«САЕЧКА ЗА ИСПУГ»: КАК ПОЯВИЛАСЬ «КЛАССОВАЯ ТЕОРИЯ»

Единственным научным (то есть проверяемым и логически, и практикой) анализом государственности является теория Т. Гоббса. Гоббс отметил, что в естественном состоянии происходит «война всех против всех». Естественные законы (стремление к миру, выполнение заключённых условий, отказ каждого от части своих прав) не ведут к миру и безопасности. Закон может выполняться только с помощью принуждения и силы. Такой силой является государство. Оно – «Левиафан» - то есть ужасное, но необходимое чудовище.

Ни о каких «классах» Гоббс не писал, и в упор их не видел. Он разглядел три формы правления - демократию, аристократию и монархию. Про демократию он написал, что она хуже всего, «при ней возникают партии», а это «ведёт к гражданской войне». Потому что Левифана нет, а без него – «война всех против всех».

Хотя Гоббс жил очень давно, его теория подтвердилась и при жизни нашего с вами поколения. Вспомним, что случилось, когда центральная власть стала раздавать всем свободы, «кто сколько сможет проглотить»! Мягко говоря – вовсе не взаимопонимание и согласие…

Гоббс не описывал имитационную «демократию» с ненастоящими, симулирующими борьбу «партиями», потому что при нём такой гибрид самодержавия приватизаторов планеты и демократической демагогии ещё не возник. В наше время Гоббс, как наблюдательный человек, непременно бы добавил в оргсписок ещё и масонерию – наряду и наравне с демократией, аристократией и монархией.

Но мы сейчас про другое.

«Партии» Гоббс заметил, а вот «классов» нет. Но нельзя сказать, что такого слова в обиходе эпохи Гоббса не было. Просто человек, открывший для науки «естественный антагонизм человека с человеком», инферно биосферы в общественных отношениях (борьба живых существ за выживание и жизненное пространство) – не нуждался в такой гипотезе-посреднике.

Человек воюет с человеком за сладкие куски – персонально. В этой борьбе люди порой создают ситуационные группировки, что не ново и не удивительно, но что это меняет в смысле персональной конкуренции? Иной раз часть нации поработит другую часть, а иной раз ВСЯ нация поработит другую нацию, или раса - поработит другую расу, или… Можно бесконечно создавать комбинации – например антагонизм города и деревни (горожанам выгодно дешёвое продовольствие, они его покупают, а сельчанам дорогое, они его продают) и т. п.

+++

Век спустя после Гоббса о «классах» стали говорить много, задолго до Маркса, и очень разнообразно.

Маркс об этом писал так (очень известная цитата) : “Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты – экономическую анатомию классов.
То, что я сделал нового, состояло в доказательство следующего:
1) что существование классов связано лишь с определёнными историческими фазами развития производства,
2) что классовая борьба необходимо ведёт к диктатуре пролетариата,
3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов. ”

В частности, один из предшественников Маркса, Адам Смит определил классы так:

“…тех, кто живёт на ренту, тех, кто живёт на заработную плату, и тех, кто живёт на прибыль с капитала. Это – три главных, основных и первоначальных класса в каждом цивилизованном обществе, из дохода которых извлекается, в конечном счёте, доход всякого другого класса”.

Если Смита принять всерьёз, то получится как бы три профессии, которые добровольно выбирают для себя люди. Само слово «живёт» крайне неуместно в этом контексте: они же не сами по себе «живут», не потому, что себе это выбрали! Живут-то они все одинаково, как получится. Просто у самых сильных получается «жить на ренту», сломав и покорив всех остальных, а другие довольствуются остатками. Если сильный выделится в низшем классе, а в высшем окажется слабый, то вся схема перевернётся – а тогда при чём тут какие-то «классы»?

