Идея назначить Троцкого на ключевую макроэкономическую должность носилась, что называется, «в воздухе» после завершения гражданской войны и перехода к НЭПу. И триумвират заговорщиков (Сталин, Зиновьев и Каменев) делал все, чтобы не состоялось это решение. При первой попытке отсечь Троцкого осенью 1922 г. Ленин дал им резкую отповедь. После второго инсульта 16 декабря и изоляции Ленина заговорщики провели первую успешную интригу против Троцкого в феврале 1923 г., используя «инсайдерскую» информацию из первой части «Завещания» Ленина, посланной им Сталину еще в декабре 1922 г. Затем в марте 1923 г. Ленин также тайно (теперь уже от Сталина) сообщает на этот раз Троцкому свои мысли по «грузинскому делу». Причем Троцкий уточняет, можно ли ознакомить с этой статьей других членов Политбюро, Ленин категорически запрещает это. В то же самое время посылает ее «обиженным грузинам» Мдивани, Махарадзе и сообщает об этом еще одному члену Политбюро – Каменеву. Не предполагая, что Каменев уже давно состоит в заговоре со Сталиным, Ленин надеялся, что Троцкий на съезде защитит его мысли так же, как он сделал бы это сам, и при дружеском нейтралитете Зиновьева и Каменева добьется смены генсека. Но Каменев сразу же сообщает об этих интригах Ленина своим партнерам по заговору – Сталину и Зиновьеву. Они, памятуя о лучшем виде защиты, обвиняют Троцкого в тайных интригах и заставляют его оправдываться. Троцкий из двух вопросов выбирает более важный и сосредоточивает на нем все свое внимание: макроэкономическое регулирование (его доклад на предстоящем съезде о промышленной политике). Национальный вопрос он оставляет. Снимает свое требование ликвидировать Закавказскую Федерацию и ввести в союз все три республики напрямую, как того требовали «грузины». Не добивается публикации этой статьи Ленина по национальному вопросу. Не выступил он и на съезде в защиту грузин, как того просил Ленин. Троцкий, проигрывая в ЦК, пытается апеллировать к партии в статье «Мысли о партии». Он, в соответствии со своей концепцией революционной борьбы, акцентирует внимание на идеях и их воздействии на людей. Не понимая, что на спаде революции эта методика уже не работает. Не понимая, что на спаде революции все более эффективна становится методика лично-кадрового аппаратного управления. Тем более что за год аппарат партии вырос из детских штанишек и превратился в мускулистого здоровяка, идеология которого оказалась одна – цинизм, авторитет один – вышестоящий начальник. Эти новые партийцы уже не руководствовались альтруизмом революционной этики и не были достаточно образованны для выработки собственного мнения по различным вопросам политики. Этому контингенту сталинских новобранцев чужды были идейные искания и дискуссии по статьям в «Правде» Троцкого или Радека, который как раз в марте 1923 г. писал:
«Государственная машина наша скрипит и спотыкается. А что у нас вышло действительно хорошо, – это Красная Армия. Создатель ее, волевой центр ее, это – РКП в лице товарища Л. Д. Троцкого... Троцкий – один из лучших писателей мирового социализма, и ему эти литературные качества не помешали быть первым вождем, первым организатором первой армии пролетариата. Перо лучшего своего публициста революция перековала в меч».
Ничего кроме раздражения у заговорщиков и их помощников такие слова не могли вызвать.
Есть вероятность, что именно перед XII съездом заговорщики и Троцкий узнали о требовании Ленина сменить генсека. Вот как Троцкий отвечал Каменеву, посланному заговорщиками для зондажа его позиции:
«Имейте в виду и передайте другим, что я меньше всего намерен поднимать на съезде борьбу ради каких-либо организационных перестроек. Я стою за сохранение statusqvo… Я против ликвидации Сталина». (Л. Троцкий «Моя Жизнь»).
