Почему нацист всегда расходный материал

Армия ведущей войну страны может уметь сражаться хорошо или плохо, и бить врага с малыми потерями, или пирровыми победами. Она может быть многочисленной, или маленькой и потому не могущей позволять себе так разбрасываться людьми, как большая. И она может быть оснащена передовым вооружением, или устаревшим, и в зависимости от этого нести потерь больше или меньше. Но уважительное отношение к жизни бойцов (и к народу, из которого они набираются) определяется не одними этими вещами. Командованию выгодно экономно расходовать свои силы, оно и стремится к рациональности; но это не является критерием уважения к жизни подчинённых.

Уважение к подчинённым – это отношение к ним, при котором их не заставят умирать за цели, которые нужны не им, а хозяину системы. Это когда их не лишат свободы выбора решать, чего они хотят сами. Это когда им дадут возможность думать своими мозгами, а не пропагандой, заливающей им уже готовые решения, которые они должны принимать и воспринимать, как свои собственные. Впрочем, бывает иногда так, что людям и не нужна никакая пропаганда, чтобы подчиниться воле хозяина. Они сами уже имеют установки служить ему и делать то, что нужно ему, и не иметь никаких аргументов против. Одна из причин такого явления называется нацизм.

Что есть нацизм? Это вера в превосходство своей нации, идущая обычно в комплекте с верой в свои права порабощать/истреблять другие. Вера эта вроде бы выгодная – принял нацистскую идеологию, и сразу приподнялся над всеми в своих глазах. Но у всего есть своя цена, и начав играть в эту игру, становишься резидентом её правил, по которым кое-что в конечном итоге может оказаться совсем не таким, каким предоставлялось первоначальным.

На чём строится нацистская идеология? Строится она примерно на том, что «мы имеем право за других решать, кому и как жить (и кому жить вообще), на основании того, что мы лучше, и нам так удобнее (и виднее, что правильно), и что всё должно быть так, как удобно нам, потому, что нужды более развитых важнее, чем нужды менее развитых…». Чем эта идеология себя подтверждает в глазах её исповедующих? Подтверждать она может только силой, победы которой показывают, кто сильнее, что для них должно говорить о том, что она, мол, лучше. Других аргументов у них в принципе нет. И потому нацизм рвётся в бой (как только чувствует свою силу), и всячески пропагандирует такую идеологию.

Нацизм оправдывает правила, по которым сами правила устанавливает тот, кто имеет соответствующую силу, и спрашивать согласия остальных он не обязан. И из этих правил вытекает необходимость следовать туда, куда эти правила ведут. А ведут они совсем не туда, куда бы хотелось каждому нацисту.

Как и все остальные люди, нацисты бывают посильнее и послабее. И более слабые инстинктивно тянутся к «нагнём общими усилиями более слабые общества на этом остановимся, а друг друга будем уважать и держаться между собой на равных». Но у более сильных намерения обычно другие: «Сначала мы вместе с союзниками нагнём всех остальных (если иначе не справиться), потом мы нагнём союзников, а потом я нагну вас...». И получится пирамида власти, где каждый высший этаж получается более узким, а на самом верху находится кто-то один, и каждый этаж испытывает в отношении нижнего примерно такие же чувства, что и все остальные.

Как и все остальные люди, нацисты бывают поумнее и поглупее. И те, кто поумнее, соображают, что настоящий победитель может быть только один. Потому, что игра, в условия которой заложено установление каждым игроком своих правил, пойдёт по правилам того, кто играет лучше. А лучше играет тот, кто сильнее всех. А тот, кто сильнее всех, устанавливает правила, удобные не кому-то, а именно себе. И нацизм имеет в своей основе вроде бы эффективное начало: «мы все должны очень крепко объединиться, и за счёт этого победить менее организованных (а потом будем так же дружно пировать на их костях и пить на брудершафт дружеские тосты)», но есть один скрытый момент, которого те, кто поглупее, не учитывают.

Когда нацистская армия идёт в победоносное наступление, погибшие чествуются героями, отдавшими жизнь за великую цель, нужную всей их стране, и, если она победит, всё так и останется в такой форме. Но если вдруг всё пойдёт не по плану, и противник начнёт побеждать, условия изменятся, и обнаружится нечто кое для кого неожиданное. Если противник поставит условия «Сдастся фюрер – пощадим остальных», сдаваться система не должна. Она должна идти в расход до последнего человека, защищая хозяина до самого конца, и продлевая его существование столько, сколько получится. Почему они должны умирать – потому, что их жизнь не так ценна, как его собственная, и должна быть принесена всем скопом в жертву ради небольшого её продления. Продления жизни кого – того, кто их держит за расходный материал.

Получается этакий момент неуважения к жизням простых элементов системы. И он совершенно не зависит от того, как сражается армия: быстро даёт драпу, или держится до последнего за каждую пядь земли, отдавая её врагу самым трудным для него способом. И намечается парадоксальный момент для нацистской гордости: те, на кого нацисты нападали, может быть, перед этим их и не держали за расходный материал. И может быть, тех людей (чужих, но людей) возмутило бы такое к ним отношение, если бы они сами аналогичного по отношению к другим не проявляли. И конечно же оно возмутило бы тех представителей их собственного народа, которые не согласны были становиться нацистами, но таких нацисты обычно уничтожают своими репрессиями первыми, когда приходят к власти, перед тем, как нападать на другие нации (чтоб не мешались). И в результате нацисты получают то, что получают: как относился к другим, такое отношении к себе же и пожинай.

Не хочешь уважать жизни и свободы тех, кто мог бы уважать твои – получай соответствующее отношение к своей жизни. Хочешь уважать того, для кого ты расходный материал – уважай и его волю с вытекающим из неё к тебе отношением. И это абсолютно закономерно: сам же выбрал идеологию, согласно которой победить должен сильнейший, и побеждать по правилам, по которым сильнейший сам правила и устанавливает. И сам оправдывал такой подход, чтобы оправдать свою нацистскую гордость. А соответственно, оправдывал и правила того, кто установил их с такими целями. И оправдывал его право своевременно тебе всю суть своего подхода не раскрывать. Ведь, обманывают только того, кого не уважают, а неуважение к другим ты оправдывал.

Поэтому, когда нацист прёт со своей нацисткой программой «вступай в наши ряды, и разделяй с нами нашу нацистскую гордость», от него всегда несёт «я сам за то, чтобы ко мне можно было относиться, как к расходному материалу». И когда он прёт со своим «кто не с нами, тот против нас!», от него несёт «я тот, кто не хочет понимать, что я сам против себя». И чем выше он подымается в своих глазах в своей гордости, тем сильнее опускается в глазах тех, кто учитывает вещи, которые ему учитывать не нравится.