Медведь отгоняет волков от их добычи не потому, что он принадлежит к «классу медведей», а просто потому что он сильный. Если медведь будет больным, слабым, мелким, а волки крупными – то принадлежность к «классу медведей» медведю ничего не даст. Да, с точки зрения органического строения медведь и волки – разные виды, но ЭКОНОМИЧЕСКИ они идентичны: это сильный и слабый, и ничего больше. Будут волки сильнее – прогонят от туши медведя. И наоборот.

Сторонники «классовой теории» пытаются вывести из захватного права грубой силы то, что оттуда никак не выводится. В частности, оттуда не выводится ни мораль, ни закон, ни интересы коллективного (собирательного) разума. Ни социальность, ни цивилизация. Захватное право грубой силы равно само себе, и ничего, кроме себя, оно не представляет.

Интересно отметить, что марксисты это знают, и активно используют, когда заняты любимым делом: разоблачением буржуазии. Они очень любят доказывать, что всякая буржуазная законность фикция, что буржуазная пропаганда прикрывает красивыми фразами лишь грубейшее насилие, и больше ничего.

Но атеизм попал в их схему, как песчинка в точный прибор. Надо же откуда-то выводить социальность, а откуда её выводить? !

Давид Риккардо определил те же классы: “Продукт… разделяется между тремя классами общества, а, именно, землевладельцем, владельцем денег или капитал, необходимого на обработку её, и рабочими трудом которых она возделывается”.

И если принимать Рикардо всерьёз, то получится, что продукт сам это делает. Как река: берёт да и разделяется на рукава. Не уместнее ли сказать, что продукт делят (а не сам он делится) – и, следственно, есть только те, кто властен делить, и те, кто вынужден подчинится? Классы ли это? Монголы, захватив Русь на 300 лет, и отбирая дань – класс угнетателей? А все русские скопом – класс угнетённых? А когда стало наоборот – тогда кто какой класс?

+++

Те, кого Маркс называет своими предшественниками, явно скромничая, задвигая себя, как первооткрывателя, во второй ряд – просто использовали слово «класс», но совсем не в том смысле, в каком это делает марксизм!

Даже беглого обзора хватит, чтобы это сразу же увидеть.

Вот историк Огюстен Тьерри. Он действительно разделяет всё французское общество на классы, но как? Он в истории на духовенство, дворянство и среднее сословие. Чаще всего у него духовенство и дворянство показываются вместе (праздный класс), как враги третьему (среднему) сословию[1]. В этом вопросе Тьерри был принципиален и не хотел делить среднее сословие на пролетариат и буржуазию[2].

Тьери говорит «классы» там, где следует говорить «феодальные сословия»: Он приводит, например, цитату из донесений венецианских посольств: «Так называемые сословия королевства состоят из трёх групп лиц: из духовенства, дворянства и всех остальных, которых можно назвать общим именем народ».

Другой, кто использовал термин «классы», Гизо, тоже делал это исключительно (и произвольно) по своему. Как пишет Плеханов: «Гизо знал это хорошо и говорил об этом без увёрток. "Я знаю..., что революция, предоставленная сама себе, свободная от страха, уверенная в торжестве, создаст естественно и неизбежно свою собственную аристократию, которая станет во главе общества, - писал он. - Но эта аристократия будет другого рода и будет совсем иначе образована, чем та, обломки которой мы видим".

Гизо сказал всего лишь то, что если сломать старых руководителей, то победившая сила выделит новых. Теория классов при таком взгляде – «пятое колесо в телеге». Раньше, без классов, никто не знал, что если убить одного короля, то появится другой?(ирония).

Но это ещё не всё. У Тьерри была расовая (! ! ! ) теория происхождения классов. По ней неравенство появилась не просто по экономическим или политическим причинам, а потому, что когда-то один народ завоевал другой.

Потом на основе этого появились сословия, дальше народы смешались в единый народ, а сословность общества сохранилась.

Расовую теорию Тьерри применял ко Франции (франки завоеватели и гало-римляне завоёванные) и Англии (нормандцы завоеватели и англосаксы завоёванные).

