Обсуждали тут с товарищами смысл религии — существовал ли он вообще когда-нибудь. И один из товарищей привёл в пример популярный мультик творческой студии «420», «Про жрецов»:
Собственно, либеральные авторы мультика раскрывают в нём тезис, что религия есть опиум для народа. Аки марксисты XIX и начала XX века, в дополнительно упрощённой форме, обличают паразитическую сущность религии. И я с одной стороны соглашусь — конечно же, в религии есть и эта составляющая. Однако, сводить всё к ней неверно.
Очевидная польза религии в том, в чём вообще сила многих разделяемых массами идей. Ключевая проблема человеческих сообществ в том, что невозможно прочно объединить людей силой или деньгами. И сила, и деньги, есть производная не от усилий одного человека, но от работы мощных коллективов. А коллектив нельзя спаять деньгами — потому как враг заплатит больше и коллектив распадётся. Нельзя его спаять и силой, ибо сила тут же начинает разбираться внутри себя, кто сильнее. Надёжно спаять коллектив можно лишь идеей. Один из видов таких сплачивающих идей — это религиозные идеи.
И эволюция религиозных систем — это эволюция идей, способных спаять всё большие массы людей (потому что чем больше тебя и твоих союзников, тем большую мощь ты концентрируешь и тем ты победительнее в столкновениях с другими группами).
Сначала — тотемы и божки, объединяющие род или множество родов, племя. Потом одно племя завоёвывает и объединяет другие племена. И бог этого племени становится главой пантеона, объединяющего богов остальных племён. Благодаря чему образуется народность, масштабная, но не слишком крепкая общность людей. Ну а потом идёт монотеистическая религия, уже сплачивающая огромные массы людей в единый народ не на основании зыбких эклектических уз религиозного пантеона, а представлением о едином боге-творце.
А дальше начинается отпадение от религии. И западная модель, позволяющая удержать в единой общности атеистов и верующих, называется светской нацией. Объединение уже строится не на религиозной общности, но на общности языка, территории, истории и памяти о великих исторических победах. Русский же народ в советский период построил иную, имперскую модель, нового, квазирелигиозного объединения. К сожалению, воинствующий атеизм сильно перекосил эту модель — она не смогла удовлетворительно объединять неверующих с верующими (по-прежнему составляющими значительную часть общества). Но эта модель, будучи переработанной и дополненной, может ответить на вызовы века XXI.
Однако интересно проследить, откуда же взялась (прежде всего, в христианстве) та самая заслуженно критикуемая составляющая, которую назвали опиумом для народа. Христианство, способствующее эксплуатации человека человеком, враждебное равенству и любой революционности, устанавливающей это равенство. Называющей первым революционером Дьявола. А ведь если посмотреть в «Новый Завет», то там нет ничего, предопределяющего именно такую трансформацию христианской религии.
Тут следует понять, что религия неоднородна. Глубокое вскрытие этой неоднородности произвёл Кургинян в циклах статей «Судьба гуманизма в XXI столетии» и «О коммунизме и марксизме». Собственно, ноу-хау Кургиняна относительно описания религий состоит в том, что внутри каждой религии существует три основных метафизики, отношения к бытию, добру и злу, жизни и смерти.
В христианстве (в других религиях свои особенности, но параллели просматриваются) есть мейнстрим, говорящий, что бог всеблаг, но он хочет свободы воли человека, потому он создал возможность уклонения ко злу. И Сатана в этой концепции — лишь вторичный по отношению к богу персонаж, «обезьяна господа бога». Соответственно, в этой концепции бог всем заправляет, Вселенная под контролем — и особой потребности в борьбе от человека не требуется. Живи себе, выполняя предписания и подчиняясь старшему. А если будешь хорошо выполнять, то потом после смерти в раю поживёшь. Это условно названо Кургиняном метафизикой либеральной (в смысле свободы воли) или, для краткости, белой метафизикой. Собственно, в этой парадигме теодицеи существует очень многое помимо собственно христианства. Например, во «Властелине колец» ни враг, Моргот, ни его слуга Саурон не обладают подлинной творческой силой. Они лишь могут искажать и извращать создания истинного бога, Илуватара.
Однако, вторичность зла была предельно проблематизирована во Вторую мировую. Стало понятно, что зло обладает самостоятельно творческой силой, что гений и злодейство совместны. Мир оказался на волоске от реального построения ада на земле — и лишь воля и громадная жертва советских людей позволила избежать этого. Соответственно, мейнстрим стал чахнуть. И, собственно, то, что 420-е столь безнаказанно пинают этот самый мейнстрим, указывает на его чахлость и неспособность себя защитить — иначе на один мультик 420-х был бы десяток не менее остроумных мультиков в ответ.
Так вот, в недрах религии наряду с мейнстримом, с белой метафизикой, существовали другие понимания о соотношении добра и зла, признающие за злом равноценную творческую мощь, а значит, утверждающие необходимость непримиримой борьбы. Понятно, что можно вспоминать манихейство или Рагнарёк у скандинавов, но если говорить о христианстве, то это гностицизм и хилиазм.
