1663. Сомко.

Яким Семёнович Сомко вошёл в горницу полковничьего дома и сразу стало тесно. Он громко гаркнул приветствие всем, приложил руку к груди и поклонился присутствующим.

- Здравья народу честнОму!

- И тебе не хворать, Яким!

Высокий, могучий красавец, Сомко в вышитой рубахе нараспашку, подпоясанный затейливо изукрашенным кушаком был из тех людей, кто производит сразу сильное и благоприятное впечатление. Он встал лицом к красному углу и отбил поясной поклон Богородице зычно воздав ей славу и все присутствующие откликнулись нестройным хором.

- Тебе Якимушко попом бы в церкве служить - вишь как ладно получается!

- Можно и попом, да только сначала ляхов побьём, да измену выведем, а там и грехи можно будет отмаливать! Верно Михал Иванович?

- То верно, Якимушко!

Михаил Иванович Татарников приехал на Раду для того, чтобы пособить Сомко и навестить своих донцов, что теперь бились в полках гетмана. Легендарный походный атаман уже и слышал плохо и окривел на один глаз, но от этого не утратил ни задора, ни удали. В свои почти восемьдесят лет он всё ещё правил дело на Дону, хотя в атаманах давно не ходил. На Медведице, Миусе, Маныче слово Татарникова было нерушимо; с ним считались и ногайские мурзы и калмыцкие тайши, а Стамбул по прежнему готов был заплатить любую цену - лишь бы получить голову своего заклятого врага.

- Сам Татарников-старшой приехал слово замолвить! - шептались по углам. - Старого и запорожцы послушают!

- Прежние запорожцы, богдановы послушали бы, а как Хмельниченко к отцам приложился... не те запорожцы пошли... - ответил кто-то горько вздохнув.

В горнице было многолюдно, а Сомко любил простор и хотя на погода портилась и в любую минуту мог собраться дождь гетман кликнул всех на двор:

- Гайда, хлопцы на волю, чего в хате сидеть, кровь портить?

Григорий удивлялся на гетмана - выйдя на двор он братался с каждым, кто спускался с горницы, каждому что-то говорил, и при том все зычно буйно смеялись. Когда настал черёд стрельца пройти мимо гетмана тот уже обнял и приветил чуть ли не с полсотни человек, но увидев Григория он обрадовался, словно знал его уже сто лет без малого.

- Вот он наш москальский герой! Вот кого Данилко хвалит не нахвалится! Дай-ка обниму тебя покрепче!

Сомко сграбастал Григория, но как ни мял его в объятьях ран не коснулся. Откуда только знал всё в подробностях? Когда успел выспросить у Коропа? Оставалось только дивиться.

- Верно говорят, что ты царёв брат молодший?

- Врут как сивы мерины, Яким Семёнович! И не брат, и не сын я Государю. Вот те крест! - Григорий сложил троеперстие и быстро обмахнулся. Сомко улыбнулся во весь рот.

- А жаль! Вот бы царь своего сына-царевича, альбо брата правителем земель наших поставил! Вот было бы дело! Примерил бы кафтан царский, а Григорий? Булаву бы гетманскую тебе дали!

Григорий смутился. Сомко вроде бы шутил, но как-то слишком серьёзно, и вид делал будто и впрямь раздумывал об этом. Так бы и стоял растерявшись коли в воротах не появился бы Василий Золоторенко со своими людьми.

- Вот и хозяин дорогой! Василь Никифорович вернулся! - Сомко поклонился нежинскому полковнику в чей дом он явился. - Не серчай, хозяин что в доме твоём такой вавилон уготовили!

Золотаренко приветствовал его, но без особой радости.

- Что не весел, Василь Никифорыч? - спросил полковника атаман Татарников.

- Не до веселья мне когда голутьба мой город зорит. Хуже ляха сие нашестивие... Ляха бить можно... А эти вроде как свои... Эх, хуже ворога!

- Я своим наказал, чтоб мещан не обижали! - воскликнул Сомко.

- Про твоих речи нет! Да и сечевые не шалят. Всё голутьба, будь она неладна! Хоть бей, хоть пори их - проку нет! Москалькие рейтары пришли хоть потише стало - пасутся их негодяи.

