"Рождение монстра": ретроспектива становления английского фашизма.

Отрывок из книги "Истоки и смысл английского фашизма" нашего автора, Н.А. Выхина.

Английский абсолютизм является весьма атипичным образцом для дворянской абсолютной монархии. Историки пишут, что английский абсолютизм - продукт войны Алой и Белой Роз, которая протекала в очень жестокой форме «войны всех против всех» в конце XV в. Как и на континенте, он, вроде бы, опирается на всю массу среднего и мелкого дворянства в борьбе с феодальной знатью. Так было повсюду, но… Совершенно несоразмерна роль финансового капитала в делах и проблемах этого специфического абсолютизма, если сравнивать с другими феодальными государствами.

Иначе говоря, имеется существенно иное сочетание общественных сил, чем то, которое обеспечило победу абсолютизма во Франции, в Московском государстве и в ряде других стран. Абсолютизм абсолютизму рознь, что и доказывает история Англии.

На острове абсолютизм не только и не столько как орудие дворянского класса, утверждаясь в борьбе с феодальной знатью (хотя и это было). Британская корона оказывается крайне зависимой от поддержки тех сил, которые Маркс называл «буржуазией», хотя, на наш взгляд, им нужно иное имя.

С одной стороны, мы видим, что режим-оборотень в Англии пытается изобразить из себя традиционную для Европы власть определенных слоев дворянства, которые вынуждены, в силу исторических условий, считаться с требованиями и интересами определенных групп буржуазии. Причём, скорее всего, в XV веке это не только и не столько обман континента, но и вполне искренний самообман. Англичане действительно пока не понимают те зачатки роковых отличий, которые уже проступают в виде крипто-государственности торгового и спекулятивного капитала, как некий, и сам-то себя не до конца осознающий пиратский торговый режим.

Остров – объективно (может быть, ещё непонятно самим субъектам) превращается в пиратский корабль, и правит на нём пиратский предводитель и пиратская сходка команды. То, что потом назовут «непотопляемым авианосцем», сперва было вполне себе парусное судно под «весёлым Роджером», но тоже уже непотопляемое.

В консолидации этого пиратского режима играет большую роль эпоха Тюдоров начиная в особенности с царствования Генриха VIII (1509). Каково внешнее выражение этой консолидации пиратского режима? Определяющим политическую ситуацию Англии конца XV и начала XVI вв. является упадок парламента. Парламент в истории Англии впервые появляется в XIII в. В течение XIII- XV вв. английский парламент развивается в исключительно благоприятных условиях, он достигает такой политической значимости, какой не имеют ни французские Генеральные штаты, ни какое-либо аналогичное континентальное учреждение, за исключением только кастильских кортесов того же периода.

Всё это очень популяризировано англосаксами, которые из кожи вон лезут, пропагандистски доказывая, что у них раньше всех остальных начался «правильный путь» цивилизации. Причём они, с некоторой, даже умиляющей, наивностью, ставят самовлюблённый знак равенства между «правильным» и «собственным».

Мол, раз мы этим путём пошли, то он и есть для всех правильный! Не могли же мы, такие любимые, выбрать ошибочный путь! Потому все, кто идёт другим, отличным от нашего путём – идут неправильным путём, и т.п.

Однако если вылезти из английских очков, в которых они принуждают всех смотреть на мир и вещи, то мы заметим важное. То, что обильно распиаренный «парламентаризм», хоть и имеет глубокие корни в английской истории, но положительным образом не сказался ни на материальной, ни на духовной жизни Англии. Его никоим образом не впишешь в один ряд с открытиями огня, колеса, гончарного круга, электричества и других, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО общечеловеческих достижений цивилизации.

Традиция корабельной пиратской сходки (к которой и сводится английский парламентаризм) не дала, да и не могла дать ни прав, ни благополучия общей массе населения, будучи, по сути своей, не столько демократическим, сколько криминальным явлением. «Команда может собраться и поговорить» - помним мы из детства про пиратов – «И послать капитану чёрную метку».

Ну, может, и что? Пиратская команда через это получает какое-то высокое правосознание или особый, милосердный гуманизм?!

К концу XV в. значение парламента, однако, падает. Объясняется это двумя обстоятельствами. Прежде всего, парламент состоял из двух палат. Верхняя палата - палата лордов - объединяла в своих рядах представителей феодальной знати. Ее значение пало в эпоху войны Алой и Белой Роз.