Вот оно снова, это пренебрежение конкретными кадрами: «каких-либо организационных перестроек»! То есть будет Сталин генсеком или нет, для Троцкого тогда было не важно. Как марксист, он считал это несущественным фактором революции.
Весьма вероятно, Сталин поэтому предложил Троцкому читать политический доклад на ХII съезде вместо Ленина. Это был шаг Сталина как ответ на компромисс по национальному и «генсечному» вопросам: ты – мне, я – тебе. Нормальная внутриверхушечная политика интриг и компромиссов.
Но Троцкий берет и отказывается от этого предложения, мотивируя свой поступок стремлением к «чистоте помыслов»: а что подумает партия? «Партии будет не по себе, если кто-нибудь из нас попытается как бы персонально заменить больного Ленина», – ответил на это тогда Троцкий.
«Сталин знал, что со стороны Ленина на него надвигается гроза, и со всех сторон охаживал меня… “Тройкой” решено было, что политический доклад сделает Зиновьев. Я не возражал…»
Куда же делась принципиальность? Чистота помыслов о замене великого Ленина? Сам не стал, а Зиновьеву позволил. Скорее всего, это был торг и опять же компромисс с триумвиратом: они принимают тезисы Троцкого о промышленности, а он не возражает против национального вопроса и замены Ленина Зиновьевым в чтении политического отчета ЦК на съезде. С его точки зрения гораздо важнее для революции выбрать правильный курс развития экономики страны по сравнению с личностью выступающего с первым докладом на съезде и обидой грузин. Троцкий был неким красным рыцарем без страха и упрека и весь этот решающий год ждал выздоровления Ленина, который придет и все расставит по своим местам. Он на полном серьезе писал потом в своей книге «Моя жизнь», что они с Лениным договорились «создать комиссию по борьбе с бюрократизмом» в партии. Насколько наивно можно было думать победить бюрократизм очередной «комиссией»! Не отменой запрета на свободу фракций, не политической конкуренцией хотя бы внутри партии, не свободными дискуссиями без оргвыводов проигравшим. Ленин «… намечал создание при ЦК комиссии по борьбе с бюрократизмом. Мы оба должны были войти в нее»! Таковы были ожидания Троцкого: он вместе с Лениным побеждает бюрократизм и приструнивают триумвиров. То есть ожидание восстановления близких отношений с Лениным времен гражданской войны и полной поддержки Ленина. С другой стороны, он чувствовал, что сам по себе этот сложившийся режим ленинизма ненормален. Это не может быть признано марксистским, когда от одного-двух человек зависит судьба партии и революции. Одним из первых почувствовав ненормальность сложившегося после Х съезда внутрипартийного режима, Троцкий не смог решиться выступить один, без Ленина, на открытую войну с триумвирами, которые в отличие от него наплевали на ленинский запрет группировок и организовали в тот год полноценную тайную фракцию внутри Политбюро, ЦК и всего аппарата партии. Она даже имела свой шифр в обмене почтовыми сообщениями. Он в соответствии со своими взглядами объединителя инакомыслящих, стремлением к влиянию, а не к расколу, долго еще надеялся на мирное сосуществование в одном Политбюро, ЦК и партии с заговорщиками, бывшими верными соратниками Ленина, и не решался на окончательный разрыв с ними. Может быть, именно эта нерешительность Троцкого имелась в виду Иоффе, его верным другом, в его предсмертной записке перед самоубийством после разгрома оппозиции в 1927 году. Конечно, он должен был открыто признать необходимость отмены резолюции Х съезда о запрете фракций и повернуть партию и страну в сторону реальной демократизации. Организовать реальную фракцию своих сторонников со своими шифром, явками и тайными совещаниями. Тогда, в 1923 году. Он это сделал лишь в 1926–27 годах, когда было уже поздно.
А весной 1923 г. многие образованные коммунисты даже из старых большевиков, не межрайонцев, испытывали тревогу за будущее партии. Им уже было известно противостояние триумвиров и Троцкого, они понимали, что отсутствие Ленина требует пересмотра механизма высшего управления партией, и тройка заговорщиков без Троцкого их явно не устраивала. На XII съезде эти настроения выразил Красин, инженер-химик, владеющий европейскими языками, старый большевик, соратник Ленина:
«Но когда мне говорят, что какая бы то ни было тройка или пятерка заменят Ленина и что мы “все оставляем по-старому”, то я говорю: нет, товарищи, по старому мы оставить не можем».
Красин всегда был лично близок Троцкому, формально не входя в оппозицию. Они на заседаниях обменивались записками, что для формалиста Троцкого было исключением из правила. Красин всегда, когда приезжал в Москву даже после 1923 г., не боялся заходить к опальному вождю для бесед и обмена мнениями по самому широкому кругу вопросов. Он был одним из многих партийцев-прагматиков, блестящих специалистов в своем деле, сочувствующих оппозиции Троцкого, но не участвующих в активной внутрипартийной борьбе. Он целиком разделял экономическую платформу оппозиции (товарная интервенция, использование международного разделения труда, концессии), в чем-то доходя даже до либеральных крайностей типа признания царских долгов. В экономике он стоял на самом проевропейском краю партии, блокируясь с центристом Троцким против почвенников сталинско-бухаринской группы. Умерев в 1926 г., он безусловно избавился от последующей трагической судьбы всех подобных ему «большевиков-европейцев».
XII съезд, проходивший неделю до 25 апреля 1923 г., выявил обе тенденции этого противоречивого года, года «фазового перехода» в управлении партией и государством. Дойчер считал, что этот съезд показал всем делегатам, что Троцкий был единственным достойным преемником Ленина. Впервые в истории партии докладчик на съезде применил такое нововведение, как презентационные визуальные средства. Троцкий показывал графики и диаграммы, наглядно иллюстрирующие его идеи. Блестящий его доклад «О промышленности» был с восторгом воспринят многими делегатами. С минимумом поправок его тезисы были приняты и легли в основу экономической политики на ближайшие годы, определив успешное восстановление экономики России. В начале заключительного слова по своему докладу Троцкого снимали на кинопленку (больше никто не удостоился такой чести).
На съезде зачитывались многочисленные поздравления от рабочих различных фабрик и заводов России, в которых имя Троцкого неизменно ставилось вторым после Ленина. До Троцкого на съезде выступал Зиновьев с политическим докладом. И очень показательно, как встречали делегаты докладчика, которого объявил председатель. Он поднимается со своего места и идет к трибуне. Зиновьев шел вместо Ленина первым докладом на съезде. Шел в тишине. Никто не хлопал. Потом по организационному вопросу выступал Сталин. Он также шел к трибуне в тишине. Когда на восьмом заседании (четвертый день съезда) объявили Троцкого, он шел к трибуне под «продолжительные аплодисменты»!
Но это был внешний триумф, так очаровавший Дойчера. Несмотря на все это, XII съезд показал и поражение Троцкого в его противостоянии с заговорщиками. Триумф был только внешним и краткосрочным. Троцкий был побежден на съезде идейно и организационно. Кредо Троцкого о взаимном влиянии, а не отметании инакомыслящих, было окончательно похоронено именно на этом съезде и именно при молчаливом согласии самого Троцкого. Зиновьев довел до логического конца ленинскую аргументацию предыдущих лет о борьбе с инакомыслием:
«Всякая критика партийной линии, хотя бы так называемая “левая”, является ныне объективно меньшевистской критикой».
По тому, какие лозунги вызывали бурное одобрение делегатов, можно судить о качестве партии. Это уже была далеко не та партия, которая делала революцию и сражалась в гражданской войне, терпимо относясь к разным идейным течениям внутри себя. Если Зиновьеву не апплодировали как человеку, то его лозунг на отметание инакомыслящих вызвал явное одобрение:
«Вторая опасность, – чтобы в тот момент, когда империализм, который прямо подумывает: если нет Ленина, не попробовать ли зубок насчет интервенции еще раз, – чтобы в это время мы насчет единства партии не допускали ни малейшей двусмысленности, никаких кривотолков. Если есть хорошие “платформы” относительно создания других партий, скатертью дорога. (Бурные аплодисменты, продолжающиеся несколько минут, оратору не дают продолжать)».
Такая реакция делегатов не могла быть, например, на VII съезде, когда партия раскололась почти пополам и лишь при неизменном стремлении Троцкого на объединение, а не на отметание, сохранила свое единство. Это была уже не та партия. Сам Зиновьев еще в 1922 г. констатировал:
«…у нас в партии, которая выросла за 4 года в 10 раз, много неграмотного молодняка…» (XI съезд РКП, стенографический отчет).
Троцкий также был побежден еще и организационно, так как получил лишь 35-е место по голосам при выборах в ЦК. Это был сокрушительный удар по нему, так как год назад он получил столько же голосов, как и Ленин, и разделил с ним первое место. Я уверен, что Троцкий даже не поинтересовался этими результатами. И по иронии судьбы он вошел в ЦК только потому, что заговорщики увеличили его численность по совету Ильича. XII съезд увеличил ЦК до 40 человек и ЦКК – до 50 человек. Получилось что-то между планами Ленина и Троцкого. Если бы численность членов ЦК осталась прежней, как предлагал Троцкий, он сам бы не попал в него! Против лозунга Зиновьева на отметание выступил, например, Косиор, упомянувший, к тому же, что Троцкий не занимает пост, достойный своих способностей и авторитета. Очень интересна реакция «его высокоблагородия» Троцкого на это замечание, выражающее искреннее недоумение и дружескую озабоченность. Он высокомерно ответил на это в том духе, что, мол, мы, «патриции-вожди», разберемся сами без вас, плебеев. Он не считал нужным втягивать в свои споры внутри ЦК более широкий круг: всей партии, и тем более всего народа. Ну и как марксист, он не считал кадровые вопросы решающими для мировой революции. Зачем ему, думал Троцкий, высокая должность, если не принимаются его предложения в той сфере, которую он будет курировать на этой должности? Это вопрос логичный, но слишком прямой. А политика никогда не шла прямыми путями. Троцкий считал более важным добиться принятия его идей, а не его самого на какую-то должность. Он всегда мыслил с точки зрения революции, а не с точки зрения себя как человека.
Именно поэтому на предложение Бухарина объединиться в 1929 году он ответил: «Со Сталиным против Бухарина? Да! С Бухариным против Сталина? Никогда!». Этот ответ был всегда загадкой для историков. Но ларчик открывается просто: Троцкий – человек идей, а не кадров. В глазах Троцкого Бухарин был теоретиком правой оппозиции, а Сталин – центрист. Себя он сам считал левой оппозицией, и поэтому обьединение с правыми представлялось ему просто беспринципной борьбой за власть. Поэтому ради выправления курса страны он готов был объединяться с ненавистным ему лично Сталиным, а не с милым интеллигентным Бухариным, который еще недавно его боготворил.
Мысля идеями, Троцкий ждал еще в 1930 году просьбы Сталина вернуться в руководство. Мысля идеями, он писал даже в 1933(!) году письмо Сталину о необходимости срочного изменения его внутренней и внешней политики. Представляю себе, как посмеивался в усы диктатор, читая это письмо.
Именно интересы революции были по-настоящему важны Троцкому. И не столько русской, сколько европейской. Они мыслились Троцким как разные эпизоды единого «перманентного» процесса. И одна (русская) не имела смысла без основного этапа (европейской). Эту мысль бесчисленное количество раз выражал Ленин и другие, в том числе Сталин. Но как показало будущее, никто не был более стойким последователем ее, чем Троцкий. Даже поэты слагали песни, выражая эту мысль. Так, в популярной тогда песне красноармейцы пели:
«Наш паровоз, вперед лети!
В коммуне остановка.
Иного нет у нас пути.
В руках у нас винтовка!»
В перманентной революции нет «остановки» до всепланетного коммунизма.
А в Европе более всего вероятность революции была в задушенной англо-французами Германии. И в 1923 г. ситуация там накалялась с каждым месяцем. Вот к чему были прикованы помыслы Троцкого. Он всерьез просит отпустить его тайно в Германию для непосредственной подготовки восстания. Он рвался в настоящую борьбу европейского масштаба. А в это время против него усиленно плелись интриги московского двора. Сталинцы через подставных лиц организовывают печатание подпольных листовок без подписей с клеветой на Троцкого.
Комментарий
Н. В. Валентинов вспоминал: «В мае один из моих коллег-сотрудников “Торгово-промышленной газеты” показал мне листок, напечатанный с помощью чего-то вроде гектографа, с текстом из четко сделанных букв. На листке было заявление: “Маленькая биография большого человека” и дальше в насмешливом тоне шла речь о Троцком... Когда, спрашивал листок, Троцкий стал большевиком? – Только в 1917 г. накануне Октябрьской Революции, то есть, – многозначительно прибавлял листок, – когда никто уже не мог сомневаться, что она будет победоносной. Кем до этого был Троцкий? – В течение 17 лет он был меньшевиком и постоянно сражался с большевиками... Что делал Троцкий, вступив в большевистскую партию? – Листок в язвительных выражениях указывал, что Троцкий много раз выступал против Ленина... Оказалось, что подпольная литература против Троцкого одним указанным листком не ограничивалась».
Именно после XII съезда Сталин выдвинулся на первое место в тройке заговорщиков:
«На деле нет никакой тройки, а есть диктатура Сталина», – возмущался Зиновьев в личном письме Каменеву летом 1923 г.
12 июня 1923 г. Оргбюро ЦК РКП(б) приняло постановление «О назначениях», узаконивающее право перемещения ключевых кадров. При подготовке этого решения независимые от Сталина руководители госорганов выразили несогласие с ним. Председатель ВСНХ РСФСР Богданов писал Молотову 22 октября 1923 г. о том, что он «не согласен со списком должностей, которые подлежат утверждению ЦК». Протестовал и заместитель председателя ВСНХ СССР Пятаков, прося в дальнейшем кандидатуры назначаемых работников «согласовывать с нами».
В июне 1923 г. члены Политбюро письменно выразили свое мнение о публикации «Завещания» Ленина. Оказалось, что только один Троцкий был за его публикацию, все остальные – против. Ленинские слова в этом «Завещании» о Бухарине и Троцком – просто копии его фраз из речей и статей в дискуссии о профсоюзах 1921 г. Быть может, это явилось, наряду и с другими причинами, одним из факторов нерешительности Троцкого в год начала его борьбы против триумвирата широко использовать эти письма Ленина. В нем Ленин не только не извиняется перед Троцким за профсоюзную интригу, но и повторяет обвинения его в «административщине». Конечно, в гораздо более смягченной и дружеской форме, но все же. В то же время в этом письме Ленин неосторожно допускает новое выражение, не только обидное Троцкому своей фальшью, но и выдающее отношение самого Ленина к партии и революции вообще: «…т. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС…». НКПС – министерство транспорта, профсоюзные лидеры которого взбунтовались против методов Троцкого и положили начало так называемой «профсоюзной дискуссии». И здесь снова Ленин пишет о примерах из той профсоюзной дискуссии, которая завершилась два года назад.
Впервые здесь, в этом письме, Ленин охарактеризовал позицию Троцкого в профсоюзной дискуссии как «борьбу против ЦК»! Ленин знал, что за его платформу выступали тогда ровно столько же членов ЦК, сколько и за платформу Троцкого.