- Ну что, братцы? Слава нежинскому полковнику?!!

Лужёные глотки сомковых бойцов затянули "Слава!" и десятки рук потянулись к Золотаренко, ухватили его и стали качать, подбрасывая весьма высоко. Первым в этом деле был конечно же Короп.

- Василь Никифорович, я мириться пришёл! - без обиняков сказал гетман, когда Золотаренко опустили на землю. - Прости Христа ради за обиды тебе нанесённые. Бес путал меня, да я по гордости своей поддался! Неправ был - винюсь!

- Что это ты вдруг, Яким Семёнович? Ради булавы через гордость свою переступить решил?

Гетман рассмеялся, что удивило нежинского голову. Удивило, поколебало и озадачило.

- Ещё вчерась обиделся бы я на твои слова, Василь, да не век же в дураках ходить, на правду обижаясь! Брат наш пропадает пока мы грызём друг друга! Слыхал про паволоцкие дела? Попович против ляха пошёл, паволоцкий полк поднял! На выручь ему идти надобно, а мы тут... Эх! Не чешутся ли у тебя руки? Не пора ли саблю с ножен вон-долой?

- И много ляха на Поповича насело?

- Довольно каждому из нас будет. Да не только ляхи там - полно подляшников изменника Тетери.

Золотаренко прищурился, соображая что-то.

- Коль пойдём, так надо сначала всю голутьбу с Нежина выдворить - неча им тут бедокурить! И Сечь с нами пусть идёт!

- Мы и без Сечи с ляхом расправимся. Однако оставлять им город нельзя никак.

- Царское войско скоро прибудет - вот пусть порядок и держат пока мы с похода не вернёмся...

- Я пойду, - Золотаренко ударил себя рукой в грудь. - А кто с нами ещё?

- Силич две тысячи черниговских привёл - рвётся в бой, землю копытом роет!

Золотаренко довольный крякнул. Силича он любил и даже души в нём не чаял, поскольку не раз и не два казаки черниговца выручали его в жестоких сечах, а в бою под Конотопом и подавно вырвали его из татарского аркана.

- Что ж, брат Василь, мы с тобой как разные чоботы ты - вправо я - влево? Был бы жив Богдан разве ж одобрил бы он нас? Через него мы даже и родня друг другу, а что творим - воспамятовал я это и устыдился! Гори она огнём - булава эта - коли мы мира меж собой не находим! Хочешь я своим накажу тебя в гетманы выкликать?

Нежинский полковник не поверил было Сомко, но тот был искренен и уж кликнул своих казаков:

- А ну братцы - скажу Василя Никифорыча в гетманы - скажете ли любо?

- Скажем! Любо! - заорали десятки глоток.

- Не бывать тому... - вздохнул Золотаренко. - Царь воспретил мне в гетманы итти. Сам себе я дорогу заступил когда своих старшин подговаривал Брюховецкого убить. То вызнали в Москве... как не отрешили меня с полковников Нежина - Бог весть! Лучше я скажу тебя выкликать! Всевышний свидетель - колебался я по слову епископа поступить хотел, да когда вижу, как люди Жабы мой город зорят. Что будет с Украиной когда Жаба булаву возьмёт?

Григорий стоял рядом радовался тому что видел. Когда Волк с Коропом убеждали их с Шепелевым в Борзне ему казалось, что казачьи полковники друг другу чуть ли не заклятые враги, и что их не помирить, а вот дело и решилось само собой...

- Данил, - обратился он к своему новому другу. - Похоже помирились ваши с Волком головы. Слышу братьями друг друга называют.

- Сам дивуюся на них! Вірно бувають чудеса!

- Да какое это чудо? - усмехнулся стоявший поодаль Нестор Волк. - Татарников зря что ль приехал? Он Золотаренко в лицо стыдил, да царёвой опалой пугал.

- Нешто Татрников у царя в чести? Опалу навести может?

