Куда иногда заводит маленьких людей слишком большое желание гордиться своей страной

Когда в конце Второй Мировой Германия капитулировала, американцы спросили немцев: как же они могли так спокойно относиться к концлагерям, которые устраивал их режим? «Не верим, что такое могло быть!» – отвечали они. Их водили, показывали воочию то, во что они поверить не могли, и снова спрашивали. «А мы про это ничего не знали!» – отвечали немцы. «Да как же не знали? – удивлялись американцы, – Это же не скрывалось!» – «Нет, что-то не припоминаем!» – «Да об этом же ваше же Гестапо по радио сообщало!» – «Не, не слышали…» – «Да об этом же в газетах писали – вот же она, эта подшивка газет, которую вы сами же собирали! Вот в ней номера со статьями об этом. Как вы могли не знать?!» – «Нет, не обращали внимания…» – хлопали глазами немцы.

Стыдно признаться / страшно / непонятно «А чего лично я такого сделал, что теперь суда над собой заслуживаю?» – всё это выражается в проявлении ответственности на уровне нашкодившего ребёнка, которого поймали на проступке с поличным, а он пытается глупо отпираться. И всё это закономерно: когда позволяешь себе то, на что не имеешь права, всё ведёт тому, к чему ведёт, независимо от того, как ты понимаешь последствия.

Чтобы получше сориентироваться в закономерностях, я предлагаю немного поразмышлять на тему, какие импульсы несёт в себе фашизм (в расширительном смысле этого слова). Становление фашизма – тема сложная, и для полноценного описания всех его факторов требуется, как минимум, книга, а в рамках статьи я опишу всего лишь один из них, который играл далеко не последнюю роль в подведении ситуации к получившемуся результату.

Когда всё только-только начиналось, появился человек, который предложил немцам то, от чего они не смогли отказаться – гордость за свою нацию. Тема была примерно такая: «Мы – супер, остальные – отстой (ну некоторые, может, так себе, но в основном, отстой, которого надо бы поменьше)», и всё это подымало самомнение проникшегося ей человека сразу на удовлетворяющий очень многих уровень. На чём основывается гордость – да на чём угодно. Какие исторические факты найдутся, такие в дело и пойдут. А если не хватит, так присочинить столько, сколько нужно будет. Народ же любит верить в ложь тем охотнее, чем она больше, вот и начинает пропагандистская машина выжимать из этого принципа столько, сколько получится. Реваншистские настроения тоже можно использовать (если есть на тему чего), а если нет, чего-нибудь другое подыскать. В общем, неважно, что, главное, чтобы желание верить было.

Гордиться – тема достаточно выгодная: ничего не надо делать – не надо работать над собой, не надо заниматься саморазвитием, не надо духовно расти, просто бери и гордись, сколько хватит пороху, и будет тебе счастье. Посмотрел на себя в зеркало и залюбовался – как круто ты выглядишь. Кем ты был раньше? Непонятно кем вообще. А кто теперь? Гордый нацист. Представитель высшей расы. Да ещё и в форме, и с флагом, и со всеми ассоциациями рождённому побеждать, которые пририсовывает к зеркальному отражению воображение смотрящегося.

Конечно, бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке, но на земле никогда не переведётся порода людей, которые упорно не хотят этого понимать (те самые, которые настроены тем охотнее в ложь верить, чем она масштабнее). И вся скормленная им идеология была гнилой насквозь, что обнаружилось, когда стало ясно, что войну Германия проиграла, а фюрер всё продолжал кидать их в мясорубку, пуская их в расход с целью продления своей предсмертной агонии. И тогда они оказались теми, кем никогда ещё не были: теми, кого можно миллионами в расход пускать ради личных целей кого – того, кто настолько их не уважает, что готов в расход пускать миллионами ради непонятно чего.

Всё это своевременно понимать людям было бы очень полезно. Но только что можно объяснить людям, которые не хотят ничего слышать? Чем меньше человек знает, тем увереннее выступает. Чем бОльшие глупости делаются, тем более серьёзным выражением лица они сопровождаются. И чем меньше люди понимают, что такое основания, тем меньше они понимают, зачем они нужны. Так было во все времена, и так же было и здесь (только в особо яркой форме), и потому неважно, какие вы приведёте доводы – в ответ будет хамство, и сколько раз вы бы вы его не натыкали в его несостоятельность, в ответ будет молчаливое плюсование каждого его выпада всей толпой и такое же и минусование каждого вашего слова. Тут нечему удивляться: фашизм же означает связку, да и развитие большинства людей на таком уровне, когда они реально не понимают, в чём разница между доказывать, и переть.

