Что скрывает понятие "закон"?

    Есть два основных жизненных принципа, по которым стремятся жить люди. Один называется «Не делай другому того, чего не хочешь себе». Другой называется «Делай с другими то, что в отношении себя не позволяй». Когда для их реализации создаются законы, они имеют соответствующие отличия.

Законы приверженцев принципа «Делай с другими то, что в отношении себя не позволяй», могут выглядеть примерно так: вторгается завоеватель в чьи-то земли, порабощает местное население, устанавливает свои порядки: «Вы должны нам платить дань, вы должны склонять перед нами головы, вы должны отдавать своих сыновей в наше войско, своих дочерей в наши наложницы (и т.д.). А кто посмеет бунтовать, будет казнён (а если мало будет, то ещё и его соплеменникам достанется…)». Всё. С этого момента возможности агрессора увеличиваются. Представитель такой власти теперь может объезжать теперь свои новые владения, и хватать чью понравится жену, и тащить к себе в постель, и рубануть саблей её мужа, если спокойно стоять не захочет, и не бояться того, что толпа стащит его с лошади и разорвёт. И ему не нужно каждый раз с собой брать большое войско, потому, что он защищён законом, который обуславливает несопротивление его воле, угрожая соответствующей карой за нарушение установленных правил

Закон в данном случае – одна из форм агрессии в отношении чужих (естественных) прав. Первая форма агрессии – насилие, вторая – обман, третья – закон. Когда атакуют огнём и мечом, это насилие. Когда атакуют каким-нибудь заведомо вероломным договором, это обман. А когда атакуют правилами, угрожающими карой за сопротивление порабощению, это называют закон.

Закон типичного агрессора выглядит так: «Я имею право тебя бить, ты меня нет. А если ты посмеешь поднять на меня руку, ты должен быть убит. Если ты посмеешь меня убить, ты будешь убит так мучительно, чтобы тебе было страшно». И такой закон даёт возможность мотивировать жертву агрессии на действия, которые без него от неё добиться нельзя. Т.е., я могу прийти к тебе и забрать то, что мне надо, а ты не можешь хвататься за это и удерживать. А если будешь, то я могу тебя бить так, что будет проще отдать, чем терпеть. А ты не можешь меня ударить в ответ, потому, что если посмеешь, то пожалеешь об этом. И т.о., я могу тебя мотивировать на то, что мне от тебя надо, а ты не можешь меня мотивировать перестать тебя мотивировать, потому, что не можешь ударить в ответ. И такой закон хуже, чем его отсутствие. Потому, что если бы его не было, то любой попытавшийся у кого-то что-то отнять, мог бы получить полноценное сопротивление, которое заставило ещё хорошо подумать, что себе можно позволять, а что нет, а с наличием такого закона можно себе позволять гораздо больше. Такой закон есть проявление воли агрессора, которой надо противостоять. Хочешь противостоять такой агрессии – борись с его законом, так же, как борешься с насилием и обманом.

Некоторые могут сказать: «Это закон вражеских захватчиков и интервентов, который не имеет никакого отношения к нашему рассаднику патриотических ценностей!». Но закон может быть средством агрессии и без чужеземного вторжения. Например: «Замёрзли у меня ноги – вспорю живот своему холопу, чтобы погреть их в тепле. А он не должен сопротивляться – имею право!» (бывали и такие законы). Или так: «Захотелось попробовать остроту своей сабли – порубаю его (имею право – законом разрешено)!». А никто никого не завоёвывал – общество в процессе своего исторического становления само может выработать такие нормы. И разница с предыдущим примером только в том, что в одном случае среди людей, живущих на одной земляном шарике, одно племя поработило другое, а в другом один род поработил другой.

Давайте подумаем: а что стоит за таким законом? А стоять за ним может либо обман: «Я тебя могу рубить, а ты меня нет, потому, что это право мне богом дано. А если ты тоже сможешь в ответ на меня руку поднять, то будет хаос, и все всех перебьют, а этого нельзя допускать. И вообще, вдруг завтра война, а ты смуту сеешь – это не патриотично. Так что прояви сознательность – терпи ради общего блага...», либо насилие: «Хочешь сопротивляться – попробуй, но только сабля у меня, а у тебя нет, так что посмотрим, что ты сможешь сделать!». Либо, как вариант, террор: «Посмеешь сопротивляться – изрублю и твоих близких до кучи, чтоб неповадно никому впредь было противиться моей воле!» – т.е., то же насилие, только в более сложном формате. И за любым террором по любому так же будет стоять либо обман: «Мне можно саблю иметь, а тебе нет, потому, что если сабли будут у всех, то все всех изрубают, а если ни у кого не будет, то никто никого слушаться не будет, поэтому пусть побудет у меня только...», либо другое насилие: «У меня есть сабля, а у тебя нет, потому, что я могу заставить кого-то себе её ковать, а ты – нет». Это основная суть закона, в основе которого лежит агрессия.