Ещё один «предтеча», историк Франсуа Минье на поверку тоже не предтеча. Он понимал «классы» так:

"Вся земля была разделена на враждовавшие друг с другом провинции, а общество разделялась на соперничающие друг с другом классы. Дворянство, утратив всю свою власть, однако, сохранила свои преимущества; народ не пользовался никакими правами; королевская власть не была ничем ограничена, и Франция была предана министерскому самовластию, местным управлениям и сословным привилегиям".

И вот ещё одна цитата Минье про это же:

“Разделённая на три сословия, которые в свою очередь делились на многочисленные классы, нация была предоставлена проявления деспотизма и злу, проистекающему от неравенства”.

Мы видим, что «предтечи» явно «плавают» в своих домыслах, как двоечник у доски: то у них несколько сословий соединяются в один класс (праздный класс, дворянство + духовенство), то наоборот, одно сословие они дробят на множество «классов», имея в виду подгруппы сословия. В обоих случаях – это не имеет никакого отношения к марксистской теории классов, кроме того, что термин «класс» используется Тьери, Гизо, Минье как омоним к марксовому!

По сути у историков взгляды сходились именно в разделении общества на сословия, а про расовость сословий и нераздельность третьего сословия говорил только Тьерри. И все они говорили совсем не о том, о чём потом скажет Маркс, подлинный первооткрыватель классовой теории, в том виде, в каком мы её знаем.

Впрочем, ещё до французских историков Анри Сен-Симон тоже говорид про «классы»:

“До революции нация делилась на три класс, а именно: на дворян, буржуа и промышленников. Дворяне управляли, буржуа и промышленники их оплачивали.
Теперь нация делится только на два класса: буржуа, сделавшие революцию и направившие её в своих интересах, уничтожили исключительную привилегию дворян пользоваться государственным достоянием. Они заставили допустить себя в класс правителей, так что теперь промышленники содержат дворян и буржуа[3] ”.

Но и у Сен-Симона также, как и у Тьерри классы возникли… благодаря расам:

“За время от обоснования франков в Галлии до первого крестового похода совершался политический процесс громадной важности, процесс, подготовивший все успехи цивилизации, какие имели место с того времени, и, следовательно, все успехи промышленности, ибо промышленные успехи ― самые существенные из всех. Этот процесс состоял в слиянии победителей, с побеждёнными, в образовании французской нации, составленной из франков и галлов.
Франки, бывшие военными вождями нации, руководили в то же время её промышленной деятельностью: им принадлежали почти все земли; равным образом они завладели и движимым инвентарём земледелия, главную роль в котором играли галлы, прикреплённые к земле, составлявшие благодаря этому лишь высшую категорию рабочего скота. ”

В рамках классовой теории Сен-Симона есть ещё и промежуточный класс (легисты, разночинцы-военные и земельные собственники, не принадлежавшие ни дворянам, ни к земледельцам) частью которого и являются буржуа (неизвестно кого Анри называл буржуями ― горожан или средних и крупных капиталистов? ). Поэтому слова Сен-Симона про то, что буржуа вошли в “класс правителей” говорит не о буржуазии, но и об промежуточном классе вообще (в книге Сен-Симони об этом прямо писал).

Ещё один известный теоретик, который активно жонглировал термином «классы» - был Т. Маколей. Во время парламентского обсуждения поданной чартистами петиции в мае 1842 г. английский историк и политический деятель Т. Маколей сказал: «Я возражаю против всеобщего избирательного права... Я полагаю, что цивилизация покоится на охране собственности. Поэтому мы никогда не можем, не подвергая себя чрезвычайной опасности, доверить верховное управление страной какому-то классу, который, вне всякого сомнения, будет совершать неслыханные и систематические посягательства на безопасность собственности».

+++

В сущности, те, кто до Маркса использовал термин «классы» делали это более чем произвольным способом (кто во что горазд), и считать их предшественниками Маркса можно только с большой натяжкой. Зачем на прямой преемственности настаивал сам первооткрыватель – загадка (возможно, он боялся слишком уж бросающейся в глаза новизны своей теории).