Есть в каждом обществе и другие люди. Которые против того, что их можно держать за расходный материал. Против того, что их можно превратить в палачей тех, кто им не делал ничего плохого. Против того, что их сознанием можно манипулировать. И самое интересное, что, когда человек имеет в себе что-то подобное, у него уже не так велика потребность гордиться. Потому, что он и без этого уже чувствует себя что-то из себя представляющим. А вот когда этого нет, тогда эту нехватку требуется чем-то восполнить, и вот тогда и нужна потребность гордиться чем-то другим (прошлым, будущим, параллельным – чем угодно, только не своими реальными достижениями). Так вот тех, кого нельзя подцепить на эту потребность, как правило, всегда гораздо меньше, чем тех, кого можно.

…и вот пока основная масса пребывает в эйфории, новый режим начинает делать своё дело. Сначала он уничтожает паразитов старого режима (это закладывает изначальное общее одобрение его репрессий), а потом постепенно переходит к чистке тех, кто ему не нужен. Ведь режим же собирается вести захватнические войны, устанавливать свои порядки в вопросе, кому и как жить (а кому вообще не жить), и ему не нужна никакая совесть нации, которая у него в тылу выйдет на площадь с протестующими плакатами. Вот он и начинает уничтожать под любыми предлогами инакомыслящих. А заодно загребают тех, кто пытается за них заступаться. И гребут так, что страшно становится слово лишнее сказать, с которого кто-то мог бы хотя бы что-то заподозрить.

Всё делается поэтапно: сначала одних, потом других, потом третьих. И каждый раз всех остальных ставят перед выбором: или кто-то против, и тогда система и против него тоже, или он молчаливо соглашается. Но только если кто-то с чем-то сначала соглашается, а потом начнёт выступать против, то кого же он убедит? Он будет выглядеть непоследовательно и противоречиво, и приспешники системы его освистают (под молчаливое одобрение остальных), и он не получит ни от кого даже подпольного одобрения, в котором можно было бы черпануть силы для мученического конца узника совести. Вот и прогибаются люди под систему, если она действует поэтапно и методично рассчитывает шаги. Так закономерно получается серия волн, которая ведёт к куда более далеко идущим последствиям, чем изначально предполагали большинство людей, которые думали, что за так просто получат право гордиться, и ничего за это не будут обязаны.

Короче, система ставит человека в положение, где ему не на чем основать своё человеческое достоинство: куда не повернись, чувствуешь себя инфантильным ничтожеством. Зато есть возможность гордиться, если он примет идеологию системы. Что ещё остаётся человеку, если ему хочется чувствовать себя чем-то значить? Так режим добирает в свои ряды тех, кто маршировать в его первых рядах поначалу не спешил. И когда всё доходит к тому, чем закончилось, начинаются вопросы «А чего я такого сделал то? Вроде, ничего такого себе в жизни не позволял, вроде ничего не делал из того, к чему не вынуждали обстоятельства, за что я отвечать должен?». Ну конечно, такие ничего не сделали – они всего лишь позволили себе поддержать движение, которое имело куда более далеко идущие планы, чем те, о которых они соизволили подумать. Всего лишь вручили его главе такие полномочия, используя которые, он смог создавать обстоятельства, позволяющие ему же добиваться увеличения своих полномочий. Всего лишь ничего не хотели слушать и наделили себя правом не отвечать за то, что выбирают для себя и для всех остальных. А в остальном ни в чём не виноваты – джин сам, оказывается, выпустил себя из бутылки.

Впрочем, всё это слишком сложно для некоторых умов, а где сложно понимать, там понимать человек не спешит (особенно там, где понимание ведёт к тяжёлым для него выводам). Вот и получилось у немцев «не видели, не слышали, не знаем…».

Вопрос к тем, кому не безразлично проверить, к какой категории людей он относится: как вы думаете, какой процент людей, которых можно обработать такой системой?. Как по мне, так все люди в этом вопросе делятся на три основных породы: те, кто творят режим, забирающий людей в концлагеря, те, кто активно этому пытаются противостоять, и те, кто, как стадо, побредут туда, куда их погонят (т.е., те, кого если погонят в праведный режим, то будут вести себя пристойно, а если погонят в неправедный, то станут теми, кто этому режиму соответствует).

Точный процент указать сложно, но я думаю, что активных с каждой стороны обычно в пределах пяти-десяти процентов максимум, а все остальные, это конформисты, которые станут всем, во что их будут превращать. Вопрос только в силе давления и методичности обработки. И эта последняя категория получается что-то под девяносто процентов массы, которая сама в принципе не решает, кем ей быть. Она может думать, что она решает, уверенной быть, но это что-то меняет только в их представлениях. И основной вопрос в том, что человек готов делать, чтобы не быть её частью, и готов ли что-то, или ему ничего не надо, кроме «гордиться»?