Война Алой и Белой Роз была столкновением двух династий - Ланкастерской и Йоркской, но в этой династической борьбе решались сложные цивилизационные вопросы. Окончательная победа Тюдоров знаменовала победу среднего и мелкого криминала (не только земельного, но и в значительной степени корабельного) над крупным, в лице «большой» и старой феодальной знати.

На полях битв во время войны Алой и Белой Роз полегло феодальное дворянство, полегли самые старинные феодальные фамилии, и та светская аристократия, которая обеспечивала политическое значение палаты лордов, была, можно сказать, вырвана с корнем. Она называется как в Европе, но природу и происхождение имеет совсем другую (дельфин внешне похож на рыбу, но он не рыба!).

Например, в Англии никогда не было дворянства чести, как на континенте: любой проходимец без оглядки на его репутацию и ни дня не служивший – мог купить дворянство для себя и потомков по королевской таксе. Были бы деньги!

Процитируем фундаментальный труд, «Историю средних веков», том. II, М-1954 г. С. 251 : «…в Англии в отличие от других стран не было строгой сословной обособленности среднего и мелкого дворянства от других классов и слоёв общества и «джентльменом» мог стать всякий, кто обладал достаточной для этого собственностью».

Во Франции покупка титулов появилась только в позднем Средневековье, в Англии была всегда. «Великая Хартия Вольностей» запретила королю вмешиваться в произвол сильных над слабыми. Король потерял право возражать, говоря современным языком, «криминальному авторитету» на его территории.

Снова цитата, «История средних веков», том. II, М-1954 г. С. 261.: «Английское самоуправление на местах – игнорировало власть короля, но ни в коей мере не было демократическим».

То есть оно уже в средневековье предстает перед нами, как власть узкого круга взаимной поддержки и заговора: «…Дворяне же в графствах, пользуясь органами самоуправления, саботировали исполнение законов против огораживаний».

В Англии это «самоуправление» (как пишут сами же английские историки), реально избиралось лишь 2-3 процентами от населения округа. При этом занималось огораживаниями, т.е., фактически, геноцидом.

В странах англосаксонской системы основным источником права является «судебный прецедент», то есть произвол личности, занимающей должность судьи. Писаные законы, кодексы, главное в римском праве – в англоязычных странах большого значения не имеют. Доминирование судейского произвола (прецедента) среди всех других источников права, преобладание вопросов процессуального права над вопросами материального права, отсутствие четкого отраслевого деления системы права, невыраженность разделения права на публичное и частное (ввиду поглощения последнего первым), предельно-сложный формализм и крючкотворство (казуистичность) заставляют говорить не о системе Права, а о системе Бесправия. Суть кратко можно выразить так: «судья всегда прав», а писаных законов, фактически, не существует, они лишь сырьё для судейских «прецедентов».

Поэтому мы должны понимать, что уже в средневековой Англии под привычными феодальными терминами скрывается нечто совсем (сперва не совсем) иное, происходит ДИВЕРГЕНЦИЯ признаков между общим ходом цивилизации и нарастающими патологиями специфически-британского уклада жизни.

Война Алой и Белой Роз содержит в себе как черты обычной феодальной свары, так и некоторые новые черты протофашизма, которые проступают из-под классической, феодальной манеры её описания средневековыми источниками. Кроме этой «войны всех против всех» второй удар палате лордов нанесла погрома церквия, - она подорвала значение духовной аристократии.

Иначе обстояло дело с палатой общин. Палата общин в начале XVI в. состояла из семидесяти четырех представителей от графств и ста двадцати двух представителей от городов. В отличие от континентальных аналогов (например, русских Земских Соборов) палата ИЗНАЧАЛЬНО строилась не как народное представительство, а как инструмент очковтирательства, симулирования народного представительства. Чтобы, когда народу потребуется представительство – сказать «так вед оно у вас уже есть!».

В частности, право посылки депутатов имели только города, обладавшие соответствующими привилегиями на представительство в парламенте. Иначе говоря, действовал фильтр, позволявший полностью управлять подбором кадров. Несмотря на видимый перевес депутатов от городов, палата общин по своему социальному составу являлась дворянской, большая часть коммонеров (членов палаты общин) принадлежала к провинциальному дворянству.

Право выбора в палату было ограничено. Основная масса крестьянства - копигольдеры - права голоса не имели. В городах право голоса было сосредоточено в руках корпораций, организаций городского купеческого патрициата. Что касается сельской Англии, графств, то здесь выбирали дворяне (эсквайры, рыцари) и фригольдеры (свободные мелкие держатели), уплачивавшие поземельный налог размером не меньше 40 шиллингов в год. Что и придаёт английскому парламентаризму столь явные черты пиратской корабельной сходки: «рабы в трюме права голоса не имеют».

