Мы тут, конечно, уже не мало сил положили на доказательство строительства столичного Санкт-Петербурга царём Петром Великим с нуля. Потому откладываю Питер на потом, и перехожу к Монголии, где за несколько столетий до основания Петербурга, была создана другая столица, но на сей раз - кочевниками. Имя ей - Каракорум. Впрочем, не везде именно так она называлась.
Каракорум (где находилась ставка ) находится у восточного подножья Хангайских гор, верхнее течение реки Орхон. Далее с сайта: http://geosfera.org/aziya/mong...
"В 1260 г. закончилась столичная жизнь Каракорума: хан Хубилай перенес столицу Монгольской империи из Каракорума ближе к бывшей столице чжурчжэней — Чжунду. Она получила название Ханбалык, и позднее была переименована в Пекин.
Утративший свое значение город был бы разрушен кочевниками, если бы в 1585 г. здесь не построили первый в Северной Монголии постоянный буддийский монастырь Эрдэнидзу, благодаря которому люди остались в городе.
Каракорум — столица монгольского государства, у восточного подножия Хангайских гор, в верхнем течении реки Орхон. Сохранились остатки дворца хана Угэдэя, ремесленных кварталов и культовых построек.
Послы сопредельных стран и посланцы покоренных монголами народов назвали город Каракорум не иначе, как «само великолепие». От него мало что сохранилось, но и эти останки впечатляют размахом строительства.
Долгое время считалось, что Каракорум исчез безвозвратно, а руины на его месте к нему не имеют никакого отношения. Планомерные исследования Каракорума начались в концеXIX в.: русский ученый Николай Ядринцев (1842-1894 гг.) обследовал развалины Каракорума. Точно подтвердил то, что это именно Каракорум, востоковед Алексей Позднеев (1851-1920 гг.).
В середине XX в. здесь работала советско-монгольская археологическая экспедиция. В юго-западной части города были обнаружены остатки дворца Угэдэя: оказалось, что он построен не прямо на земле, а на земляной платформе с гранитным цоколем. Кровля дворца была сложена из поливной черепицы, а крыша опиралась на 72 деревянные колонны, стоявшие на гранитных блоках.
Самое удивительное открытие оказалось под дворцом: здесь были обнаружены остатки буддийского святилища кон. XII — нач. XIII в. со стенной росписью.
Сохранились остатки планировки города, и оказалось, что в центральной его части находились торгово-ремесленные кварталы, гончарные печи и остатки кузниц. Было здесь налажено еще и простое чугунолитейное производство, которым занимались главным образом ремесленники-рабы. Они же занимались обработкой меди, золота, серебра, железа, изготавливали стекло, керамику и ювелирные изделия. Кирпичи для дворцовых стен изготавливались тут же, в четырех больших круглых печах, чьи основания сохранились до наших дней.
Каракорум оказался весьма благоустроенным для того времени и этого места. Дороги в нем были вымощены булыжником, в домах было установлено подобие центрального отопления под полом.
Были найдены также пашни, орошавшиеся каналами, отведенными от реки Орхон.
Одни из самых любопытных находок — большие каменные черепахи, что были установлены буддийскими монахами на границах города.
Они были призваны оберегать город так же, как Будда, который однажды явился миру в виде черепахи, чтобы спасти людей. У черепах было и более практическое применение: они служили постаментами для каменных стел, на которых вывешивались ханские указы.
Во время одной из попыток возродить город, в XVI в., рядом с развалинами из камней прежнего Каракорума был возведен монастырь Эрдэнидзу, или «Храм Сокровища». Главное место в нем занимают храмы Гурбандзу (Три Сокровища), олицетворяющие три этапа жизни Будды.
В 2004 г. ЮНЕСКО дало Каракоруму вместе с обширной территорией название «Культурный ландшафт долины реки Орхон» и внесло в список объектов Всемирного наследия.
На месте бывшей столицы открыт историко-археологический музей «Хархорум», целью которого объявлено не только собирание и систематизация уникальных памятных предметов, но и «пропаганда истории и культуры, связанных с всемирным наследием долины реки Орхон». Центральное место в экспозиции занимает миниатюрный макет города.
Река Орхон
И вот тут начинается самое (на мой взгляд) интересное.