Французские историки употребляют термин особенно неряшливо: ощущение такое, что они просто гнались за оригинальностью, и выдумали новое слово, только чтобы не употреблять старых, полностью ему соответствующих.

Ведь для того, чтобы понять, что человек не свободен от террора грубого насилия (как и все виды животных в зоологическом мире) – не нужно быть учёным, это с детства известно всякому неграмотному. Места для термина «классы» или классовой теории тут тоже нет. Тебя ударили дубиной или ты ударил дубиной – при чём тут классы и теория?

Но в человеческом обществе (в чём его отличие от животных) действует нечто сверх, помимо и параллельно террору грубого насилия. То, что можно обозначить как «мораль&законность». Именно их происхождение интересует теоретиков, потому что в происхождении грубого прямого насилия никакой «интриги» нет.

А вот откуда взялось «то, что кроме» - интригует исследовательские умы.

Всякому очевидно, что закон, не имеющий в обществе уважения – не сможет действовать. Его отменят, а иногда даже так сильно его презирают, что «забывают» отменить, и он формально остаётся, но все его игнорируют. Примеров такого – масса, в том числе и в новейшее время.

Закон имеет своё основание в общественной морали, а она в чём? Тут надобно пояснить, что мораль – это список предписаний и табу, изложенный в краткой форме, без обоснований. Вот это нужно делать, это – не обязательно, а вон то – нельзя. Вопрос «почему»? » должен отсылать к тому культу, к той религии, из которой краткий список предписаний и запретов возник. Например, для нас многожёнство аморально, но в других культурах эта норма непонятна. Для иных нормально многожёнство, есть и такие, где принято многомужество.

Если мы удаляем религию, то мораль… нет, не исчезает, но превращается в список НЕМОТИВИРОВАННЫХ запретов. Некто запрещает вам носить жёлтые штаны, потому что это «аморально». Синие можно, и красные можно, а жёлтые нельзя. «А не дурак ли ты? » - задаёте вы ему напрашивающийся вопрос. «С чего ты взял? ! ».

Если атеист обладает связным логическим сознанием, то он вынужден будет признать, что не вправе рассуждать о справедливости. В его картине мира для этого понятия нет места. Почему?

Всё, что случилось, оно и должно было случиться, потому что не могло не случиться.

А всё, чего не случилось – и не должно было случиться, потому что и не могло случиться. Детерминизм!

Эволюционист не вправе рассуждать, что выживший выжил «неправильно», а проигравший борьбу за существование был «прав». Для социал-дарвиниста доказательство правоты или неправоты в самом факте выживания и биологического торжества. У природы, скажет он вам, нет иной справедливости, кроме той, которая фактически реализуется, и именно действительностью своей доказывает свою справедливость (как и разумность).

Рассуждать о справедливости, о правоте побеждённых и неправоте победителя могут только те, кто:

1) Предполагают иной, потусторонний мир, в котором всё иначе, чем на Земле.
2) Считают потусторонний мир важнее, значимее, чем земной, отдают ему приоритет.

Несправедливость земного поступка измеряется заповедями и нормами, пришедшими из невидимого мира человеческих верований. Если это убрать, то тогда всё, случившееся на Земле выступает абсолютной нормой, и к тому же не имеет альтернативы (а предполагающие альтернативу попросту психически больны).

Вы подбросили камень, а он упал на землю. Справедливо это или нет? Допустим, вы его поймали в падении, не дали ему долететь до земли. А это справедливо? По отношению к кому? К камню? Совершенно очевидно, что рассматривать механическое движение по критериям справедливости или несправедливости – абсурд. А у атеистов весь мир, вся Вселенная – если и движутся, то только механически (почитайте, что современные бихевиористы пишут о психике! ).

