1662. Приставник

- А кто сей боярин? - спросил Гришка своего провожатого.

- Не твоего ума дело. Иди себе.

- Не шибко приветлив ты.

- Придём к приставнику твоему - там ужо тебя приветят.

- Так молвишь, что мне след сбегать.

- Как от пули то сбежишь? Ты в кафтане червлёном всё одно чучело для стрельбы - кликнут служилым они тебя враз и укокошат как кутёнка.

- От пули сбегу. Бёг уже - невелика хитрость.

- От пули сбёгнешь, а от судьбы нет. Так что едало своё прикрой пока навоз из-под копыт не влетел.

Стрелец-провожатый был шутник тот ещё. Улица была мощёна крупной булыгой, да чисто выметена, если где и валялось конское, то убирали споро, чтобы вдруг на глаза какому голове беспорядок не показался. Стольный град всё-таки - строго спрашивают.

- А что про даурские земли слышно?

- Богатые земли, да враг рядом. Два года туда пока доедешь, три раза помрёшь от тамошней лихоманки.

- Нешто там молоко и мёд течёт?

- Молоко и мёд то сказки - золото и серебро реками прям в кадушки натекают.

- Брось!

- Вот те крест! Полные кадушки золота у кажного кто туда прибывает. А люди от того золота язык русский забывать начинают, сами жёлтыми становятся и косеют.

- Враки речёшь, а ещё стрелец.

- Не враки то, а святая правда. Ты про золото не то смекнул. Хлеб - вот золото в Даурии, а хлеб там родится знатный, не чета что у нас. Жёлтые люди там тоже водятся - откуда взяились оне никто не знает, потому как Писание ничего про них не молвит. А учёные попы наши нарекли их детьми яфетовыми. Стало быть не вру я, а раз так сей же час тебе бошку за такие слова про мя хульные и снесу.

Стрелец замахнулся на Гришку почти взаправду, но не вдарил, а лишь подзатыльник ему наладил что шапка слетела.

- Э-э! Дурак! На дураке колпак, по бошке шмяк, колпак в грязищу бряк!

- Чо озлился! Сам врёт, а я виноват?

- Ты старшому не веришь? Ежели старшой тебе небывальщину рёк, то верно для научения тебя - дурака. Пошто тогда лаешся вруном на мя? Мало за такое получил - вслед поболе отвешу.

- А серебро? Серебро это што?

- Рыба, знамо дело. Тамошняя рыба на гольный крючок клюёт, а неводом поедёшь - так и разорвёт в клочья - не держит невод - вот сколь там рыбы!

- А про Мангазею соври?

- Ах, ты щенок!

Гришка порснул от провожатого, да легконогий утёк от него.

- Ну, гоняться за тобой? Сей час кликну служилых, батогами не отделаешься!

- А за что батоги? Что брехню твою послухать хотел?

- Миром пойдёшь, алибо гонять тебя по улице?

- Пузо-то не помешает гоня....ть, а-а-а-а!

Гришка держался на почтительном расстоянии, и думал что в совершенной безопасности, когда чья-то сильная рука ухватила его за ухо и низвела до поясного поклона.

- Твой щенок лается? - пробасил кто-то сверху. Гришка согнувшись в три погибели не мог видеть кто там его так неожиданно полонил, но судя по всему детина был громадный, дебелый.

- Благодарствую, добрый человек. Вел лихоимца в обучение, а теперь видно на порку повлеку.

Игнат (как завали стрельца) ухватил Гришку за второе ухо, и поволок его так и не позволив разогнуться.

- Так сказать тебе про Мангазею?

- Рек-и-и есл-и-и не бояз-но, - Гришка хорохорился но получалось неважно.

Стрелец рванул наглеца за ухо чуть не оторвав его.

- ААА!

- Мангазея городок воровской. Подати платят как попало, с иноземнями купчинами помимо застав торг ведут, а меж собой у них там закона нет - бьют друг друга смертным боем.

- ААА!

- Чую по сердцу тебе мой сказ. Выслали в Мангазею две сотни стрельцов, а они там бражничать пошли, да со временем в ворьё сами и превратились.

- Пусти, дядько Игнат! Шас помру так больно!

- Не помрёшь. Вот ужо и пришли.

Провожатый постучал в калитку массивным кованым кольцом.

- Есть кто на дворе?

На дворе было тихо, но отозвались быстро - из дома вышел отрок - отпереть калитку, а следом мужик, который едва протиснулся в дверной косяк - до того был здоров.

- Кого принесло?

- Нового ученика к приставнику привёл. Игнат то, Супонев сын.

Щеколда отперла дверь и она туго повернулась на своих петлях.

- Плетей ему сразу же наладь. Двунадесяти хватит.

- Это завсегда можно. Только пошто отрок в стрелецком кафтане?

- САМ прислал. Так надобно.

- Тараска, Петька, подьте сюда! - крикнул дородный мужик своим подручным, тоже здоровенным парням.

Пока Гришку расстилали на принесённой скамейке да стаскивали с него брыкающегося кафтан Игнат поведал историю случившуюся с Гришкой - от начала по сей день.

- Ничо, шёлковый будет! Плеть ученью подмога!

- Ну, Гаврила Петрович, бывай! Мне ещё до приказу надо, да на калашный ряд успеть.

Плетей Гришке всыпали знатно, но даже и не спросили за что. Раз Игнат сказал, стало быть надо!

Тарас и Петька, которые только что отхлестали Гришку по самым нежным местам теперь с любопытством рассматривали своего нового знакомца, который был, видимо, важной птицей, раз носил кафтан стрельца.

- Сын стрелецкий? - совершенно беззлобно поинтресовался Тарас.

- Ну...

- А чо к нам, а не в приказ?

- А мне почём знать? И куда "к нам"?

- Книжному письму здеся учат. Сколария называется.

- Кол-ария?

- Сколария. Латиняне так зовут.

- Это слуги антихриста которые, - сказал Гришка, потирая сильно пострадавшие от плетей места.

- Оне самые.

- Вы! В избу! А ты, отрок, идём со мной...

Гаврила Петрович был старостой, а место, где они находились было школой славянского книжного письма. Место было необычное для Гришки - очень длинный рубленный на высоком подклете дом - ни хоромами, ни теремом не назовёшь, но и не изба вроде.

- Ты чтобы плетей не получать скромности не нарушай. Что делать говорят - делай без прекословий. Тебя тут долго терпеть не станут - но тебя прислал Сам, а ему здесь особый почёт.

- А кто этот - Сам?

- Не твоего ума это дело - если ты до сих пор не знаешь. Учись грамоте, а там видно будет.

Они обогнули большой дом и Гаврила постучался в дверь, которая вела прямо со двора в подклет, безо всякого крыльца.

- Брат Артемий отвори. До тебя пришли!

Дверь открылась и на пороге появился человек в одежде инока, тем только отличавшийся от обычного монаха, что на носу у него были очки. Он был среднего роста, но тощ, то ли от постоянного смирения плоти, то ли по болезни.

- Твой новый ученик. Сам прислал. А вот цедула с ним, которую провожатый передал к тебе.

Монах развернул небольшой свиток и прочёл его.

- Хорошо, Гаврила Петрович, возвращайтесь к робятам.

Без слов инок завёл нового ученика к себе в комнату, которую назвать кельей язык не поворачивался. Здесь было светло и всё было заставлено книгами, свитками, на стенах красовались рисунки - как фряжские, так и похожие на русскую или греческую иконопись, но на мирские темы. В углу стояли чучела совы и какого-то неизвестного Гришке зверя.

Молча же Артемий указал на стул, а сам сел на своё прежнее место и продолжил занятие от которого его оторвали. По всему было видно, что он пишет какую-то грамоту.

Гришка, садиться не стал - после порки не до сиденья. Он осматривал комнату - а она была ещё и просторной - с нескрываемым любопытством. Особое внимание его привлёк глобус, который стоял в углу и на первый взгляд было совершенно непонятно что это такое.

- Ты сам-то хотением пришёл, аль по нужде явился?

- Хочу.

- А зачем тебе грамота?

- Без грамоты толку от человека нет. Только воду в ступе толочь.

- Сам придумал, али кто подсказал?

- Тятька мой так говорил.

- А тебя кто-то учил грамоте?

- Отдавал отец в обучение, но только не было проку в том.

- Отчего же?

- Мастер был дурак и выпивоха, потом подрались мы с ним. Да я ещё и малой был.

- А чегой-то подрались вдруг?

- Да не вдруг. Сначала терпел я, а потом невмоготу стало. Я его вором облаял, а он за мной гоняться стал, хотел дубьём покалечить.

- А дальше?

- А потом его Сенька - тоже стрельцов сын - с ног сшиб. Тот руку сломал и теперь косорукий ходит, так что писать уже никак не могёт.

- Сам-то ты как - монастырское вино уважишь?

- Нет же ж! Я и с лихими людьми прибивался - браги не пил, а уж теперь к чему то?

- Брага это другое. Вино это не брага, совсем другое.

- Нет. Тятька мой не пригублял, а я и подавно не хочу. Вон дураков полно кто по кабакам, напивается. Напьются и кидаются друг на друга. К чему мне то?

- Напиваться не надо. В Писании что сказано - в вине благословение!

Гришка встал.

- Не нужна мне такая учёба! Што ж я на лихоимца учиться должен?

- Успокойся, Григорий, сядь. Испытывал я тебя. Положено так. Теперь вижу, надёжный ты человек.

- И что, не надо пить хмельного?

- Кто хмельное пьёт, тот сам себе враг, а в нашем деле мы врагов должны избегать. И вот ещё что - надоть тебе патлы посечь. Я пока письма закончу - ты возьми вот полуалтын и дуй в цирулью. Знаешь где цирульня?

- Нет, я не успел осмотреться, - и Гришка улыбнулся, вспомнив каким макаром добрался до сего места.

- Выйдешь по улице, дойдёшь до крестеца, там и увидишь цирульню али спросишь кого. Возвертаться будешь - если забудешь куда идти - спроси люд прохожий, где тут грамоте учат - тебе любой покажет. Но ты лучше запомни дорогу.

Артемий протянул Гришке три копейки и снова занялся выписыванием буков.

Утром ещё волокли его в кандалах как зверя, сейчас же он шёл степенно, как будто и впрям был важным человеком. Разительная перемена!

Со двора его выпустил всё тот же Тараска, который полчаса назад сёк плетьми. У него снова не было никаких вопросов - идёт человек - значит так надо.

- Вернёшься, стучи как в прошлый раз! - важно сказал юный цербер и лязгнул щеколдой.

Даурия - Забайкалье и западное Приамурье.

Крестец - перекрёсток