Основная масса крестьянства была, по избирательному закону 1430 г., от выборов отстранена. Таким образом, оказывается, что города и графства были представлены, главным образом, специфическими «дворянами». Они называются «дворянами», как на континенте, но они же КУПИЛИ себе это, в других местах родовое, выводимое из родословной, звание!

При Генрихе VIII (1509-1547), после необычайно интенсивной парламентской жизни в XV в., наступает решительный спад деятельности парламента. От него все устали, оценив его ненужность.

Прежде всего, парламент созывается нерегулярно, на очень короткие сессии. За тридцать семь лет царствования Генриха VIII была двадцать одна парламентская сессия. Однако это политическое падение парламента отнюдь не приводит к какому-либо разрыву между парламентом и королем.

Мы отнюдь не наблюдаем здесь стремления со стороны короля к тому, чтобы сознательно умалить или урезать права парламента, а палаты, наоборот, охотно мирятся с тем, что их редко созывают. Когда же они собираются, то дают санкцию всем мероприятиям правительства, более того, мы наблюдаем даже некоторое расширение компетенции парламента, поскольку он решает вопросы церковного управления, играет роль в осуществлении и проведении погрома церкви.

Вместе с тем, необходимо упомянуть о статуте, изданном в тридцать первый год царствования Генриха VIII, который придал королевским прокламациям, изданным без санкции парламента, силу законодательных актов. Так, например, такая сила была придана королевской прокламации, направленной против «ереси» - что королю не нравится, то и «ересь». К этому же времени относится и практика предоставления привилегий посылки депутатов в парламент всяким «гнилым» местечкам.

Эти «гнилые» местечки в политической жизни Англии фигурируют до XIX в. Приведём лишь один пример: на выборах 1831 года из 406 избранных членов парламента 152 обрели свой статус благодаря поддержке не более 100 избирателей, а 88 — не более 50. На фоне подобного множество развивавшихся за счёт промышленности и торговли молодых городов или вообще не имели своих депутатов, либо их число не соответствовало здравому смыслу. Например, до реформы 1832 года разросшийся благодаря индустриальной революции Манчестер не имел ни одного собственного депутата, а всего лишь входил в состав более крупного избирательного округа Ланкашир.

К началу XIX века начали предприниматься относительно успешные шаги по реформе, избирательная реформа 1832 года начала лишать «гнилые местечки» представительства и перераспределять освободившиеся мандаты среди новых крупных населённых пунктов.

Закон о выборах 1872 года ввёл тайну голосования, что серьёзно снижало возможность патронов знать о субъекте волеизъявления избирателей. В то же время была объявлена вне закона практика подкупа или развлечения избирателей («treating»), что существенно сократило расходы на избирательную кампанию.

Многие гнилые местечки контролировались лендлордами и пэрами, которые могли бы дать место в парламенте своим единомышленникам, родственникам или самим себе (если они ещё не были членами Палаты лордов). Обычно депутатское место продавалось за деньги или услуги; пэры тем самым имели двойное представительство, так как одновременно были в Палате лордов. Подобный патронаж, как и любая другая собственность, свободно передавался в наследство или продавался.

Карманные местечки могли быть подконтрольными одному человеку, владевшему хотя бы половиной «домов городского держания», жители которых имели право голосовать на парламентских выборах. Довольно часто богатый патрон просто скупал подобные дома и заселял в них специально подобранных и покорных арендаторов. При открытом голосовании землевладелец мог знать тех, кто не проголосовал за выгодного ему кандидата.

Также существовали боро, подчинявшиеся государственным министерствам вроде казначейства или адмиралтейства.

Некоторые контролировали сразу несколько боро: так, герцог Ньюкасл заявлял о своей власти над семью местечками. Довольно часто депутатом становился землевладелец, из-за чего места избрания также называли «собственническими местечками».

Так вот, «гнилые местечки» свое начало ведут с середины XVI в. Уже тогда режим присвоил себе право предоставлять привилегию посылки депутатов любому месту. Оно выбирало такие местечки, которые, в силу своего захолустного положения, оказывались в зависимости т него.

Таким образом, целый ряд депутатов превращается (официально, а не тайно!) в коррупционных назначенцев. Нужно еще учесть, когда вам будут рассказывать сказки про «древние корни английской демократии» (с королём и без конституции) - что заседания обеих палат были закрытыми, секретными, что палаты вели никаких протоколов, что руководство ими находилось в руках правительства.