+++

«Творцам новой эры» очень хотелось сохранить культуру, мораль и законность, критерии психиатрической вменяемости в современном для них формате. Но они наталкивались на тот очевидный факт, что с угасанием религиозного культа ничему из вышеперечисленного не остаётся никакого основания. Закон отсылал к морали, а мораль замыкалась сама в себе, представляя список немотивированных запретов, составленных непонятно кем, когда и для чего.

А где грань между полётом здоровой фантазии художника и психическим расстройством, если мы говорим о культуре? Докуда идёт «перформанс» и где начинается клиника? Если «художник» прибил свои яйца гвоздями к Красной площади, или актёр покакал на сцене – это ещё «культура» или уже сумасшествие?

А «творцы новой эры» были неглупые люди, и понимали, к чему такая «расплывчатость норм» приведёт. И тогда они попытались заменить религиозное происхождение морали и законности теорией классов. Во всяком ином случае они, как умные люди, незамедлительно бы поняли всю её абсурдность, отсутствие у «класса» как границ, так и постоянного состава.

Допустим, на станции метро Павелецкая в определённый момент времени собралось определённое количество людей. Все эти люди имеют общий интерес: им нужно уехать с Павелецкой куда-то (куда - мы не знаем).

И вот на основании того, что наличная совокупность людей имеет общий интерес уехать с Павелецкой куда-то на другие станции метро - мы вдруг с вами выведем теорию, что это особый класс общества, «павелецкие ездуны», их интерес уехать – антагонизм ко всем остальным, которые не хотят (в данный момент времени) уезжать. А, допустим, сидят на лавочках сверху, голубей кормят…

Тут любой скажет: «вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали». И даже не добавит «оно, может быть ,и умно...». Потому что оно очевидным образом неумно.

Оттого, что у какой-то толпы людей в конкретный момент времени вдруг появился общий интерес – ничего классового не вытекает. Он как появился, так и рассыплется. Пройдёт пара часов – и на станции метро будут уже совсем другие люди.

Между тем у отцов «классовой теории» Класс обретает лицо и личность. Он начинает вещать (в их фантазии) изрекая свою, классовую мораль, декларируя свои, классовые законы, создавая свою (тоже классовую? ! ) культуру и т. п.

И если мы глянем трезво, непредвзято, то увидим, что Класс… подменяет Бога! Надо на что-то опереться СОЦИАЛЬНОСТИ, которая всю дорогу до того опиралась на храмовую этику служения в рамках религиозного культа.

Болтаться в воздухе без опоры социальность не может, а если она «крякнет» и «ласты склеит» - то конец и всей цивилизации, здравствуй «война всех против всех» и пылающие руины городов. Вы их не видите? А они есть…

+++

Социальность – это конструктивное, позитивное отношение к совокупности материального возделывания, духовной культуры, общественной морали, законов и критериев психиатрической вменяемости.

По отношению ко всему перечисленному действуют правила: «не навреди, поддерживай, соблюдай, чти», что и обозначается одним словом «социальность» или «социализация личности». Т. е. искусство, правила жизни в цивилизованном обществе так, чтобы оно не разрушалось, не разваливалось, а в идеале даже и шло путём прогресса.

Человека с детства учат, что нельзя рвать провода, жечь книги, избивать случайных прохожих, ходить голым или опростаться в общественных местах и т. п. А если нет – то получится «асоциальная личность».

Социальность противостоит зоологическим похотям (по крайней мере, их прямому и непосредственному удовлетворению где попало) и стяжательской всеядности (Аристотелем названной «хрематистикой»).

Часто возникают табуированные ситуации, когда «хочется, но нельзя», или «выгодно, но нельзя». И тогда человек как бы разделяется в себе: он выступает желающим, и он же запретителем, т. е. он запрещает самому себе сделать что-то желаемое и прибыльное.

Это довольно сложная система, которая и сформировала цивилизацию (и без неё цивилизация немыслима).

Никаких секретов в формировании этой системы (социальности) нет.

Вначале возникает Культ, храмовая этика служения.

Как эстетическое оформление культа – формируется культура.

