Что такое экономика?

Я периодически ловил себя на мысли, что я не понимаю, что такое экономика. Понятно, что это производство и распределение товаров народного потребления. Деньги, кредиты, деривативы, финансовые пирамиды — это тоже экономика. Но в чём же суть экономики — это от меня ускользало. А тут, по здравому размышлению, напал на след.

Собственно, если думать о буржуазной экономике, то понятно, что основа экономики — обмен труда на деньги, а денег на произведённые товары. И всевозможные операции вокруг денежных потоков. Но ведь экономика бывает не только буржуазная. Социалистическая экономика использует деньги совершенно иначе. Добуржуазные экономики также иначе работают с деньгами, а в некоторых случаях и вовсе обходятся без них. Экономика внутри семьи или другой плотной группы базируется преимещественно на внеденежных стимулах. Да и с самой буржуазной экономикой всё непонятно — вроде, печатают денег чудовищное количество, а кризис глобальной экономики всё сильнее.

Если взять вырожденный пример экономики, приведённый в книге про Робинзона Крузо, то описанное Даниэлем Дефо хозяйство(охота, собирательство, посадки ячменя и риса, разведение коз) обходится не только без денег, но и практически без распределения (пока не появляется Пятница, с которым Робинзон отношения также строит не на деньгах, а на прочной идеологической основе).

Что же их всех объединяет? Ключом к разгадке, помимо Робинзона Крузо, для меня стало высказывание, приписываемое Сталину, которое озвучил Сергей Кургинян:

«В детстве мне рассказали впечатлившую меня притчу о конфиденциальной беседе Мао Цзэдуна со Сталиным. Якобы во время этой беседы Мао Цзэдун спросил Сталина: "Что является тем самым главным, от чего зависит все остальное?" А Сталин ответил: "Главное, чтобы народ работал".»

Так вот, как мне кажется, экономика — это отношения доверия в процессе разделения труда. Доверия со стороны вкладывающего свой труд в общее дело, что остальные вложат в него свой труд. А уже конкретные варианты экономик — это варианты обеспечения такого доверия. Которые чем сложнее, тем больше обрастают посредниками и институтами.

Робинзон вполне доверяет самому себе, что потратит адекватное количество труда то, чтобы обеспечить себя пищей, жилищем и инструментами. Замечу, что доверие к самому себе на протяжении долгого времени — отнюдь не столь тривиальная категория, требующая некоего внутреннего постоянства. Для Робинзона источником такого постоянства кроме желания вырваться с острова, служит чтение Библии и поиск смысла жизни. Религия же помогает наладить доверие и после появления Пятницы. Денег в качестве посредника не требуется — они лежат годами в пещере, нетронутые.

Если в общем деле занято больше одного человека, то выгодным становится разделение труда, когда каждый занимается своим элементом труда. Банально, один раз достать из кладовки молоток, гвозди, вбить 10 гвоздей и убрать всё обратно можно значительно быстрее, чем 10 раз повторить полный набор действий, каждый раз вбивая лишь по одному гвоздю. Вдобавок, если постоянно занимаешься одним делом, появляется сноровка и возможность создавать более эффективные (но и более дорогие) инструменты. А то, что люди на те же самые объёмы труда тратят всё меньше времени или могут за то же время произвести всё больше товаров, обеспечивает улучшение жизни и возможность восхождения человека — ведь он может высвобожденное время потратить на самосовершенствование.

С разделением труда доверие становится ключевой категорией. Ведь человек перестаёт обеспечивать все свои потребности и становится предельно зависим от других. А что если он сделает свои столярные изделия, а их мало того что никто не возьмёт, так ещё и ему взамен не дадут достаточно пищи, чтобы выжить? Более того, разделение труда порождает и другой негатив — занимаясь только своим участком, человек перестаёт видеть за частным общее, что также разрушает доверие между людьми.

Если бы все знали потребности друг друга и добросовестно трудились бы, обеспечивая их, то никаких посредников обеспечения взаимного доверия не потребовалось бы — отлично работала бы анархическо-коммунистическая экономика. Но посредники как раз и возникают для обеспечения взаимного знания потребностей и добросовестности труда. В небольших плотных группах взаимное знание обеспечивается плотным общением, а добросовестность опосредуется репутацией человека. Чем больше группа, тем сложнее передавать информацию о репутации и потребностях друг друга — отсюда появляется необходимость в универсальном эквиваленте того и другого. Это порождает деньги и цену товаров, меняющуюся в зависимости от спроса (диктуемого потребностями). Но деньги отнюдь не везде опосредуют доверие целиком. Ещё не чрезмерно многолюдная средневековая экономика опирается на понятие чести. А крайне многолюдная социалистическая экономика дополняет межчеловеческие отношения (недостаточные в условиях этой многолюдности) не только идеологией, но и статьёй за тунеядство. Деньги и денежные инструменты абсолютизируются в качестве посредника взаимного доверия только в неолиберальной экономике.

Но деньги, становясь основным посредником, отрываются от собственно доверия. И неспроста мы слышим о том, что нынешний глобальный кризис называют именно кризисом доверия (и это неолибералы — жрецы культа чистогана, презирающие разговоры о нематериальном). Сколько не печатай денег — а никто не доверяет чужому труду. Недостаток взаимного доверия опосредуется страховками. Доверие к добросовестности в труде опосредуется кредитами. Постоянная необходимость выплачивать проценты и боязнь штрафов заставляет человека трудиться — но уже за страх, а не на совесть. А чем меньше взаимное доверие обеспечено внутренними регуляторами самих людей, тем оно более шаткое и тем больше соблазнов попробовать его на зуб.

Идя путём обеспечения взаимного доверия через всё более оторванные от человека категории — деньги, потребительские кредиты, страховки, деривативы (страховки, торгующихся как ценные бумаги) — буржуазная экономика закономерно загоняет себя в кризис доверия, потому что все инструменты экономики перестают взаимное доверие обеспечивать.

И тут понятно, что сама парадигма превращения общества в человеческий газ, «молекулы» которого всё меньше связаны друг с другом человеческими отношениями и всё менее обременены культивированием в себе человеческого, сложного, творческого начала — в пределе приводит к несостоятельности экономики. И этот предел практически достигнут. Экономика будущего востребует нравственного человека, объединённого в коллективы единомышленников, ищущего в экономических отношениях не удовлетворения непомерных потребностей при полном нежелании трудиться, а средства воплощения своего творческого труда и в целом исторического предназначения своего народа. Но это возможно лишь если таковые люди пожелают стать хозяевами своей судьбы и изменят государство, чтобы оно служило инструментом воплощения этой судьбы. Иначе всех нас ждёт всемирная экономическая (и не только) катастрофа.

Источник: http://unv.livejournal.com/154...