Некоторые могут сказать: «Это закон, нарушающий Права Человека, не имеющий ничего общего с нашим рассадником демократических ценностей!». Но закон может напрямую и не нарушать т.н. «Права Человека». Он может быть устроен так: «Всё принадлежит мне: и земля, и леса, и поля. А вы, если хотите есть, будете работать на меня. А предложить оплату я вам имею право такую, какую сочту нужной. Поэтому она будет такой, чтобы вам её хватило только на то, чтобы не умереть, и оставаться в силах продолжать работать. Поэтому работать вы будете непрерывно, а все продукты вашего труда будут идти ко мне». И никто никого не насилует, и животы не вспарывает, и даже дубинку ни на ком не имеют права просто так попробовать (если все проявляют лояльность к закону) стоящему на страже этих правил. И при этом целая куча народа утверждает, что это нормальное общество, и что в нём соблюдаются «Права Человека» (особенно те, кто приближен к хозяину положения и кормится за счёт его порядка). Вот только сменить это положение на более справедливое в такой системе оказывается гораздо сложнее, чем с нуля сразу построить новое, потому, что закон его так написан, что все законные меры для этого оказываются неэффективны, а эффективные незаконны, и те, кто его пишут, заинтересованы теми, кто им платит, а платит им те, кто заинтересован в том, чтоб закон работал так, чтобы мешать исправлять существующие проблемы.

Если в такой системе не захочешь работать столько, сколько диктует воля хозяев, будешь умирать с голоду. Захочешь обеспечивать себя в обход их воли, натолкнёшься на запрет законодательством. Попробуешь нарушить – получишь штраф. Не заплатишь – получишь второй. Не будешь платить – будешь задержан, посажен, или лишён имущества. А попробуешь сопротивляться – убьют. И основной причиной конечного результата может быть принцип «поступаем с другими так, как с собой бы поступать не позволили», но только классического насилия в отношении тебя не будет, если не делаешь ничего, что угрожает существующей монополии. А вот если будешь, тогда применят силу, но согласно положениям закона будет считаться, что напали не на твои права, а ты напал первым на чужие. И все, кто будут это понимать, будут молчать, а остальные заявлять, что так тебе и надо.

Некоторые спросят: «Ну так что же, вообще без закона жить что ли в мире, полным грабителей и убийц, которых только закон и может хоть как-то ограничивать?». Конечно, нет. Но только для этого нужен другой принцип: «Не позволяй другому поступать с тобой так, как он бы не позволил поступать с собой». И данный принцип находится в согласии с «Поступай с другим так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой». И закон общества, живущего (или хотя бы пытающегося жить) по таким правилам, должен быть противоположен закону общества, построенного на принципе «делай в отношении другого то, что в отношение себя не позволяй».

Возникает вопрос: какие понятия вы имеете для обозначения этих двух видов законов, чтобы не путать их между собой? Ну просто для того, чтобы, когда кто-то начнёт утверждать «…закон всегда должен быть! Так что кто против закона, тот всегда неправ! Так что сначала соблюдение того закона, какой есть, а потом всё остальное!», спросить его, о каком законе речь – о законе, специально написанным так, чтобы с агрессией бороться было как можно сложнее, или о каком-то другом?

Ведь если есть разные явления, значит, должны быть разные названия. И если волки атакуют овец, а собаки их защищают, значит, люди предусматривают для них названия: волк и собака. Но если они бы стали называть только словом «собака» и тех, и других, то было бы очень трудно вразумительно объяснять, кто нужен при овчарне, а кто не нужен, и кто должен быть привлечён к ответственности, за то, что допустил к овцам не того, кого можно. Особенно в ситуации, где кому-то в силу его породы может быть хорошо только тогда, когда другому плохо. И если бы за всю историю своего общества люди бы так и не смогли бы устранить путаницу в таком вопросе, это говорило бы о том, что с адекватностью понимания вещей у него существенные проблемы. И аналогичным образом обстоит дело и в отношении понятия закона: если в каких-то ситуациях закон может быть хуже полного отсутствия закона вообще, значит, нужно отдельное понятие для обозначения такого явления, чтобы не путать его с законом, который лучше его отсутствия. Чтобы не задавали такие вопросы, которые работают на сопротивление пониманию.

Понимание определённого явления, имеющее свои формулировки, и обозначенное определённым термином, называется словом понятие. И если общество не имеет такого обозначения для явления, когда закон используется в агрессивных целях, это означает, что его институты права находятся на таком уровне развития, когда ещё не имеют понятия о том, что закон может использоваться в таких целях. И если оно позволяет себе создавать закон, не имея ещё понятия о таких вещах, то возникает вопрос: кому это нужно?

Обществу, построенному на принципе «не делай другому то, чего не хочешь себе» это не нужно, потому, что в его интересах чётко обозначить то, с чем оно борется. И любая неточность и недоговаривание могут быть использованы для заблуждений и обмана. И если живущему по такому принципу не нравится, что им что-то недоговаривают, то они будут так же и против того, чтобы недоговаривать что-то другим. И поэтому закон, основанный на принципе «поступай с другими так, как хотел бы, чтобы они поступали с тобой» всегда заинтересован максимально чётко обозначить свои отличия. Закон же общества, основанного на принципе «поступай с другими так, как не позволяй с собой», наоборот, не заинтересован в уточнении там, где недопонимание играет ему на руку, т.к. чем чётче он будет обозначен, тем больше будет вызвать недовольства у всех, кому противна его истинная сущность. А чем больше его будут путать с законом, основанным на противоположных принципах, тем, наоборот, будет меньше сопротивления проводимой им политике. И соответствующих понятий такая система не заведёт так же потому, что тогда ей придётся приводить определить соответствующие отличия, а соответствовать этим определениям она не собирается.

Т.о., если общество имеет и применяет закон, но не имеет в своём новоязе соответствующего понятия, обозначающего вид закона, который целенаправленно используется в агрессивных целях, лично я вижу два варианта: либо оно находится на уровне недоразвитости, когда ещё не имеет понятия о том, что закон может быть так использован, либо институты власти это понимают, но им раскрывать эти различия перед народом не выгодно. Вопрос к юристам: существуют ли другие причины, по которым такое разделение понятий может быть не предусмотрено?