Ленин знал, что платформа Троцкого – это позиция всего ЦК до начала дискуссии о профсоюзах. Более издевательских слов нельзя было придумать, чтобы досадить Троцкому. Скорее всего, инсульт все-таки повлиял на память вождя. Кроме этого, в этой фразе Ленина о «борьбе против ЦК» Троцкого в профсоюзной дискуссии явно видна самохарактеристика. Ленин ассоциировал ЦК исключительно с собой лично, а всю партию – с ЦК. К концу своей политической жизни Ленин пришел к осознанию личной интеллектуальной диктатуры, когда иная (отличная от его) точка зрения не имеет право на жизнь. Даже если ее придерживается такой же интеллектуальный гигант, как и он сам.
Весной и летом 1923 г. Троцкий резко протестовал только против таких политически значимых с точки зрения революции вопросов, как отмена сухого закона и пополнение доходов бюджета путем спаивания рабочих.
Впоследствии историки пытались исказить и очернить одну из самых, может быть, замечательных страниц нашей истории, когда в течение одиннадцати лет под защитой закона народ упорно преодолевал закоренелый недуг пьянства.
«Это самый величественный акт национального героизма, какой я только знаю» – так отозвался о нашем «сухом законе» известный английский лидер Ллойд Джордж. Повсеместное запрещение «продажи казенного вина и всех спиртных изделий – вопреки всем предсказаниям – вызвало тогда подъем национального духа. Это было, может быть, уникальное явление для той расколотой России, где царская и большевистская власть были единодушны.
Как показывают данные душевого потребления алкоголя за 1916–1920 гг., в которых учитывалось и самогоноварение, оно приближалось к нулю, а в 1924–1925 гг. в деревнях изготовлялось до 480 млн л самогона. После же отмены «сухого закона» в 1927–1928 гг. его было изготовлено намного больше – 780 млн л. Это опровергает мнение некоторых историков, что запретительные меры не только не остановили пьянство, но даже и усилили его. Народ якобы начал производить самогон, пить опасные для здоровья суррогаты. Поэтому якобы правительство решило открыть свободную продажу водки. Но тогда с отменой «сухого закона» самогоноварение сократилось бы.
«Пьяный бюджет» стал необходимостью при выборе концепции самодостаточной закрытой экономики, концепции национального социализма, против которой Троцкий выдвинул свою концепцию рыночного социализма с открытой экономикой.
Сталинское большинство в Политбюро продавило это кардинальное решение об отмене «сухого закона» и ставке на «пьяный бюджет». Преображенский, будучи редактором «Правды», поддержав Троцкого, тоже выступил против отмены сухого закона, и Сталин, воспользовавшись этим, снял его с этой должности (применив «кадровое назначение»).
Вот как проходили в то время сами заседания Политбюро:
«Заседание назначено на десять часов. Без десяти десять я на месте, проверяю, все ли в порядке, снабжены ли члены Политбюро нужными материалами. Без одной минуты десять с военной точностью входит Троцкий и садится на свое место. Члены тройки входят через три-четыре минуты один за другим – они, видимо, перед входом о чем-то совещались. Первым входит Зиновьев, он не смотрит в сторону Троцкого, и Троцкий тоже делает вид, что его не видит, и рассматривает бумаги. Третьим входит Сталин. Он направляется прямо к Троцкому и размашистым широким жестом дружелюбно пожимает ему руку. Я ясно ощущаю фальшь и ложь этого жеста; Сталин – ярый враг Троцкого и его терпеть не может». (Б. Бажанов «Воспоминания бывшего секретаря Сталина», глава 4) .
13 июля главу правительства Украины (второй по величине советской республики), Раковского (личного друга Троцкого), без его ведома и согласия и вопреки протестам отправили в «дипломатическую ссылку». Я не нашел следов борьбы Троцкого за Преображенского и Раковского. Он все больше прислушивается к вестям, привозимым из Германии Радеком.