И тогда будет понятно, что парламент во всё время его существования был чрезвычайно сужен в смысле политического кругозора. А когда выступал самостоятельной силой – то это была деспотическая сила, ничуть не менее грешившая произволом, чем любое иное самодержавие.

Палата общин состояла из представителей класса, который был заинтересован в укреплении пиратского режима; большая часть коммонеров стояла на платформе поддержки криминального строя с единовластием «пахана», в котором они видели необходимое орудие управления к собственной выгоде, и потому лучшую политическую систему.

Именно поэтому в первой половине XVI в. не было почвы для возникновения парламентской оппозиции. Шкурные, пиратские интересы джентри, шкурные интересы торгового капитала (он же разбойничий, потому что он разбойничал параллельно торговле, грабил везде, где не был принуждён силой заплатить за взятое), представленные в палате общин, совпадали в основном с линией английского трона. Поэтому парламент становится все более и более заметным учреждением, поэтому круги, заинтересованные в существования парламента, охотно мирились с умалением его прав, потому что вся мафия дудела в одну дуду.

Генрих VIII по своим личным качествам принадлежал к наиболее отвратительным деспотам XVI в. Политика его была, несомненно, более деспотичной, чем политика первых Стюартов, которым много пеняли на деспотизм. А Генриху – нет. Ведь в первой половине XVI в. его самовластье еще могло выполнять определенные исторически прогрессивные задания пиратской команды «непотопляемого рейдера», английского острова. И в силу этого он пользовался поддержкой массы покупного дворянства и торгашей-разбойников.

В этом можно убедиться и при рассмотрении религиозной политики Тюдоров. Английская катастрофа погрома церкви (а иначе это и не назовёшь!) была естественным результатом разгрома феодалов в войне Алой и Белой Роз.

В основе погрома церкви лежала бандитская тяга победившей массы мелкого и среднего криминала к «секуляризации». Иначе говоря - к захвату церковных земель. В этом смысле мы можем говорить, что материальная подоплека погрома церкви в Англии – та же самая, как и при любом грабеже.

Идейная сторона погрома церкви так, как она провозглашена была Лютером, Цвингли и Кальвином, не нашла в Англии никакого отклика. Если погром церкви в Германии рождалась действительно в обстановке ожесточенной идейной борьбы, в обстановке огромных философских брожений, споров, диспутов, то погром церкви в Англии был молчаливым и сверху.

Он явился как бы результатом бракоразводного процесса Генриха VIII. Этот король, который вошел в историю с заслуженной кличкой «Синей бороды», имел обыкновение менять своих жен очень часто, причем из восьми своих законных супруг он умудрился двух отправить на тот свет.

Когда он захотел развестись со своей первой законной женой Екатериной Арагонской, то римский папа отказался санкционировать этот развод. Пошли переговоры между Лондоном и римской курией. Переговоры затягивались, папа отказывался…

Любопытно отметить, что до этого эпизода Генрих VIII был таким истым католиком, что даже в конце 20-х годов пустился в полемику с Лютером. Сохранился памфлет, направленный им против Лютера, и ответ последнего. Нужно заметить, что памфлет Генриха VIII и ответ Лютера являются образцом «грубианской» литературы XVI в.

Те эпитеты, которые употреблял Генрих VIII по адресу реформатора, нецензурны. Лютер отвечал тем же самым. Генрих VIII, который выразил желание защищать католическую церковь своим пером, считал себя правоверным сыном католической церкви и, конечно, никаких забот и тревог относительно философских причин реформации церкви у него не было.

Но тут возник бракоразводный процесс. Генрих VIII думал, что папа исполнит все его прихоти, санкционирует развод и новый брак с Анной Болейн, придворной дамой королевы.

Однако римский папа занял в этом вопросе совершенно непримиримую позицию. Тогда в 1533 г. Генрих VIII решил развестись и вступить в новый брак без санкции римского папы. Папа отказался признать новый брак короля законным. В ответ на это Генрих VIII издал статут 1533 г., отменявший судебную власть папы.

В свою очередь папа отлучил от церкви Генриха VIII и тех, кто его поддерживал в издании этого статута. После этого Генрих V'III издал в 1534 г. акт о супрематии. Этим актом власть папы над английской церковью была отменена и верховное руководство церковью передано королю.

Важно при этом понимать, откуда ВООБЩЕ ВОЗНИКЛО разделение власти на светскую и духовную в Средние Века. Оттуда же, кстати, возникла и континентальная «реформация» - как осуждение папизма за его «цезаризм», уход с небес на землю.

В христианской цивилизации существует идеал кроткой власти, власти агнцев, милосердной и добродетельной, чурающейся греха. Но в реальной жизни такая власть моментально погибает, поглощённая бандитизмом естественных хищников. И вот, чтобы волки не сожрали ангцев – цивилизация создаёт вооружённую стражу из «волкодавов», светских военных предводителей. Эта власть королей – КОМПРОМИСС между идеалом цивилизации и реализмом, трезвым пониманием того, что идеал ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС воплощён быть не может.

В самом лучшем случае – идеал будет реализован очень нескоро, и совсем в иных условиях, и вряд ли мы доживём до этого. Но, раз так, может быть, вообще его снять, как неактуальный, и предаться до конца естественно-зоологическому зверству? Не отвлекая мысли, силы и чаяния на идеал, потусторонне-чуждый окружающим реалиям?

Здесь и находится водораздел между реалистами-фанатиками и реалистами-подонками. Реалист-фанатик, как реалист, вынужден признать, что никуда не денется от казней, застенков, сурового террора власти, без этого власть не удержишь, а раз так – то и твой не от мира сего, идеал погибнет. Значит, нужно стиснуть зубы – и ради грядущего рая ломать хребты волкам века сего.

Для такого раздвоения личности (делаю одно, мечтаю о другом, даже противоположном) – требуется накалённый религиозный фанатизм. Когда его не хватает, то реалист становится подонком, то есть сворачивает цивилизационную перспективу и замыкается в естественно-биологический цикл зоомахий.

Всякий образованный человек понимает, что ЗАКОННОСТЬ – как древо, по мере роста содержит в себе разное количество ветвей. Смутный и краткий первоначальный закон, по мере развития разветвляется через детализацию, умножает число элементов в себе, стремится узаконить и те ситуации, которые раньше оставлял без рассмотрения («закрыть пробелы в законодательстве», как говорят юристы).

Древний кодекс Хаммурапи умещался на одном камне. Далее законы менялись, приспосабливаясь под ситуацию, разветвлялись, превращаясь из краткой скрижали в многотомное собрание кодексов.

Это как дерево, у которого вначале один побег, потом два, потом множество веток, от которых отпочковываются свои веточки. Но если продлить аналогию, то при всём обилии веток – в чём же семечко, из которого вырастает дерево? Что есть тот жёлудь, из которого – при благоприятных обстоятельствах «раскрывается» огромный, разветвлённый дуб?

Как справедливо отмечал Ф.М. Достоевский, «если Бога нет, то всё дозволено». В данной работе хотелось бы уйти от эмоциональных оценок, от нравственных вопросов, и подать материал чисто-технически, в рамках безоценочной логики.

Логика такова: всякому осмысленному действию предшествует Смысл. Собственно, поэтому, действие и называется осмысленным - в отличие от рефлекторного. Смысл правосознания (следования нормам поведения) – вера в Бога. Именно это и является тем «жёлудем», из которого вырастает ветвистый огромный дуб сперва канонического (важно подчеркнуть), а потом и светского Права.

Проще говоря, если Бога нет, то законы не имеют смысла. Тот смысл, который в них вкладывают люди, является, в худшем смысле слова, «классовым» - то есть шкурная выгода той или иной группировки, и ничего больше. Собственнику выгодно, чтобы его собственность ограждалась, неимущему невыгодно, собственник, став неимущим, меняет и отношение к личной выгоде, и т.п. Потому подлинный (без манипуляций сознанием) зародыш правосознания – это вера в Бога. Либо для человека важен вопрос, с чем он явится на Страшный Суд, к Всеведующему Творцу, либо не актуален. Мы в данном случае не решаем, кто прав, кто не прав, но лишь логически подчёркиваем, что Закона, совмещённого с Безбожием – быть не может чисто технически.

Потому что предположение об отсутствии Всеведующего Судии уравнивает сокрытое с никогда не имевшим места, и т.п. Нет Бога – не может быть и Законности. Дерево без корней может быть древесиной, гербарием, чем угодно – но только не живым деревом!

Слияние же духовных смыслов со светской политической целесообразностью – есть первый признак безбожия (не натужного безбожия атеистов, всюду истерически оглашаемого, а нутряного и сущностного, помалкивающего о себе).

Таков и был ход возникновения английского погрома церкви, предварившего (на много веков) аналогичные практики на континенте. Погромная стратегия родилась, как кажется. из чисто альковных переживаний Генриха VIII, но на самом деле нашла в них лишь повод. Причины, разумеется. Лежали глубже.

Слияние духовной и светской власти имели огромное значение, они замыкали англичан в инферно реалистической современности, лишая всякой надежды на какое-то иное (светлое) будущее. Далее это «замыкание» англосаксы навязали всему миру. По сути, это «вечное сегодня», для которого «завтра» не наступит никогда, конец исторического времени.

Английская реформация, крайне бедная философскими, мировоззренческими возражениями папизму – тем не менее, имела большое историческое значение, потому что реформированная церковь должна была подвергнуться разграблению хищниками-атеистами, пытавшимися, помалкивая о своём атеизме, сберечь на него монополию (превратив религию в орудие обмана тёмных масс, когда дурачки верят, чтобы умным было легче их обворовывать).

К королю-бандиту (а в том, что английские короли сугубо криминальны, не сомневались даже они сами, описывая себя от первого лица) перешло право назначения на все церковные должности, в его пользу должны были собираться аннаты, т. е. доходы первого года отправления той или иной церковной должности. Кроме того, клирики обязаны были уплачивать королю десятую часть своих доходов.

Сейчас же после этих перемен в церковном устройстве правительство перешло к грабежу монастырского землевладения, составляющей истинную, воровскую подоплеку английского погрома церкви (приватизации). Секуляризация монастырских земель сыграла чрезвычайно важную роль в формировании изуверских аграрных отношений в Англии.

Она была проведена двумя актами 1536 и 1539 гг. Сначала были секуляризованы все монастыри, имевшие доход не свыше двухсот ф. ст., через три года были экспроприированы и все остальные монастыри, колледжи и аналогичные церковные учреждения. Растащиловка не коснулась епископских земель; она охватила только земли черного духовенства. Для управления секуляризованными имуществами была образована особая курия прибылей. Начинается расхищение церковных имуществ. Часть их отдали в подарок придворным и важным сановникам, часть распродали за бесценок.

При раздаче первое место, по определению историка Савина, принадлежит «не породистым пэрам, но купцам и промышленникам, не чистым эсквайрам, а служилым людям и, по преимуществу, руководителям центрального государственного механизма» .

В дальнейшем, однако, эти земли начали очень быстро менять своих владельцев, пока окончательно не перешли в руки купцов и продажного дворянства - так называемого джентри. Секуляризация ускоряла те изменения, которые и без нее происходили в аграрном строе Англии: на секуляризованных землях новые собственники заводили новые порядки - увеличивали арендную плату, сгоняли недоимщиков, производили огораживания. Монастыри, как это показал А. П. Савин, вели хозяйство по старинке, они неохотно меняли традиционные методы эксплуатации своих земель.

В противоположность им, новые собственники охотно прибегали к разведению крупных стад овец, к возведению изгородей, к захвату общинных имуществ. Особую роль играло то, что вокруг монастырей кормилось довольно большое количество самого разного люда. Церковная благотворительность приводила к тому, что и сами монахи, и целый ряд других представителей неимущих социальных прослоек как-то подкармливались монастырским хозяйством. Все они теперь оказались за бортом, увеличивая массу экспроприированных пауперов. «Насильственная экспроприация народных масс, - читаем мы у Маркса, - получила новый ужасный толчок в XVI столетии благодаря реформации и сопровождавшему ее колоссальному расхищению церковных имений… Уничтожение монастырей и т. д. превратило в пролетариат их обитателей» .

Так же, как в вопросе об огораживании, здесь придется оставить открытой проблему количественных размеров секуляризации. Мы в точности не знаем, какую часть земельной площади до погрома церкви держали монастыри. Все соображения о том, что в руках монастырей находилось, примерно, от одной трети до одной пятой всей земельной площади, носят приблизительный характер. Савин, разработавший основной источник для выяснения истории секуляризации, так называемую «Церковную оценку», содержащую опись земельной собственности секуляризованных монастырей, которая явилась результатом работы курии прибылей, воздерживается от каких-либо выводов по данному вопросу.

Во всяком случае, монастырские земельные владения занимали значительную долю всей земельной площади Англии. Поэтому в данном случае мы можем говорить о чрезвычайно существенном ускорении процесса ломки традиционного общества. Монастыри после двух указов, о которых упоминалось выше, буквально стирались с лица земли; церковная утварь была частично расхищена, частично передана в казну, которая потом продавала ее с молотка.

Святыни католической церкви, например раки с мощами католических святых, вскрывались комиссарами курии прибылей. Монахи были изгнаны. Наконец, крестьяне, жившие под властью монастырей, должны были теперь столкнуться с новыми хозяевами, а эти новые хозяева были хищники. Это были люди криминальной пиратской складки, которые хотели и умели выколачивать доходы гораздо более разорительными методами, чем к этому были способны представители католического духовенства.

Так произошел погром церкви в Англии. Необходимо подчеркнуть, что изменения в самом культе и в религиозной догматике носили самый поверхностный характер. Подлинные атеисты не воюют с формальным культом, они даже считают его полезным – если он помогает оболванивать население. Постепенно было введено богослужение - результат влияния лютеранства - на английском языке. На первых порах погром церкви не встретил сколько-нибудь заметного сопротивления. Однако потом сопротивление стало принимать все более организованный характер. Ставший во главе дел погрома церкви генеральный викарий короля Томас Кромвель («проклятая фамилия», представитель «чёрной», сатанинской аристократии) не остановился перед чисто террористическими мероприятиями для подавления всякой оппозиции.

Следует упомянуть особо об одной жертве - Томасе Море, авторе «Утопии», занимавшем пост лорда-канцлера в правительстве Генриха VIII. Он высказался против погрома церкви, и за это ему пришлось сложить голову на эшафоте в июле 1535 г.

Католическая церковь впоследствии, в ХIX веке, сделала Томаса Мора католическим святым. Причины, вызвавшие оппозицию Томаса Мора погрому церкви, были очень по человечески понятны. Томас Мор - автор знаменитой Утопии», которая является критикой нарождавшихся криминальных отношений в самой Англии и, вместе с тем, попыткой создания легенды об острове Утопии, на котором не существует частной собственности. В этом своем произведении Мор выступает как противник капитализма, как борец против огораживаний, как представитель интересов широких крестьянских и плебейских масс Англии. Историческое значение «Утопии», таким образом, двояко.

С одной стороны, она является начальным звеном в той цепи развития утопического социализма, которая найдет свое полное заверение в начале ХIX в. С другой стороны, Мор выступает как критик капиталистических отношений, возникавших в его собственной стране. Поэтому для Мора была неприемлема та политика, которую нес с собою погром церкви. Томас Мор гибнет как жертва борьбы с погромом церкви, и вместе с тем как борец против той оргии капиталистического надувательства, которая сопровождала экспроприацию монастырских земель.

Для Мора погром церкви означал не только отход от веры, догматики, но и связанные с этим более приземлённые, прагматичные вещи: ухудшение положения крестьянства, жившего на монастырских землях, увеличение числа бродяг и нищих, которые колесили по всем дорогам Англии.

А ещё - беспардонное расхищение земельной собственности, быстрое обогащение придворных и спекулянтов, связанных с «курией прибылей», и т. д. В этом социальные корни того протеста, с которым выступил Томас Мор против погрома церкви.

Нужно сказать, что его выступление не было единичным. В начале 40-х годов происходят массовые казни священников и монахов, отказывающихся признать приватизацию (королевскую супрематию).

В большинстве случаев эти выступления носят характер чисто феодальной оппозиции, во имя неприкосновенности и целостности католической церкви. Защитники католицизма находят сторонников в среде феодального дворянства экономически более традиционных северных графств и, само собой, среди крестьян, интересы которых были задеты благодаря переходу монастырских земель в руки новых владельцев, криминальных хищников.

В 1536 г. произошло любопытное народное движение, так называемое «Паломничество за милостью». Паломничество за милостью возникло в северной Англии как поход на Лондон для подачи королю петиции с просьбой о восстановлении старой церкви. В этом паломничестве приняли участие и рыцарские, и крестьянские элементы под предводительством монахов и католических священников. Подавление движения сопровождалось массовыми казнями.

Таким образом католицизм ликвидировался в обстановке все более и более нарастающей уголовщины. С другой стороны, с конца 30-х годов правительству пришлось считаться с появлением в Англии идей буржуазной погрома церкви. До этого времени Англия была как бы в стороне от того идейного брожения, которое происходило на континенте. В конце 30-го года здесь становятся известными идеи Цвингли. Правительство, ликвидировав всяческие проявления католической оппозиции, вступает на путь казней цвинглианцев и кальвинистов. Так, например, погиб Рисс, один из ранних пропагандистов учения Цвингли в Англии.

Особенно враждебное отношение со стороны правительства встречали всякие проявления анабаптизма, перекрещенства, которые были занесены на английскую почву из Голландии.

Во время кратковременного царствования Эдуарда VI (1547-1553) правительственная программа погрома церкви приняла более радикальный, чем раньше, характер. В 1547 г. был издан акт об изъятии из церквей статуй, икон и т. п. В 1549 г. был издан так называемый акт о единообразии, который ввел в действие новый обязательный для всех подданных короля молитвенник. Это была попытка подвести фундамент под те перемены в религиозном культе и обрядах, которые начались в правление Генриха VIII. В 1552 г. последовало введение нового богослужебного обряда и нового символа веры (!!!) из 42 статей. Новый символ веры резко порвал с католической догматикой и приблизился в ряде своих положений к кальвинизму. Так, акт причастия толковался в этом символе веры как просто напоминание о тайной вечери, а вовсе не как магическое превращение вина и хлеба в кровь и тело Христа.

Время царствования Эдуарда VI характеризуется чрезвычайным обострением междоусобной борьбы всех против всех в стране: именно в это время происходит целый ряд крестьянских движений, из которых самым крупным является движение 1549 г., так называемое восстание Роберта Кета. Англия знала последнюю большую вспышку крестьянской войны в XIV в. Несомненно, восстание Уота Тайлера было наивысшим подъемом крестьянского движения в Англии, но попытки буржуазных историков защищать ту точку зрения, что крестьянские восстания завершились восстанием Тайлера - неверны.

На самом деле, в XV и в XVI вв. социальная почва Англии непрерывно сотрясается от глухих ударов крестьянского движения. Таковы, например, крестьянские восстания, вспыхнувшие в 1548 и 1549 гг. на западе Англии, в графстве Девоншир, и на востоке - в графствах Норфолк и Суффолк. Восстание в Норфолке возглавил кожевник Роберт Кет, причем на этот раз крестьяне образовали довольно значительный революционный отряд и выставили свою программу.

Крестьяне Норфолкского графства требовали снижения платежей копигольдеров, обеспечения за крестьянами общинных пастбищ, уничтожения личной зависимости и т. д.

Характерно, что в этих требованиях, которые во многом напоминают «12 тезисов» немецких крестьян, пункт о ликвидации личной зависимости, т. е. остатков личного крепостного права, занимает второстепенное место.

Он затерялся где-то среди маловажных требований, которые заканчивают вторую часть петиции. Это лишний раз подчеркивает, что для огромного большинства английского крестьянства вопрос о ликвидации личной зависимости уже не был актуален. Нельзя сказать, чтобы эта программа выставляла требования радикальной отмены феодальных отношений, - в ней выражены очень умеренные требования, направленные, главным образом, против той политики, которую усвоили лендлорды в XVI в. Крестьяне требуют, чтобы их не сгоняли с земель, чтобы их не беспокоили возведением изгородей. Они требуют, чтобы был приостановлен рост арендных цен, который был для лендлордов лучшим средством для изгнания крестьян с земли, лучшим способом экспроприации крестьянских наделов.

Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что в пункт о запрещении огораживаний крестьяне вносят одно чрезвычайно важное ограничение. «Мы просим вашу милость, чтобы закон, изданный против огораживаний, не был направлен против тех, кто огородил земли для возделывания шафрана, так как такие земли требуют больших расходов, но чтобы впредь никто не смел огораживать».

Этот пункт позволяет определить, какая социальная прослойка руководила этим движением. Мы видим, что, по мнению крестьян, определенные виды огораживания должны быть сохранены, а именно виды огораживания, связанного с определенными техническими культурами, прежде всего с шафраном, который культивировался зажиточным крестьянством.

Значит, гегемония в этом движении принадлежала не пауперам, а скорее йоменам. Политическая умеренность и отсутствие требований, выражающих интересы бедноты, позволяют именно так характеризовать социальную базу этого восстания. Разбив посланного на их усмирение маркиза Нортгемптона, вооруженные крестьянские отряды взяли город Норвич. В конце концов, однако, их движение к Лондону было приостановлено, войска правительства Соммерсета взяли в плен руководителя восстания - Кета. Он был повешен, и вместе с ним погибли другие вожди крестьянского движения.

Крестьянская война 1549 г. носила локальный характер, не охватывала всей Англии, но тем не менее впечатление, произведенное ею на современников, мы можем проследить вплоть до конца XVI и начала XVII в., вплоть до драмы Шекспира «Генрих VI» в которой дана характеристика такого крестьянского движения, правда с точки зрения господствующего класса, с точки зрения лендлордов.

Когда Шекспир рассказывает о происшедшем в середине XV в. восстании Джека Кеда, то можно предположить по свежести красок, которыми он живописует это восстание, что он имеет в виду не восстание Джека Кеда, а гораздо более близкое к нему по времени восстание Роберта Кета. За восстанием Кета последовали восстание в Кенте (1550) и движения на острове Уайт (1552-1554), в Бекингемшире и в целом ряде других мест. Еще позже, в 1569 г., в Девоншире крестьяне снесли возведенные изгороди.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Николай Выхин, команда ЭиМ