Дмитриев С.В. написал статью "К вопросу о Каракоруме"
В первые годы существования Монгольской империи, в правление Чингис-хана (1162-1227, провозглашен великим ханом в 1206 г.), резиденция великого хана, по всей видимости, была типичной ставкой кочевого правителя – он не был склонен связывать себя постройкой зданий, и, вероятно, не считал это нужным и достойным правителя монголов[1]. К тому же, на долю основателя империи пришлось не так уж много спокойных лет, когда он не был занят войнами и походами. Однако уже в правление его сына Угэдэя (1186-1241, великий хан с 1229 г.) влияние представителей оседлых народов, вошедших в состав империи, на правящую прослойку кочевников значительно усилилось, следствием чего, в частности, стало начало строительства в 1235 г. города Каракорума[2], провозглашенного столицей империи[3].
Каракорум уже довольно давно стал предметом внимания ученых[4]. Тем не менее, обстоятельства, определившие выбор названия столицы и места для этого масштабного строительства, насколько нам известно, в значительной степени остаются вопросами, изученными явно недостаточно. При этом, ответ на данный вопрос смог бы, вероятно, прояснить некоторые аспекты раннеимперской идеологии монгольского государства, так как столица, особенно не наследуемая, а основанная – это в первую очередь яркий символ того, как правитель представляет себе свою власть и государство, их облик и цели.
По поводу времени основания столицы между исследователями есть некоторые разногласия. Чаще всего за такую дату принимается 1235 г., когда, согласно Юань ши («Истории [династии] Юань»), там был построен дворец Вань-ань гун 萬安宮 (Дворец десяти тысяч спокойствий), а сам город был обнесен стеной[5]. Однако ряд исследователей предлагают более раннюю дату[6], основываясь преимущественно на том, что не позднее, чем в 40-х гг. ХIV в., существовала традиция, согласно которой место будущей столицы было выбрано самим Чингис-ханом в 1220 г. Об этом сообщается в тексте стелы, поставленной в Каракоруме в 1346 г.[7], а также в Юань ши[8].
Нам такая датировка кажется несколько сомнительной. В пользу того, что эта традиция достаточно поздняя, свидетельствует то обстоятельство, что ни в одном более раннем источнике эта история не изложена. Учитывая важность вопроса, это кажется более чем странным. Вполне вероятно и объяснимо, что потомкам, для которых Чингис-хан уже окончательно и бесповоротно стал божеством и культурным героем, казалось невероятным, чтобы основание столицы могло произойти без его участия, следствием чего и стала выработка этой версии, не основанной, таким образом, на каких-нибудь реальных фактах.
В принципе, нет ничего невозможного в том, чтобы Чингис-хан каким-то образом отмечал эти в вышей степени благоприятные для кочевника земли, даже останавливался здесь, тем более, что, по ряду свидетельств, до того здесь нередко разбивали лагерь правители найманов[9] и кереитов[10]. Нельзя полностью исключать и возможности, что, как полагает Поль Пеллио, где-то в этом районе мог размещаться лагерь жён и домочадцев Чингис-хана во время его похода в Среднюю Азию[11], хотя никаких оснований для этого предположения нет. Но нам кажется, что даже если всё это и имело место, то с идеологической и политической точки зрения это совсем не то же самое, что основание крупного города[12], позиционируемого как имперская столица во вполне оседлом смысле этого слова.
Разкопки храма Угэдэя в Каракоруме 2003 г.
Археологическое изучение Каракорума экспедицией С. В. Киселева в 1948-1949 гг. показало, что действительно есть ряд свидетельств тому, что город был построен не на пустом месте – в насыпном холме, на котором ок. 1235 г. был возведен знаменитый дворец Угэдэя, были найдены остатки буддийской кумирни, стиль фресок которой, по мнению С. В. Киселева, относится «к ХII в. или, скорее, к началу ХIII в.»[13]. Исследователь, полагая, что «буддийские миссионеры, несомненно, проникли в эти далекие места лишь в связи с основанием поселения, и не простого поселения»[14], делает вывод, что кумирня была построена во времена Чингис-хана и доказывает, что уже при нём Каракорум представлял собой крупный город. Этот аргумент трудно признать убедительным. Во-первых, активность буддийских миссионеров не надо недооценивать, известно, что, например, среди тех же найманов и кереитов буддизм, как и христианство несторианского толка, имели значительное распространение гораздо раньше их подчинения Чингис-ханом. Не надо забывать и о более ранних временах Уйгурского каганата, когда в этих местах, в непосредственной близости от столицы империи, Орду-балыка (его развалины, известные как Кара-балгасун («Черное городище»), находятся в 27 км к северо-западу от Каракорума), проживало немало буддистов. Нет ничего удивительного в том, что буддийские миссионеры, например, возвели часовню (размеры разрушенного храма установить невозможно) в ставке их кочевого покровителя, более того, именно таким образом они всегда и поступали, хотя, конечно, чаще всего храм был приспособлен к кочевому быту и не был стационарным. Но в данном случае их задача облегчалась тем, что, как мы уже говорили, долина Орхона, питаемая множеством рек и ручьёв, стекающих со склонов Хангая, предоставляет в высшей степени благоприятные условия для кочевников, и в таком месте лагерь кочевого правителя мог долго оставаться на одном месте, не перемещаясь, что делало оправданным строительство небольших постоянных сооружений, которые не могли следовать за перекочевками, но зато позволяли использовать гораздо более внушительные средства религиозной пропаганды, например, те же настенные росписи. Во-вторых, фрагменты фресок[15], как нам кажется, слишком малы, чтобы с уверенностью датировать их по стилистическим особенностям, тем более, что такая датировка, как известно, в виду исключительной устойчивости традиции в буддийской религиозной живописи, представляет большие трудности даже для полностью сохранившихся изображений.
План Каракорума, составленный немецкими археологами
Наконец, кажется более чем странным, чтобы Угэдэй, как полагает С.В. Киселев, приказал для постройки своего дворца разрушить буддийский храм, тем более построенный совсем недавно, при его отце. Религиозная терпимость монгольских правителей весьма известна, как и то, что даже во время войн они по возможности избегали разрушать храмы любых религий. Тем более странным был бы такой поступок в мирное время, в столице империи, значительную часть населения которой составляли буддисты. В такой ситуации можно было бы себе представить разрушение часовни с целью постройки на его месте более обширного храма, но постройка на её месте дворца была бы свидетельством откровенно антибуддийской политики Угэдэя, о чём у нас нет никаких данных даже в мусульманских источниках (которые, конечно, с большим удовольствием отметили бы даже малейшую враждебность великого хана к «язычникам», если бы она имела место). Скорее всего, кумирня, из которой происходят найденные фрагменты фресок, была построена из сырцового кирпича и разрушена задолго до возведения дворца, так что ко времени Угэдэя представляла собой оплывший до неузнаваемости глиняный холм, из которого строители дворца брали грунт для насыпки холма. Это, к слову, также говорит о том, что кумирня, скорее всего, изначально находилась не на месте дворца, как думает С.В. Киселев, а неподалеку от него.
Таким образом, как текстовые, так и археологические аргументы основания Каракорума, как столицы империи, при Чингис-хане не кажутся нам вполне убедительными, и потому мы считаем более правильным считать реальным основателем города Угэдэя, при котором в городе началось масштабное строительство императорской резиденции и городских укреплений.
----------- примечания:
1-↑ Нам известен только один памятник монгольской дворцово-городской архитектуры, постройка которого может быть датирована несколько более ранним временем, чем строительство Каракорума – это т.н. город на р. Хирхира в Забайкалье (Киселев С. В., Евтюхова Л.А. и др. Древнемонгольские города. М., 1965. С. 23-58), который исследовавший его С. В. Киселев датирует эпохой зарождения монгольского государства, по его мнению, к 1225 г. город, принадлежавший Есункэ, сыну младшего брата Чингис-хана Джочи-Хасара, был уже в основном построен (Ibid, C. 56). Однако, во-первых, город пока изучен далеко не полностью, а предложенная датировка, помимо особенностей архитектуры зданий, главным образом основана на предположении, что именно неподалёку от него изначально находился т.н. Чингисов камень, поставленный, как считается, около 1224-1225 г. в честь награждения Есункэ за победу в состязании лучников. Это предположение вряд ли может быть убедительно доказано, потому что уже в 1818 году, когда поступили первые сведения о камне, он находился не на своём изначальном месте, а в Нерчинском заводе (Ibid. C. 53); все сведения местных жителей, которые ассоциируют его с городом на р. Хирхире, были получены не ранее середины, а в основном уже в конце ХIХ в. (Кузнецов А. К. Развалины Кондуйского городка и его окрестности. Владивосток, 1925. C. 56]), а в данном случае мнение старожилов вряд ли может считаться весомым аргументом; таким образом, вопрос датировки города ещё рано считать закрытым. Во-вторых, даже если постройка города и относится ко времени, которым его датирует С. В. Киселев, что более чем вероятно, то это не принципиально раньше Каракорума, и всё-таки его идеологическое, политическое и экономическое значение в общеимперском масштабе было невелико (как и размеры города - площадь, более или менее компактно застроенная, составляет около 600 на 1000 м, укрепленная цитадель, в которой находился дворец, представляет собой прямоугольник всего 100 на 110 м (см. [Киселев С. В., Евтюхова Л.А. и др. Op. cit. C. 24-25]), это скорее дворец, окруженный жилищами челяди и необходимых для нужд владельца ремесленников (возможно, пленных, захваченных в Средней Азии), нежели город в полном смысле этого слова), хотя и показывает проявляющуюся склонность некоторых монгольских владетельных князей к комфорту своих оседлых подданных.
2↑ Руины города находятся в совр. Убур-Хангайском аймаке Монголии, в 320 км к юго-западу от Улан-Батора.
3↑ Сун Лянь, Ван Вэй и др. Юань ши (История Юань). - Эрши-лю ши (Двадцать шесть династийных историй). Хайнань, 1996, Т. 5. Цз. 2, с. 41.
4↑ Подробнее об истории изучения города и попытках установить его местонахождение см. Bretschneider E. Medieval Researches from Eastern Asiatic Sources. Vol. I-II. London, 1888. Vol. I, р. 122-123, note 304; Киселев С. В., Евтюхова Л.А. и др. Op. cit. C. 126-131.
5↑ Сун Лянь, Ван Вэй и др. Op. cit. Цз. 2, с. 4.
6↑ См. например, Киселев С. В., Евтюхова Л.А. и др. Op. cit. C. 132-133.
7↑ Фрагменты этой стелы, написанной на монгольском и китайском языках, были обнаружены В. В. Радловым во время экспедиции 1890-1891 гг., организованной вскоре после установления местоположения древней монгольской столицы сибирским краеведом Н. М. Ядринцевым в 1889 г. (Ядринцев Н.М. Путешествие на верховье Орхона и к развалинам Каракорума // Известия Русского географического общества. Т. ХХVI, Вып.1, СПб.,1890). Два монгольских фрагмента стелы, которую Радлов датировал временем правления Мункэ (1209-1259, великий хан с 1251 г.) были опубликованы в 1892 г. (Радлов В. В. Атлас древностей Монголии. Труды Орхонской экспедиции. Вып. I, СПб, 1892. Илл. 41]). В 1912 г. развалины Каракорума посетил В. Л. Котвич, ему удалось обнаружить ещё три фрагмента стелы, с надписями на монгольском языке на одной стороне и на китайском – на другой. Он установил, что китайский текст стелы содержится в собрании сочинений известного юаньского поэта Сюй Ю-жэня 許有壬 (1287-1364) (его биография см. Сун Лянь, Ван Вэй и др. Op. cit. Цз. 182, с. 333), чьё имя можно найти на сохранившихся фрагментах. Текст датирован 1346 г., монгольская версия, по всей видимости, является переводом китайского текста. В полном варианте, содержащемся в собрании сочинений, текст озаглавлен Чи цы Син-Юань гэ бэй 勅賜興元閣碑 «Стела, пожалованная, согласно императорскому декрету, ступе Процветающей Юань» (Сюй Ю-Жэнь. Чжи-чжэн цзи (Собрание, [составленное в годы правления под девизом] Чжи-чжэн)]. - Сы-ку цюаньшу (Собрание книг четырёх хранилищ), Тайбэй, 1986. Т. 1211. Цз. 45, c. 323-324) и повествует о том, что в 1256 г. хан Мункэ повелел построить в Каракоруме ступу в пять этажей высотой 300 чи (93,5 м), в 1311 г. она была отремонтирована, в 1342 г. император приказал снова обновить её. По завершении работ, в 1346 г., ступа была названа Син-Юань гэ, «Ступа Процветающей Юань», а Сюй Ю-жэню было приказано составить по этому поводу надпись для памятной стелы. Также об истории изучения надписи см. Pelliot P. Note sur Karakorum // Journal Asiatique. T. CCVI (1925, №1), перевод и подробный комментарий китайского текста и сохранившихся монгольских фрагментов см. Cleaves F. W. The Sino-Mongolian Inscription of 1346 // Harvard Journal of Asiatic Studies. Vol. 15. 1952.. p. 1-123.
8↑ Сун Лянь, Ван Вэй и др. Op. cit. Цз. 58, с. 124.
9↑ Рашид ад-Дин. Сборник летописей / Пер. А. К. Арендса, Л.А. Хетагурова. М.-Л., Т. III: 1946; Т. I, ч. 1-2: 1952; Т. II: 1960. Т. I., ч. 1, с. 136.