В августе приезжают в Москву вожди германской компартии, и после их докладов Политбюро принимает решение о подготовке восстания в Германии:
«При создавшемся положении вещей во всей Европе и, в особенности, в свете надвигающейся пролетарской революции в Германии и возможности новой войны вполне своевременно выдвинуть лозунг Соединенных штатов рабоче-крестьянских республик Европы».
Такова была атмосфера и общее мнение всех русских и немецких коммунистов. Даже почвенник Сталин прямо говорит:
«Мне кажется, ясно, что основной вопрос, который стоит здесь перед нами, – это вопрос о существовании нашей федерации. Либо революция в Германии провалится и побьют нас, либо там революция удастся, все пойдет хорошо, и наше положение будет обеспечено. Другого выбора нет».
И пишет приветствие немецкому пролетариату в коммунистическую газету:
«Грядущая революция в Германии является самым важным мировым событием наших дней. Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад. Победа германского пролетариата несомненно переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин».
Спор возник только по вопросу, назначать конкретную дату восстания или нет. Троцкий стоял за назначение конкретной даты, Сталин был против. Все подходили к ситуации в Германии с русской меркой 1917 г. Очень показательна в этом ключе пикировка Сталина с Троцким на этом заседании:
«Сталин. К вопросу о календарной программе. За календарную программу у нас я целиком. Другое дело – в Германии. Есть моменты, которые предвидеть нельзя. А выступление должно совпасть именно с таким выгодным моментом. У нас они были – съезд Советов, увод Петроградского гарнизона (Троцкий: “Мы их создали”, Сталин “Мы раздули”). Я за условную календарную программу с передвижными сроками и с выполнением того условия, чтобы срок выступления совпал именно с выгодным моментом».
Несмотря на то, что на 90 % все были единодушны, но эти 10 % в дальнейшем обеспечили глубокие расхождения. В период фазовых переходов «даже взмах крыльев бабочки на одном континенте может вызвать ураган на другом». 1923 год был именно таким. В кулуарах Сталин выражал самую пессимистическую позицию по поводу германской революции, а Троцкий, наоборот, предвкушал европейский размах. Открыто поддерживая подготовку восстания в Германии, в частных доверительных беседах и письмах Сталин выражался очень осторожно:
«...Что касается Германии, дело, конечно, не в Радеке. Должны ли коммунисты стремиться (на данной стадии) к захвату власти без с.-д., созрели ли они уже для этого – в этом, по-моему, вопрос. Беря власть, мы имели в России такие резервы, как: а) мир, б) земля крестьянам, в) поддержка громадного большинства рабочего класса, г) сочувствие крестьянства. Ничего такого у немецких коммунистов сейчас нет». (Сталин – Зиновьеву 7 августа 1923 г.).
Эта его проницательная позиция полностью оправдалась последующими событиями. А торопливость и выдача желаемого за действительное у Троцкого и всех «европейцев» сыграла с ними злую шутку, когда революция в Германии провалилась.
Они, специалисты по Европе, с треском провалились в своих прогнозах. Их авторитет в партии поблек, что не могло не сказаться на последующей их борьбе. Но тогда в августе победил Троцкий и была назначена конкретная дата – 9 ноября 1923г. Троцкий не учел, что на опыте русской революции учатся не только европейские коммунисты, но и европейские капиталисты. Не успели доехать до своего дома немецкие коммунисты с конкретной программой захвата власти, как немецкие и французские власти сели за стол переговоров по рурской проблеме. Этот вопрос был одним из главных факторов революционной ситуации в Германии и питал недовольство народа. Вторым изменением, предпринятым властями Германии, была остановка инфляции и начало стабилизации. Этот поворот начался с введения бухгалтерского учета в золоте, поначалу, в оптовой торговле; это было достигнуто уже в большей части промышленности. В начале сентября расчеты в золоте уже стали обычными в промышленности и торговле и даже проникали в розничную торговлю. Следующей мерой, реально облегчившей жизнь рабочих, было введение золотой заработной платы, фиксированной стоимости заработной платы.
Оценили 6 человек
7 кармы