелками у них ещё со времён Креси и Азенкура не складывались.

После этого распространение максимилиановского доспеха практически повсеместно свернулось, а потраченные на него сумасшедшие деньги разом оказались выкинутыми на ветер. От идеи в принципе наносить на доспехи рифление также стали повсеместно отказываться - поскольку мушкетные пули категорически отказывались от них рикошетить, и шансов бедному шевалье тем самым не оставляли.

Впрочем, какое-то время рыцарей на поле боя всё ещё пытались сохранить - из сентиментальных, по-видимому, соображений. Что также привело к видоизменению рыцарского доспеха.

Доспехи снова стали по возможности гладкими. Кирасы приобрели характерный "конкистадорский" вертикальный киль, назначением которого было способствовать рикошету мушкетных пуль. Также, с кирасами пришлось делать то, чего всеми силами стремились избежать создатели максимилиановского доспеха - их пришлось утяжелять. И, для верности, надевать поверх кирасы ещё одну. Впрочем, в тормозную консервную банку рыцарь от этого всё-таки не превратился - наручи и поножи синхронно с утяжелением кирасы становились всё легче и легче, пока вовсе не редуцировались до плотной кожаной куртки и ботфортов.

Так или иначе, смысл в применении рыцарской кавалерии постепенно иссякал. Конники того времени массово переходили с копий на пистолеты в сочетании с эстоком и палашом. Не остались в стороне от этого процесса и рыцари, тем самым утрачивая свою уникальность и превращаясь просто в ещё один вид кавалерии, чей способ боевого применения уже имел мало общего с рыцарским.

Постепенно благородные шевалье стали утрачивать интерес к тому, чтобы становиться полу-бесполезными осколками прошлого, и начали записываться офицерами, например, в королевские мушкетёры. Но это уже другая история.

А история рыцарства, как особого рода войск, на этом закончилась.

P.S.: Небольшой бонус моим драгоценным читателям. Портрет негодника, ответственного за упадок рыцарства: