Национальная идея. Почему так важно знать собственную историю для духовного самоопределения нации? Часть 5

Первыми начали отрицать наличие древнерусского института княжеской власти до призвания Рюрика «русские» историки Г.Ф. Миллер и А.Л. Шлёцер.

Их выводы, послужившие началом русофобской историографии, ставшей русским национальным наукообразным феноменом с времён «подкидного» русского царя Петра Первого, - не являлись результатом скрупулезного анализа материалов русской истории – для этого у Миллера и Шлёцера не хватало ни знаний русских источников, ни элементарного знания русского языка.                                            Зато они хорошо знали шведские исторические сказки-сочинения XVII-XVIII вв.

Кроме этого в их взглядах прослеживаются и другие утопические теории, сформировавшиеся в западноевропейской общественной мысли XVI-XVIII вв.                                                                                           Часть из них, была рождена в лоне идейного течения готицизма, немецкие основоположники которого провозгласили германцев законными наследниками Римской империи, а германские завоевания – источником созидания европейской государственности и монархической власти (Ф. Иреник, В. Пиркхеймер).

Представителями немецкого готицизма развивались и идеи об отсутствии у славянских народов монархической власти, относившейся сторонниками готицизма, а позднее и философами-просветителями к признакам государственности (Х. Харткнох).

Таким образом и Байер, и Миллер, и Шлёцер выросли на этих взглядах, составлявших часть немецкой образованности того времени. А поскольку одним из теоретиков немецкого готицизма В. Пиркхеймером к гото-германским народам были особо причислены и шведы, то фантазии шведского политического мифа о шведо-варягах как основоположниках древнерусской государственности явились для Миллера и Шлёцера (как, впрочем, и для Байера) научной истиной, не требующей доказательств, поскольку они хорошо укладывались в стереотипы, заученные ими со школьной скамьи (см. Грот Л.П. «Путь норманизма от фантазии к утопии» // «Варяго-русский вопрос в историографии» / Серия «Изгнание норманнов из русской истории». Вып. 2. М., 2010. С. 103-202; Фомин В.В. «Варяго-русский вопрос и некоторые аспекты его историографии» / «Изгнание норманнов из русской истории» / Серия «Изгнание норманнов из русской истории». Вып. 1. М., 2010. С. 339-511).

Как справедливо подчеркивает известный исследователь варяжской проблемы В.В. Фомин, Шлёцер утверждал, «что до прихода скандинавов Восточная Европа представляла собой ”пустыню, в которой жили порознь небольшие народы”, ”без правления… подобно зверям и птицам, которые наполняли их леса”, …что ”русская история начинается от пришествия Рурика…” и ”что основатели Русского царства суть шведы”» (Читайте Фомин В.В. «Слово к читателю // "Скандинавомания и ее небылицы о русской истории". Сборник статей и монографий. Серия «Изгнание норманнов из русской истории». Выпуск 4. М., 2015. С. 13).

https://ru-sled.ru/goticizm-il...

К слову сказать, готицизм практически не исследуется российской исторической наукой. И это удивительно, поскольку готицизм был идеологией, на которой выросли западноевропейские национальные государства.

Со времени Миллера и Шлёцера российская историческая наука в норманистских работах в вопросах исследования древнерусского политогенеза не продвинулась ни на шаг.                                                Современные норманисты возникновение раннегосударственного образования в Ладожско-Ильменском регионе связывают, по-прежнему, с некими викингскими отрядами, подавляющее большинство которых якобы было выходцами из Свеаланда, т.е. из Средней Швеции, и предводителем которых был «скандинав» Рюрик.

Именно якобы с приходом этих «отрядов» и возник древнерусский институт верховной княжеской власти (см. Мельникова Е.А. «Возникновение Древнерусского государства и скандинавские политические образования в Западной Европе // Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света.» СПб., 2009. С. 89, 91, 96; там же: «Скандинавы в процессах образования Древнерусского государства // Древняя Русь и Скандинавия». Избранные труды. М., 2011. С. 53, 64).

Но если три с лишним века представители российской вузовско-академической системы уверяют, что начало русской государственности положили викингские отряды из Швеции, то почему бы отрядам хана Батыя не отдать пальму первенства в создании русского централизованного государства? Неслучайно ведь именно Карамзину принадлежат слова как о россах из шведского Рослагена, так и слова о «благотворных следствиях» Батыева нашествия, родивших самодержавие.

Однако если мы обратимся к результатам современных исследований политогенеза в Швеции и в державе Чингиз-хана, то узнаем, что названные страны своим собственным первичным опытом в создании государственности и институтов верховной власти не обладали.

Выходцы из Свеяланд не могли в IX в. сформировать отряды, которые выступили бы организаторами института центральной власти на гигантских просторах Ладожско-Ильменских земель и Поднепровья.

Причина проста: у самих свеев уровень социо-политической эволюции в IX в., согласно шведским ученым, не обеспечивал развитие собственной государственности, где одним из важных признаков является объединение исторически связанных друг с другом территорий под властью одного правителя.

Только со второй половины XIII – начала XIV вв. королевская власть в Швеции, согласно шведским историкам, стала выступать «как форма относительно тонкой политической организации, как государственная власть».

При этом, шведские историки подчеркивают вторичный характер этих процессов и прежде всего представлений о функциях и значении королевской власти, которые заимствовались извне. 

Но то же самое говорят современные исследователи об уровне социополитической эволюции в державе Чингиз-хана и его преемников. 

https://na5ballov.pro/lib/azia...

Ведущие российские специалисты в области политогенеза у монгольских народов Т.Д. Скрынникова и Н.Н. Крадин относят Монгольскую кочевую империю к предгосударственной форме политической интеграции, по их формулировке, к суперсложному вождеству.

Особую ценность исследованиям этих авторов придает то, что они рассматривают Монгольскую кочевую империю как неотъемлемую часть кочевого мира, выделяя специфику, общую для кочевых империй. 

«Снаружи кочевые империи, - подчеркивают они, - смотрятся как настоящие завоевательные государства (наличие военно-иерархической структуры, международного суверенитета, специфический церемониал во внешнеполитических отношениях). Однако изнутри они представляются как конфедерации (союзы), основанные на непрочном балансе племенных связей и редистрибуции внешних источников доходов без налогообложения скотоводов».

Для нас вывод этих авторов представляет особый интерес. Ведь они говорят о том, что формирование государственных институтов в кочевых империях осуществлялось под большим влиянием оседло-земледельческих обществ.                                                                         «Политогенез в среде номадов, - подчеркивают они, - обязательно сопровождался завоеванием земледельческого общества, заимствованием норм и ценностей земледельческих господствующих классов.                                                                                                                              С течением времени это приводило к расколу в стане завоевателей, который заканчивался либо внутренними конфликтами и гибелью династии, либо оттеснением кочевников на периферию» (см. Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д. «Империя Чингис-хана». М., 2006. С. 12-55, 490-508).

При этом Н.Н. Крадин, рассматривая специфику политогенеза в киданьской империи Ляо и чжурчжэньской империи Цзинь, показывает, что даже раннегосударственные образования в этих обществах относятся к так называемым вторичным государствам, т.е. образовавшимся по соседству и под определенным влиянием цивилизационных центров (в данном случае, Китая).

Для этих государств, подчеркивает Н.Н. Крадин, было характерно не только заимствование тех или иных компонентов средневековой китайской политической культуры и или даже структурного копирования бюрократической китайской системы, но и влияние более развитых дальневосточных обществ на менее развитые.                              Кидани оказали существенное влияние на политогенез у чжурчжэней, а чжучжэни – на политогенез монголов (см. Крадин Н.Н. «Пути становления и эволюции ранней государственности на Дальнем Востоке» // «Ранние формы потестарных систем». СПб., 2013. С. 65-82).

Таким образом, держава Чингиз-хана, провозглашенная в 1206 г., несла в себе как черты, традиционные для кочевых народов – особого мира, отличного от мира земледельческих обществ, так и черты политической культуры своих предшественников – вторичных этнополитических/ раннегосударственных образований, возникавших на территории будущей Монгольской кочевой империи.

И что же при такой специфике Чингизиды могли дать потестарно-политической культуре русских княжеств? Напротив, в соответствии с отмеченной зависимостью кочевых обществ от политической культуры земледельческих обществ, верхушка улуса Джучи должна была бы подвергнуться влиянию политической культуры русских княжеств.                                                                           И наверняка это влияние испытывала, однако, в таком ракурсе русско-ордынские отношения, насколько известно, не рассматривались.

https://qalam.global/ru/articl...

При данном подходе можно было бы объяснить, почему хан улуса Джучи стал на Руси именоваться царем – титулом, применявшемся в домонгольское время к русским князьям.                 Историк А.А. Горский выявил около десятка случаев его применения к русским князьям, но высказал уверенность в том, что «царь» в домонгольскую эпоху был не более чем обозначением князя «высоким стилем» (см. Горский А.А. «Русское средневековье»». М., 2009. С. 85).

Вряд ли это объяснение адекватно отражает средневековую русскую потестарно-политическую традицию и смысл русских титулов. Но такова плата за то, что, по образному выражению В.В. Фомина, "мы 400 лет платим дань норманизму.                                                                               Ибо норманизм вобрал в себя западноевропейские исторические утопии, где стержнем является идея принесения древнерусской государственности и княжеской власти «со стороны».                                 По времени, - подчеркивает В.В. Фомин, - это намного больше, чем наши предки вынуждены были платить дань Золотой Орде

Сегодня выплата «дани» Золотой Орде вернулась, но это уже дань историческая.                                                                                                       И мы видим в этом безусловное влияние того же шведского политического мифа, который породил норманизм.                               Поэтому сейчас перед российской исторической наукой стоят, на мой взгляд, две насущные задачи: восстановление утерянных начал русской истории и возвращение изучения этих начал на научные основы, избавленные от мифов норманизма.

Напомним пример из исландских саг, рассказывающих о скандинавских поселенцах в Америке.                                                      Исландские поселенцы с острова Гренландия достигли североамериканского побережья где-то в период с конца X – первых годов XI вв.                                                                                                                 Но обосноваться там надолго не смогли, т.к. были изгнаны местным населением – инуитами. Каков результат пребывания скандинавов в Америке?                                                                                                                 Выступили они там создателями государственности, освоили речные пути, создали торгово-ремесленные поселения? Нет.                              Результат их пребывания там был близок к нулю. Потому и изгнали их индейцы – за ненадобностью.

Приписывание выходцам из Скандинавии особой роли в устроении династий и государств в странах Западной Европы идет вразрез с тем фактом, что и история династий, и история государственности в этих странах имеет очень древние истоки.

Поэтому прийти на готовенькое – это один расклад, а расселиться на сравнительно небольших, почти безлюдных островах и организовать там свою социальную жизнь в форме простых самоуправляющихся крестьянских общин – это другой расклад.

Создавать на гигантских территориях сложную социально-политическую систему с институтом центральной наследной власти и городской жизни – это уже совершенно отдельный ресурсный проект.                                                                                                                            На американских континентах этот проект стал осуществляться, когда за выходцами из Европы встали государства, причем, не скандинавские.

Также и к развитию русской государственности и русского института княжеской власти ни скандинавы, ни скандинавские традиции никакого отношения не имели.                                                                         Поэтому избавив летописных варягов и князя Рюрика от ненаучной коросты норманизма, можно будет начать восстанавливать древнейший период русской государственности.                                     В помощь этой работе послужит привлечение к исследованиям источников, которые сохранили сведения о древнейших временах русской истории.                                                                                                              К таким источникам относятся, например, сказания о Тидреке Бернском или Тидрексага.

Этот источник, как известно, передает эпическое наследие, восходящее к событиям V в. – войнам гуннов во главе с Аттилой и готов во главе с Теодорихом.                                                                                                                     Но кроме гуннского и готского правителей в ней фигурируют Илья Русский и русский король Владимир, правивший, согласно Тидрексаге, в V веке.

http://pereformat.ru/2022/02/bartenev-sbornik/

Известный российский историк С.Н. Азбелев, исследуя эпическую предысторию Новгородской земли, блестяще доказал, что этот Владимир совпадает с образом эпического князя Владимира из русских былин, бывшим правителем Руси в период, когда она подверглась нашествиям гуннов.

Территория, подвластная эпическому Владимиру, включала земли от моря до моря, простираясь далеко на восток и превосходила размеры позднейшего Киевского государства X в. 

 Этим и объяснялся интерес к Владимиру и Руси в Тидрексаге, главная тема которой, казалось бы, позволяла о них не упоминать (см. Азбелев С.Н. «Устная история в памятниках Новгорода и Новгородской земли». СПб., 2007. С. 38-56).

С.Н. Азбелев установил, что в былинах его полное имя было Владимир Всеславич и прозывался Владимиром Красное Солнышко, что означало не проявление ласкового отношения к нему народа (дескать, солнышко ты наше, рыбка золотая!), а маркировало его конфессиональную характеристику – СОЛНЦЕПОКЛОНСТВО, т.е. систему древнерусских дохристианских верований.

Другой Владимир (креститель Руси с богоизбранными корнями, сын ключницы Малки и молодого князя Святослава Игоревича), - князь Владимир Святославович вошел в русскую историю как Святой, т.е. как проводник христианства.                                                                               Совершенно очевидно, что это были две разные исторические личности, принадлежавшие к разным эпохам.

Пора вернуть русской истории князя Владимира Всеславича – Красное Солнышко.                                                                                       Источники для этого, как видим, имеются. Надо только снять с русской истории иго или ярмо утопий, которые отторгают от неё целые тысячелетия.