Идея гностицизма очень понятна. Если любая жизнь заканчивается смертью, если все создания твоих рук рассыплются в прах, если все твои потомки умрут, а за ними умрёт и Вселенная, то как можно вообще любить жизнь и материальный мир, в котором эта жизнь копошится аки могильные черви? Тогда надо сказать, что смерть — и есть высшее начало, а жизнь и материальный мир — лишь отпадение от идеала, которое нужно искоренить, дабы вернуться во всеблагое Ничто. Тут появляется и злой Демиург, творец этого мира (совсем по-простому описано у Стругацких в «Отягощённых злом» — они ведь переметнулись на эти позиции). И мировая душа, София, которая отпала от великого Ничто и согрешила с этим Демиургом, растворившись в грешном мире. Но её осколки попали в некоторых, избранных, людей — и только эти избранные, гностики, могут быть спасены от грешного мира и возвращены в лоно Предвечной тьмы. А остальные люди — это недолюди, поскольку в них нет искры Мировой души. Они — или гилики, люди тела — эдакие свиньи в людском обличье («стояли звери около двери, в них стреляли, они умирали»). Относиться к ним следует как к скоту и нещадно оптимизировать их численность. Или это психики, люди души, увлекающиеся каким-то мелким творчеством. Эдакие креаклы, а в лучшем случае учёные. Это — слуги. Тоже неспособные к спасению, но полезные для воплощения замысла. А над всем этим пневматики, люди духа, обладающие божественной искрой, — единственные, кто предназначен к спасению. Если копать, откуда это возникло, то обнаружится соединение идей христианства с неоплатонизмом. И это, безусловно, предтеча фашизма. Комплекс гностических и родственных идей, воспевающих смерть и небытие, условно назван чёрной метафизикой.
Третья идея — это идея хилиазма. Т.е. тысячелетнего Царствия Христова. В «Апокалипсисе» Иоанна Богослова (входящем в «Новый Завет») говорится, что настанет война добра со злом, что войска праведников поведёт в бой Иисус Христос, что зло будет повержено и что после этого 1000 лет на Земле будет установлено праведное Царствие Христово. Т.е. говорится, что Земле уготована частица божьей благодати. Что смерть и зло не являются чем-то неотделимым от жизни и материального мира, но могут быть из него изгнаны. Что мир может быть претворён — и тогда проклятье этого мира преодолимо. И задача людей в том, чтобы достраивать остров Творения в океане враждебной ему Предвечной тьмы, вести вечную борьбу со злом. Развитием этих идей являются идеи коммунизма, идеи русского космизма, идеи богостроительства. Именно тут находится подлинный гуманизм, вера в безграничность возможностей восходящего человечества. Это — красная метафизика, метафизика борьбы.
И вот, если почитать «Евангелия» и «Деяния святых апостолов» (из того же «Нового Завета»), то видно, что это учение находится полностью в русле красной метафизики. Там нет одобрения частной собственности, неравенства и прочего, что находится в религиозном мейнстриме. Там, наоборот, есть первохристианская община в Иерусалиме, представляющая собой коммуну, с общностью имущества и распределения благ. И внутри христианства есть острейшая полемика насчёт этой общины — потому что она проблематизирует очень многое. И религиозный мейнстрим, белая метафизика, фактически говорит (перефразируя известно кого), что первохристианский коммунизм — это красивая, но вредная сказка. Что его не было, что если он и был, то в нём были большие неурядицы, а также что там не было производства и все жили на деньги от проданного имущества вступающих в коммуну членов (т.е. имело место нечто вроде финансовой пирамиды). Но насчёт отсутствия производства это и понятно — во-первых, апостолы ждали скорого второго пришествия Христа. А значит, нужно было не за имущество держаться, а скорее спасать душу — потому и некогда было материальным трудом заниматься, надо было посвятить всё время проповедованию божьего слова. А во-вторых, тогдашний экономический базис был такой, что труд занимал всё время от заката до рассвета, не оставляя времени для раскрепощения и пробуждения высших творческих способностей. Т.е. нельзя было построить общину равных людей (а не господ и рабов), которые все бы работали, чтобы прокормить себя, и одновременно душеспасались (а также банально развивались и осваивали новые знания — без которых нельзя произвести новое оружие, а значит, избежать завоевания и порабощения соседями).
Потому-то и возник этот самый мейнстрим, белая метафизика, что надо было идеологически обосновать экономически необходимые отношения — что большинство должно трудиться от зари до зари, похоронив в себе высшие творческие способности, а ряд избранных от физического труда освобождается, чтобы эти самые высшие творческие способности в себе раскрепощать и пробуждать. Ну и двигать прогресс вперёд, включая военный прогресс — иначе не выжить среди агрессивных соседей. И только ближе к XX веку, благодаря новому экономическому укладу, оказалось возможным сочетать физический труд для пропитания с раскрепощением и пробуждением высших творческих способностей в каждом человеке. Т.е. полностью перейти на новые, «красные» рельсы. Но одновременно это означало, что сидящие на «белых» рельсах потеряют свою власть. И, чтобы сохранить её, они обратились к тому, что эту власть абсолютизирует, делает предельной — к метафизике чёрной, где есть только предельное господство без границ и рабство без избавления. И Вторая мировая, и последовавшая Холодная война (которую некоторые называют Третьей мировой) — это как раз отражение предельной борьбы «красного» и «чёрного», возникшей потому, что стало реально возможным воплощение первохристианской утопии. И начинающаяся на наших глазах Четвёртая мировая — это попытка победивших в Холодной войне «чёрных» сокрушить своих бывших союзников «белых» и любые ростки недодавленного «красного».
Источник: http://unv.livejournal.com/156...
Оценили 7 человек
12 кармы