Для материального поддержания культа формируется культура совместного единоверческого возделывания земных даров (сперва это агрокультура), как хозяйственная часть Коллективного Разума.

Проще говоря, став единым организмом, община стремится не нанести себе хозяйственного ущерба – который сплошь и рядом был бы выгоден отдельным, слагающим общину, особям, если их рассматривать отдельно от коллектива. Например, отделяется труд от воровства – что напрочь отсутствует в животной природе (там животные добывают себе пропитание, не разделяя труд, воровство или побирушничество).

Из догматического ядра Культа выводится мораль (как поведенческие выводы из веры), а из морали выводятся законы, как фиксация поведенческих выводов из веры в строгой, чёткой, письменной форме.

Некоторые американские законодатели пытаются доказать, что закон может быть независим от морали – и принимают, например, такие законы: «запрещается приводить оленя в кинотеатр». Хотя курьёзные законы могут иметь место, но вне и помимо морали им грош цена, и настоящие законы всегда, разумеется, «вменённый человеку минимум добра» в той или иной моральной системе.

+++

Проблема атеистов в том, что все слагаемые СОЦИАЛЬНОСТИ тесно, и неразрывно завязаны на исходный Культ, который является и корнем, и центром всей их конфигурации.

Вне религии невозможно объяснить почему преступен преступник, в чём аморализм аморальности, почему псих – это псих (а не альтернативно одарённый человек, не вариант нормы), в чём мотив иногда действовать себе в ущерб, почему нужно хранить культуру (а не забыть её, как «скукотищу»), и многое другое, необходимое ответственному гражданину.

+++

Если мы имеем дело с нигилистами, то у них всё просто: Бога нет, всё дозволено, всё бессмысленно. Всё равно всему, все сдохнут, а как – без разницы, и т. п. То есть нигилист последователен: отрицая Бога, он отрицает и всю исходящую от Бога социальность, искусство жить в обществе (в котором и жить не нужно, и само оно не нужно – ибо какой смысл? ! ).

Потому нигилистов было мало, и они быстро кончились.

Куда более распространённый тип атеистов – те, кому хотелось бы Бога убрать, а социальность оставить. Срезать цветок, поставить в вазу с водой, и пусть там цветёт! И чтобы не увядал!

Умный атеист понимает, что вне социализации начнётся смерть и ужас, и кошмар, и чаю не попить, такая пойдёт вакханалия. А он хочет свой чай пить, а для этого нужно, чтобы «свету не конец».

Именно поэтому атеисты цепляются за любую возможность обосновать противоречия в обществе «как-нибудь не по Гоббсу», который сказал однажды страшную правду о «войне всех против всех», как естественном состоянии совокупности биологических организмов.

И не особенно важно, как именно – лишь бы не по Гоббсу! 

Потому что очень страшно оказаться в мире, где все со всеми на ножах, и только одна «поповщина» встаёт между поножовщинами прокладкой. Получается, что жизнь атеиста висит на ниточке «средневекового мракобесия», что сосед его не зарезал, только пока верят в «поповские сказки»!

А стоит только соседу разувериться в «библейском мифе» - чему сам же атеист активно способствует – и другой дороги не останется соседу, кроме как с топором идти через трупы обогащаться…

+++

Поэтому вся классовая теория складывается из страха атеистов перед Гоббсом, из их натужных попыток объяснить движущие силы биосферы «как-нибудь не по Гоббсу».

Правда в том, что человек воюет с человеком за ограниченные земные материальные блага. То есть каждый с каждым – за исключением тех, у кого в приоритете духовные (а не материальные) ценности, но для атеистов эти ценности пустышка. Они их вынули из схемы – батюшки, что вышло! Каждый на каждого с ножом и кастетом!

И тогда, спасая материализм, они придумали, что не каждый на каждого (хотя жизнь ежедневно доказывает, что именно так, только так) – а, якобы, класс на класс.

Между тем в реальности подавление буржуями пролетариев – это лишь капля в океане общего подавления человека человеком. Параллельно «классовой борьбе» и буржуй буржуя жрёт, и пролетарий пролетария жрёт, группировки алчущих постоянно возникают и рассыпаются, они асимметричны, не тождественны одна другой, а часто и не подобны вовсе.

Поэтому удали буржуев (собственников средств производства) – и начнётся яростная борьба между не-собственниками за кормушки возле общественного продукта. Нет у «средств производства» собственников, все только пользователи их – а война всех против всех отнюдь не угасает, иной раз и ожесточается!

Если из сознания человека удалить идею Бога, то образуется огромная дыра, откуда, заливая цивилизацию, вливаются мутные стоки хаоса и энтропии. Эту дыру нужно было как-то законопатить, и одним из вариантом стала «классовая теория».

В ней, если опустить подробности, Класс заставили говорить всё то, что раньше говорил Бог. Его заставили «выработать», как бы из себя, моральные и юридические кодексы, критерии психического здоровья, стать источником нормативов и императивов поведения.

 Это было нелепо с точки зрения логики, но практически необходимо: общество, социум у атеистов неумолимо разваливаются на молекулы озлобленных индивидуальностей, всё острее ненавидящих друг друга в процессе взаимного обирания.

И тогда вражду материального человека со всяким себе подобным попытались вынести на макроуровень, упорядочить её в форме «классовой борьбы». Делая вид, будто не понимают, что зло разливается, как по сосудам, по всем людям – теоретики определили некий громоотвод, «сосуд зла» в лице правящего класса, «от которого все несчастья ваши».

- Дворянин – он ведь жестокий угнетатель, не так ли? А вот если свой брат, с которым ты в детстве босиком бегал, вместе рос, деревенский кулак - всё в свои руки захапает – вот тебе хорошо-то станет! Он же свой, французского языка не знает, на балах не танцевал, в юности на покос с тобой ходил, лапти, как и ты, умеет плести! Он тебе родня по классу!

Идея о том, что рабочий не захочет отнять квартиру или гараж, машину или дачу у другого рабочего (для себя), идея о том, что отнять материальные блага хотят только буржуи – в марксизме есть его собственное Credo quia absurdum («Верую, ибо абсурдно»).

Они:

1) Отвергли Идею Бога, подняли на знамёна атеизм.
2) Сделав так, поняли, что и закон и мораль проваливаются в бездонную трясину животности, зоомахии.
3) Испугавшись, что останутся среди одних только озверелых стяжателей – придумали религиозной морали «заменитель», «классовую мораль». Протез, короче, вставили!

Это детская уловка, в данном случае применённая к гоббсовой «войне всех против всех»: закрыться одеялом и не видеть монстра. И уповать, что раз ты монстра не видишь – то и он тебя не видит…

Николай Выхин, команда ЭиМ

-------------------------------------------

[1] Вот, что говорит Огюстен про среднее сословие:

“Таким образом то сословие, которое было орудием революции 1789 г. и историю которого я пытаюсь набросать, восходя к его началу, есть не что иное, как вся нация за вычетом дворянства и духовенства. ”

[2] И говорил про это так: “Мнение это, имеющее кроме своей ошибочности ту дурную сторону, что оно ищет в истории корней антагонизма, возникшего лишь вчера и разрушающего общественное спокойствие, находится в противоречии со свидетельствами старины, подлинными актами монархии и общим духом великого преобразовательного движения 1789 г. ”

[3] Для того, чтобы понять кто такие промышленники посмотрим другую цитату автора: “Промышленник ― это человек, который трудится для производства или для доставки разным членам общества одного или нескольких материальных средств, удовлетворяющих их потребности или физические склонности; значит, земледелец, сеющий зерно или разводящий домашних птиц и животных, является промышленником; каретник, кузнец, слесарь, столяр ― промышленники. Все промышленники вместе трудятся для производства или для доставки всем членам общества всех материальных средств, удовлетворяющих их потребности или физические склонности; они составляют три крупных класса, которые называются земледельцами, фабрикантами и торговцами. ”