10↑ Wyngaert, Anastasuis van den, Sinica Fransiscana, vol. I: Itinera et Relationes Fratrum Minorum Saeculi XIII et XIV, Firenze-Quaracchi, 1929. Р. 207; Рашид ад-Дин. Op. cit. T. I, ч. 1, с. 129.
11↑ Pelliot, P. Notes on Marco Polo. Vol. I. Paris, 1959 ; Vol. II. Paris, 1963 ; Vol. III : Index. Paris, 1973.Vol. I, p. 167.
12↑ То, что Каракорум был не только дворцом хана, желающего приобщиться к оседлому комфорту, окруженным жилищами гвардии и необходимой обслуги, а ещё и довольно крупным торговым и ремесленным центром, окончательно доказали раскопки 1948-1949 гг., проведённые экспедицией под руководством С. В. Киселева. Невысокие городские стены (вал в толщину не превышал 2-2,5 м, сверху тянулся плетневый палисад, обмазанный глиной, всё вместе в высоту вряд ли превышало 4-5 м (Киселев С. В., Евтюхова Л.А. и др. Op. cit. C. 138, 173), призванные скорее обозначать городскую границу, нежели обеспечивать городу реальную защиту, огораживали значительную территорию, представляющую собой неправильный четырёхугольник, ориентированный по странам света, несколько сужающийся к югу. С севера на юг протяженность город превышала 2 км, с запада на восток составляла около 1,5 км (Ibid. C. 128). Дворец Угэдэя находился в юго-западном углу города, был обнесен такими же невысокими стенами, как и весь город, и представлял собой правильный квадрат 255 на 225 м (Ibid. C. 138), т.е. занимал не слишком значительную часть городской площади. Остальная часть города, судя по результатам раскопок, была довольно густо заселена. У восточных ворот, к которым примыкало предместье, найдены обломки жерновов и молотильных камней, что говорит о том, что здесь жили люди, занимавшиеся земледелием, в разных концах города найдены плуги и жернова (Ibid. C. 174; 180). Это говорит о том, что строители города думали о том, чтобы он хотя бы частично обеспечивал себя продовольствием, впрочем, нам известно что город всё равно сильно зависел от поставок зерна из Китая. От центра города к восточным воротам вела улица, сплошь обстроенная домами. Судя по особенно частым находкам в этом районе города монет, здесь размещались торговые лавки (Ibid. C. 174). По сообщениям Гийома Рубрука, посетившего город в 1254 г., в нём было две главных улицы, вдоль одной из которых жили мусульмане, в основном торговцы, а вдоль другой – китайцы, которые преимущественно занимались ремеслом; в городе было двенадцать языческих храмов разных народов, две мечети и одна несторианская церковь (Wyngaert, Anastasuis van den, Op. cit. P. 285-286]). По данным раскопок, в центре города, на пересечении двух главных улиц, находились ханские мастерские, весьма активно функционировавшие. В этом месте за свою недолгую историю город успел сформировать необыкновенно богатый культурный слой, его толщина достигает 5 м. Нижний горизонт, соответствующий времени основания и высшего расцвета города, очень насыщен находками, свидетельствующими об активном металлообрабатывающем производстве, на сравнительно небольшом участке найдено до десяти металлургических горнов и множество изделий, особенно много массивных втулок к осям телег, походных котлов на ножках, стрел и сабель (Киселев С. В., Евтюхова Л.А. и др. Op. cit. C. 176-178). Всё это свидетельствует о том, что промышленные мощности Каракорума активно использовались при подготовке к дальним походам монгольских армий. Лабораторные условия показали, что чугун, использовавшийся в ряде изделий, требовал для плавки очень высоких температур, порядка 1350°, которые достигались с помощью сложной системы механических мехов, приводимых в действие водой, поступавшей в город по каналам из р. Орхон, остатки этой системы найдены в крупной металлургической мастерской в центре города (Ibid. C. 178). В верхних слоях, когда город уже утратил свои столичные функции, преобладают следы весьма разнообразного керамического производства (Ibid. C. 178). На всей территории Каракорума сделано много находок привозных вещей (фарфора, зеркал, шелка), которые, как и большое количество найденных монет, говорят о большом распространении торговли (Ibid. C. 178). Остатки зданий группируются в основном вдоль двух главных улиц, остальная часть города почти не застроена – видимо, там стояли юрты (Ibid. C. 126).
13↑ Киселев С. В., Евтюхова Л.А. и др. Op. cit. C. 133.
14↑ Ibid. C. 133.
15↑ Подробнее о них см. Ibid. C. 167-172.
Източник: http://www.synologia.ru/
Продолжение следует
Оценили 22 человека
35 кармы