- А сам-то как думаешь, Григорий? Ежели при начале царствования Алексей Михайловича ему батюшка Михаил Федорович о Татрникове особо наказал? Шутка ли - его войско Донское и Запорожское походным атаманом при взятии Азова сделало! Азов его думкой, его замыслом взяли! Четыре года его же искусностью и тщанием отстаивали, врага разили. Его и сам Хмельницкий уважал и считал ровней, когда они вместе на Станбул ходили. Нешто Золотаренка такого человека не послушает?

- А что это они друг друга братьями кликают? Так у казаков принято что ль?

- Казак казаку брат - это известное дело. Да тут не только это, - засмеялся Волк.

- Сомок одружився на сестрі Богдана, а сам Богдан був одружений на Золотаренковой сестрі Ганне, - тут уж засмеялся Короп. - Я ж в женки доньку Сомка - Галку - взяв. А ще Юраско Хмельниченка Сомку племінник. Бачиш що буває?! Клубок!

- Мало того - Жаба тоже до Богдана отношение имел...

- И Брюховецкий? Правда? А он кто Хмельницкому?

- Он холоп Богдана-Зиновия был. Так-то! Из грязи в князи метит! Сечь уже купил, теперь к булаве подступиться жаждет. Сомко его как-то старой собакой богдановой назвал. И то было при скопе людском - при старшинах казацких, и при голутьбе! После того Жаба его ненавидит люто, - Волк хмурился и среди радующихся людей казался чужим. Пожалуй только Золотаренко был так же озабочен, но и на лице Василия Никифоровича нет-нет да появлялась улыбка.

- Да что ты Нестор так кручинишься? О чём, о ком? - Григорий тоже враз посерьёзнел.

- Чуйка моя спокою не даёт. Муторно. Беда близко...

- Та не слухай ти Вовка! Бачив я як рейтары царські у Ніжин входили - коні добрі, вершники могутні. Голутьба вже виє, що iм вільне життя закінчилася. Зараз не забалуешь!

Тем временем во двор зазвали музыкантов, казаки расступились кругом и выкликнули Сомко.

- Давай, гетьман гопака!

Якиму Семёновиче того только и надо было - любил он пуститься в пляс не хуже, чем любил злую сечу, почитая и то и другое единственными занятиями достойными мужчины.

- Покажи-ка нам завзятість молодецьку! - подбадривали из круга.

Волк вышел в круг и вдруг подобрался, напружинился, собрался - так словно видел пущенную в него стрелу или целящегося в него врага.

Сомко в плясе прошёлся по кругу, когда Григорий увидел кого Нестор Волк выглядывает - острый его взгляд сразу приметил, что в круге стояли двое явно не золотаренковских и не сомковых людей - причём один другому что-то передавал.

- Короп, слышь что скажу? Видишь вон тех гусей? Кто такие? Рожи ненашенские - ганзейцы, не?

Данила уставился на подозрительных "казаков", которые стояли в круге как раз напротив них - всего лишь в десятке шагов.

- Что ты на них так пялишься...

Не успел Нестор закончить, как один из лазутчиков выхватил пистолет и направив в Сомко спустил курок. Началась сутолока - из-за пороховой завесы никто толком не понял что произошло, когда в круг метнули запалённую бомбу.

- Яким! Яким!!! - заорал кто-то истошно, не человеческим голосом. Сердце Григория похолодело, он выхватил пистолет и скакнул в сутолоку, но произошло нечто странное. Рослая фигура Сомко, который после выстрела казалось упал - вдруг распрямилась во весь рост и ухватив незадачливого стрелка хлопнула его на землю. Второй лазутчик рассчитывал скрыться в толпе, но Волк вцепился в него взглядом как зубами - сколь не ныряй, сколь не увиливай - бесполезно. Казалось Волк видит сквозь толпу.

Лазутчик скакнул на забор и в один прыжок перемахнул бы его - забор у Золотаренко был невысок - но зычный голос Нестора разил как гром.

- Держи сволочь! Братцы! Лови гниду-у-у-у!

Двое дюжих сомковцев уцепились за полы турецкого кафтана, и свалили бы уже его на землю, если бы из толпы не вынырнули ещё двое - товарищи лазутчиков. Огрев обоих дубинами по голове все трое сиганули через забор.

Свистнул нож Коропа и один из беглецов обмякнув свалился внутрь двора - меж лопаток торчала рукоять - сердце пробито. Выстрел Григория и беспощадный свинец оборвал ещё одну жизнь.

Третий рванул прочь перемахнув всё-таки забор, как в этот момент рванула бомба брошенная в круг. Бедолагу, которого Сомко накинул сверху буквально разметало по частям, обдав казаков тёплой кровью и палёной плотью.

Оглушённые близким разрывом, но целые и невредимые люди поднимались на ноги, тряся головами.

- Як у чорта в табакерці побував! - сказал кто-то обращая дело в шутку.

- Що табакерка? Добре, що не в котлі.

- А послухайте брати як багато в цьому засранце гівна було - смердить як бонбу в відхоже місце кинули!

Сомковцы и золотаренковцы уже ржали хохмам друг друга - так, словно им и не грозилда смертельная опасность. А за забором тем временем случайно проходившие люди скрутили и последнего лазутчика.

- Тягніть його в коло - нехай назве хто посла їх! - крикнул Сомко, отряхиваясь от ошмётков.

Лазутчика не стали волочь через ворота - его бросили через частокол нимало не беспокоясь о целости и сохранности - всё одно не жилец.

- Нестор! Здесь ли ты?! - раздался голос Золотаренко. - Поди сюды!

Захваченный убийца дрожал как осиновый лист, но когда к нему подошёл Волк и взглянул в глаза чувства ему отказали и он хопнулся в обморок.

- І цей обгадився! - сплюнул кто-то в толпе - Братці, вони що не розуміють, що тут не нужник, а двір ніжинського полковника?

Обмороченному плеснули в лицо квасом и он нехотя пришёл в чувство.

- Отвечай мне - кто ты, откуда, кто тебя послал? Ответишь добром умрёшь без мучений, ино пеняй на себя.

- Ни разумею...

Раздался дикий вопль и наземь полетело отсечённое ухо убийцы.

- Так лучше понимаешь? - Волк вгрызался взглядом в глаза пытаемого так, что тот не мог отвести взгляда. - Говори кто ты и откуда!

- Я з Магілёва, Язеф Леваневич iмя мне.

Казаки зашумели - литвин! Всем было памятно Могилёвское восстание, после которого по многим литвинским городам начались бунты и резня.

- Говори кто дал вам оружие и бонбу? Кто приказал убить Сомко? Не медли - кончатся уши - буду пальцы рубить!

Сам Сомко стоял рядом как скала, непоколебимый, спокойный. Его руки были скрещены на груди, но несмотря на внешнее спокойствие внимательный наблюдатель заметил бы что пальцы сжатые в кулаки побелели, и дышит он чуть более учащённо. Гнев бурлил в нём. Ему не надо было признаний ливтина - он знал - руку убийц направил Брюховецкий.

- Братцы! Айда Жабу поднимем на пики - явно же он повинен! Тут и этого засранца слушать нечего - всё ясно! Брюховецкого к ответу! Вспорем Жабе брюхо!

Но Сомко властно поднял руку и сказал только одно:

- Не гарячкуйте!

- Да не горячимся мы - только пристало ли такое сносить? Разве бабы мы? Разве можно такое терпеть?

Но Сомко был непреклонен, да и Золотаренко был с ним заедино.

Нестор Волк добился своего - речь литвина потекла как поток из шлюза - он стал говорить многословно, навзрыд, то причитая, то винясь, то прося пощады, но при всём этом он рассказал кого, где и когда он видел, а видел и слышал он гораздо больше чем положено - и теперь всё это стало достоянием казацкой массы. С Нежина сбежалось много людей Золотаренко, стали подтягиваться и с лагеря Сомко - больше четырёхсот человек уже скопилось во дворе и на улице, передавая друг другу слухи о произошедшем.

Убийцу казнили быстро - как и обещал Волк. Кратко дали помолиться, верёвку перекинули через ворота и вздёрнули повыше к самому верху. Некоторое время он сучил ногами, но кто-то из казаков повис на нём, чтобы вернее хрустнули шейные позвонки и наступила несущая облегчение страданиям смерть.

Масса казаков выплеснуась на узкие улицы Нежина и Григорий увлечённый этим потоком видел как постепенно тут и там мелькают обнажённые клинки, уже в толпу притащили ручницы, кто-то взгромоздил на плечо фальконет.

Сомко и Золотаренко шли впереди и могучий клин толпы влившись на торговую площадь рассекал рыхлое месиво торговцев, их покупателей и зевак. Ещё немного и взбешенные казаки достигли бы окраина города, ворвались бы в лагерь Брюховецкого и устроили бы там настоящее избиение запорожцев и их прихлебателей, но неожиданно в одном из проулков показались несколько верховых в красных кафтанах, а затем развернулся полноценный конный строй. Всадники, забив собой улицу не давали толпе двигаться дальше - хотя меж ними и казаками было ещё с полста шагов.

- Москали с дороги! - орала толпа, но рейтары всё прибывали и прибывали запрудив не такую-то и широкую улицу. Напиравшие сзади казаки уже толкали передовых на рейтарских лошадей, но продавить дальше было невозможно и толпа растеклась, рассеклась по майдану, и ринулась через другие закоулки.

- Яким, останови своих людей! - сказал атаман Татарников. - Жаба уже наверняка сховался, а напрасное смертоубийство тебе к чему? Царь осерчает, коли ты хоть и правдой, но прольёшь кровь. А запорожцы всё одно уже укрепились в лагере - без боя ты не войдёшь к ним - они на валах уже за рогатками стоят... Крепким лагерем встали!

Нежин бурлил - слух о том, что в полковничьем дворе чуть не взорвали Сомко и Золотаренко разнеслась как пожар по сухостою - сбегались и стар и млад, причём многие были вооружены, надеясь, что разъярённая толпа выместит всю злобу на надоевших всем сторонниках Брюховецкого.

- А кто командир вам? - спросил Сомко рейтар - Где он, поговорить треба!

Из гущи всадников выехал полковник и не сходя с коня обратился к гетману, цедя слова через губу.

- Ты что ль Сомко? Царёв приказ безобразия пресекать почему не исполняешь - а и сам безобразия учинил?

- Ан не слышал ты, царёв слуга, что меня и нежинского полковника бонбой взорвать хотели? Глянь на меня и моих людей - вот кровь и повинны в том лазутчики Брюховецкого.

- Почём знаешь? Может оговаривают его...

Сомко перепирался с полковником, но в то время накал толпы уже спал - люди поняли, что отомстить лично Брюховецкому не получится, а укреплёный лагерь штурмовать это было безумие и бойня. Да и биться с запорожцами никто особо не желал - какие не были бы меж двумя партиями казаков разногласия - они того не стоили, чтобы яриться друг на друга. Был бы в лагере Брюховецкий другое дело, но слух прошёл, что запорожский кошевой сбежал и прячется.

Толпа стала постепенно расходиться и лишь небольшая горстка - около двухсот человек пробралась к лагерю Брюховецкого. Дело обратилось бы совершенно иначе прибудь к Сомко четыре сотни верховых от Аникея Силича. Но они прибыли уже к тому моменту, когда дело выдохлось. Черниговцы имели свои счёты с Брюховецким.

- Эх-ма, братцы, не поспели! Я заклялся Жабу прикончить и всё исполнить того не могу! - горевал один из людей Силича. Он не был высок, не выделялся могучими плечами или какой-то особой дерзостью, но то как он говорил, как держался в седле сразу давали понять - это опасный воин и заклятый враг запорожского кошевого.

Григорий посмотрел на рейтар повнимательнее и его глаз сразу ухватил - всадники были при полном вооружении под кафтанами полный доспех. Они явно оказались здесь не случайно и явно были готовы к стычке, возможно к бою.

- Служивый, а давно вы в Нежине?

Рейтар к которому обратился Григорий не ответил, высокомерно смерив стрельца взглядом, но его товарищи приметили, что перед ними не казак, но явно человек ратный.

- На кой тебе? Лазутчик польский? - спросил один из них.

- Да наш он, - засмеялся другой. - Помните мы на карауле были вместе в Осьмым? Гришка это, стрелец, коего сам царь за меткую стрельбу жаловал!

Григорий сконфузился - он был готов, что его могли узнать свои, стрельцы, но никак не рейтары. К тому же он был в неприметном кафтане, который должен был выдать в нём мещанина.

- Так что? Давно в Нежине? Здесь-то как оказались?

Десятник рейтаров бросил поводья товарищам, спрыгнул на землю, видя, что вся служба на сегодня вышла, и приобняв Григория за плечи задушевно сказал ему:

- Э, братец, с такими расспросами пристаёшь, а ведь у меня в горле всё пересохло. Айда до корчмы, немного развеселим сердца, да побалакаем о том о сём.

- Хорошо. Только на плечи мне не налегай, ранение имею нешутейное - не дале как утром татарскую стрелу словил.

- Ох, ты соколик, звиняй! - десятник отпрянул, но дружеского тона не изменил.

Первая же найденная корчма была не просто переполнена - оттуда люди вылетали с драками и скрежетом зубовным. Поискали другую, третью - картина всё та же. Не долго думая десятник рейтаров ввалился в первый же попавшийся дом и заорал благим матом:

- Хозяева, на постой пустите!

Мрачный мужик отворил дверь хаты и сказал убираться вон, однако серебряная полтина не только решила дело, но и обрадовала хозяина и вызвала приступ гостеприимства у хозяйки.

- А я смотрю вам рейтарам жалованное не задерживают, как то у стрельцов бывает...

- То злая деньга... её надо с рук сбыть, покуда она беды не принесла.

- Как так "злая"?

Десятский подмигнул и, расстегивая пояс, ослабил ремни панциря. Уселся за стол, с удовольствием вытянул ноги...

- Хорошо тут в Нежине! Хаты тут, ишь чо, белят! Чтоб дом курной был - сроду не увидишь - а ведь курные избы и в Москве не редкость... А какие окошки большие? Люблю я большие окошки... Деньгу эту мы как взяли? Наехали на цыганский табор да и всех того...

- Убили чтоль?

- Зачем убили?.. Не, ну кого-то и убили конечно... без этого не будет. Но имущество всё полковник прибрал и продал, золотишко - а оно у них водилось - тоже к рукам его прилипло, а нам денег сунули чтоб молчали.

- Что ж ты не молчишь?

- А я молчать не обещался. Деньги взял - да не потому что мне эти деньги нужны - сам видишь - добрым людям их передаю. Не хотел я у ротного в дураках ходить и подозренье вызывать вот и взял.

- И много рейтар в сём участие имели?

- Табор-то зорили? Две сотни точно, иных не знаю.

- И что всем по полтине?

- Э, молодо-зелено! Это десятским по полтине серебром, а рейтарам барахло на поживу, пива, да таборских девок для утех.

- Но это ж... - Григорий побледнел, так и не закончив.

- Татьба? Ну да, татьба и разбой. Ты царю-то доведи, чтоб знал... Ты ж царя вседень видишь, когда в Москве? - десятский наклонился к Григорию и совершенно серьёзно добавил - Креста на них нет, на этих извергах - немцах. Наставили супостатов над нами будто наши худше воюют или служат.

- Откуда ж тебе ведомо, что я царя увижу?

- Ой, полно! Про тебя вся Москва шепчется. Грят ты сын незаконный, от первой невесты, без венца прижитый!

Григорию было не до смеха, хотя Матвей - так звали рейтарского сержанта - улыбался и сиял как начищенный самовар.

- Не говори только что у нас в Москве пол-города дураков, такие сплетни распускают! Ну какой я царёв сын беззаконый? Разве ж я похож на государя?

- Э, брат Григорий, дураков много больше. Всему верят.

- Но ты всёж не веришь?

- Я-то? Как знать?! Ты на себя-то глянь! Осанистый, важный, жену себе, грят королевичну привёз. А ростом и лицем с царём-батюшкой сходный... Сходный! Как знать, как знать - мож народ и не дурак... Народ видит, народ чует... народ не обманешь! - десятский засмеялся и было совершенно непонятно в шутку ли или же всерьёз говорит.

Хозяйка мигом собрала на стол, в печи грелись пироги и кренделя, в крынке стояла забористая наливка.

- Хозяин, дорогой, уважь нас, давай уж за стол, на место хозяйское, а то нам не по сердцу такое - средь бела дня напросились, хлопот доставили!

- Таким клопотанням всякий радий! - звонко сказала хозяйка опередив своего мужа, а тот добавил: - Добре, що у нас такі гості!

Микола и Матвей уставились на Григория, когда тот отказался от наливки, Микола даже сначала обиделся, но дальше разговор потёк сам собой и десятник подробно и много рассказал как и что делали рейтары в Нежине.

- Прибыли мы вчера к обеду, встали лагерем и сразу же к нам явились все трое - нежинский полковник, и два атамана. Сомка я знал по прошлогоднему делу под Каневым - нос к носу с ним как-то столкнулись - он был в крови, чёрный как чёрт в пекле. Лобастый, здоровый... Сколько уж он сам зарубил я не ведаю, но кровища у него аж с усов стекала. Страшный человек этот Сомко, ужас от него в печёнках сидит. Другие двое Золотаренко и Брюховецкий пришли напару - я даже подумал сначала, что Золотаренка с Жабой вместе будут гуж тянуть.

- А чего это вы его Жабой зовёте все?

- Увидишь - так же звать будешь. Он от жабы отличается только тем, что у жабы язык короче.

- И что ж хотели они от вас?

- Сомко - простак! Прибыл, полковнику уважение сказал, да и был таков. Слов нет - радушно встретил полковника, да нашим немцам радушие дело непонятное. Они от него нос воротят. Другое дело Золотаренко - он и как нежинский полковник о делах разговор повёл, подсобу от нас получить желая, и разместиться предложил - и в богатых домах нас поставили, да и жаловал рейтар довольствием, коней на прокорм взял. С толком подошёл одним словом.

- А Жаба что?

- Этот полковника с порога одарил - золотою табакеркою султанской, поясами с яхонтами и серебряными кубками. Офицерам всем платья турские, атласные красные с синим подбоем, сабли дорогие, полуполковнику пистолет самого Великого Визиря, а полковнику такой карабин, что сплошь в золотом окове. Такого добра у Жабы валом - не зря он и торг ведёт и в походы людей посылает. А рейтарам слышь чо? Ложки оловянные - в походе первейшее дело! Ты конечно с этой ложки обожжёшься - и многие уже пообжигались, да только всё одно в походах вещь!

- Что думаешь - Брюховецкий будет гетамном?

- По всему видно - он! Думаю, когда наш посол явится сразу его в оборот возьмут...

- Уже взяли, похоже. В Борзне ещё встретили, а то и ранее... Плохо дело, Матвей батькович... А что хозяин скажет? Микола - кто лучше гетманом будет Сомко альбо Брюховецкий? - вопросил стрелец.

Микола замялся, видя, что Григорий настроен за Сомко, но собравшись духом всё-таки сказал что думал:

- Жаба лучше будет. За ним Сечь, а Сечь это сила поболее чем преяславские сомковцы, нежинские или черниговские полки. С Сечью все считаются.

- А как же то, что за Сомко донские казаки - вон и атаман Татарников приехал слово замолвить...

- Жаба любое слово золотом перебьёт, а золота у него много и будет ещё больше. Это все знают.

- А как же Азов? Нешто Сечь забыла как под Азовом они чудеса храбрости делали, да затем в самом Азове со славой сидели?

- И где та Сечь? Костьми легла... Кто с той Сечи остался?

- А как же Иван Серко?! - спросил Григорий удивлённо. - Слышал я от Татарникова сказ о том, что Серко Сечь убедит отшатнуться от Брюховецкого.

Микола подумал, лицо его выражало смущение, но не долго:

- Серко и Сомко они похожи, да только это бесшабашные рубаки. А Жаба их хитростью победит. Вот увидите. К тому же сказывают люди, что Жабой царь доволен, а вот Сомком нет - своевольный, через край ретивый Сомок. Вот и сейчас сами видели - чуть не по его - сразу усобицу затеял...

- Конечно затеял! - Григорий вспылил. - Его чуть было бомбой не взорвали, только чудом да ловкостью уцелел. Кем бы он был если бы такое простил обидчику?

Хозяин кивал головой, однако же от своего мненья не отступился и обстоятельно, неторопливо слово за словом рассказал как Жаба обиходит и царя и его посланника Велико-Гагина и всех кого угодно. Григорий слушал и качал головой не соглашаясь, однако в глубине души он понимал, что Микола прав.

- Да откуда тебе знать, что Жаба так делать будет?

- Это попрошлым его делам ясно. Он всегда так делает. Ещё Сомко и набедокурить не успел, а гонец от Жабы уже летит в Москву, царю докладывает.

- Если Жаба такой подлец - отчего ж он будет лучше для твоего родного края?

- Сомко - удалой хлопец, да сам посуди: дела в своём переяславском полку запустил. Воевать - хорош, да только ничего иного и не знает. То, что он принесёт войну всем нам - ясно, а хорошо бы он принёс мир.

- Врага разобьём - будет тебе мир! Так Матвей батькович?

Рейтарский десятский кивнул головой в знак согласия, но хозяин не обращал внимания на их единодушие.

- Жаба жадный и при нём поэтому торг разовьётся. Вон на Сечь гляньте - уже не войско почти, а ярмарка. Вся Сечь торгует не хуже купчин. И пусть к рукам Брюховецкого много прилипнет, но при нём и у других много останется. Никогда ещё не было в Сечи столько оружия и припаса... А как девки и бабы Жабу любят!

- Это почему ещё?

Микола рассказал как Брюховецкий дал своё покровительство жидовинам, армянам и грекам, которые знали толк в торговле золотом, украшениями и в ювелирном ремесле. Также поведал и то, что кошевой приказал с каждого набега пригонять обоз украшений, нарядов и прочих женских безделиц.

- Жаба говорит, что коли баба довольна - казацкому роду не будет переводу. Такая вот разница меж ним и Сомком.

Стрелец задумался. За Брюховецким своя правда, и своя сила.

- А не метнётся Жаба к ляхам?

- Да откуда ж мне знать? - удивился Микола. - Пока нет ему выгоды к ляху идти на поклон. Какая Жабе от ляха выгода? А с царём московским хорошо и торг вести и на войну ходить. Царь не лях - надёжно с ним. Я и сам бы за Сомка, да не будет от него спокою.

Постепенно разговор стал клониться к житейским пересудам, и Григорий понял, что и рейтарский сержант и хозяин уже хорошо захмелели. Ещё некоторое время он слушал их, а затем сославшись на недавнее ранение покинул гостеприимную хату.

На улице шёл дождь, с заката несло облака, а за ними армадой плыли тяжёлые грозовые тучи. Григория стало мутить и он почувствовал, что лоб покрывает испарина. Похоже, что ранение давало о себе знать.

- Эй, хлопчик, у тебя ж кровища хлещет! - остановил его кто-то из казаков. - Ну дела! Где ж ты так?

- Думал уже всё позади...

- Взгляни на себя! Ничего ещё не позади - на тебе лица нет. Чьих будешь? Москаль из царёва войска?

- Угу.

Казаки остановили телегу и скоро Григория уже привезли в лагерь рейтар, что не были размещены в городе. Пока суть да дело - пока ему промыли как следует рану, стрелец уже совершенно выбился из сил.

- А что делать с такой раной?

- Можно в лазарет тебя, да только сгинешь там на немецком попеченьи. Мы тебя своими силами на ноги поставим. Рана у тебя добрая, такой не стыдно и государю похвалиться, но опасного ничего нет.

Бывалый солдат заговаривал Григорию зубы, чтобы тот охотнее терпел боль, пока рану очищали от сгустков крови.

- Ох, что ж ты делаешь-то?! Больно ж! Большее только порохом с табаком прижигать!

- А вот это хорошо сделали. Толковый человек тебе на пути попался - а то бы загноилось всё. Теперь же только почистить да зашить. Уже почти всё! А потом спать, хватит с тебя бед.

Сон уже валил стрельца с ног, но пока было больно о том и речи не шло. Теперь же, когда боль улеглась и жар, хотя и не спал, но перестал донимать - Григорий стал проваливаться в дремоту, а далее и заснул.