Латентный фашизм

Часто приходится слышать удивление, а откуда берётся фашизм? Как так получается, что вроде бы цивилизованная нация вдруг резко становится зверьём, готовым уничтожать людей только за то, что они другой национальности. Как так получается, что в течении каких-то нескольких лет вроде бы нормальные люди вдруг начинают вести себя так, как им самим и не приходило в голову, что они смогут так себя вести, и считать это нормальным? Лично мне странно слышать такие вопросы – ведь есть конкретные причины этому явлению, и если не делается достаточного для того, чтобы с ними бороться, то тогда там, это этому случиться закономерно, это и случается. Об одной из таких причин мы и поговорим в этой статье, а то, сдаётся мне, для многих она почему-то не особо заметна. Статья достаточно длинная, требует напрягать мозг, кто здесь не за этим – проходим мимо.

1.

У всех из вас есть понятия правоты и неправоты – у многих разные, но какие-то должны быть, наверное, у каждого. И у большинства из вас, наверное, неправые делятся на врущих и заблуждающихся, первые из которых врут, понимают, что врут, но продолжают врать, а вторые заблуждаются и искренне верят в то, что говорят правду. Но лично для меня есть ещё и третья порода: те, которые заблуждаются так, искренне верят в свою правоту, и перестать заблуждаться не хотят, потому, что им не выгодно.

Первым объяснять, что они не правы, бессмысленно, потому, что они это и так знают, но, если им дать понять, что обмануть тебя не получится, они перестанут врать и будут искать другие методы или других жертв. Вторые будут настаивать на своём до тех пор, пока верят в свою правоту, но, если им привести такие аргументы, на которые им нечего возразить, они пересмотрят свои позиции. Ну а третьи будут толкать своё с убеждённостью вторых, а разубедить их не получится, потому, они будут просто отворачиваться ото всех аргументов с циничностью первых.

Откуда берётся третья порода? Оттуда, что некоторые хотят брать от жизни то, что им выгодно, и чувствовать себя при этом правыми. И выгодно (ну надо же) чаще всего у них оказывается то, что с понятием правоты не очень совмещается, но правым себя при этом чувствовать им всё равно хочется. Так выгодно. Так интереснее жить. Так больше эйфории от побед. Вера в свою праведность позволяет рассчитывать, что попадёшь в рай. Ещё помогает верить некоторым, что их нация является богоизбранной – а то как-то не очень получается верить в это, если считаешь своих грешнее чужих. И самое главное, вера в свою правоту помогает получше разозлиться, чтобы пояростнее наносить удары. А без этого победы не такие частые получаются, так что желание брать от жизни побольше требует для многих чувствовать себя правым. Это такая потребность и за так просто третий тип от неё не откажется.

Суть различия между всеми типами примерно следующая. Допустим, решается вопрос нападения на другую страну. Нападение с целью улучшения своей жизни (хочется больше земли и рабов), но официально нужен какой-то предлог. И находится, он, допустим, в том, что «мы должны напасть, потому, что иначе на нас самих нападут, так что это вынужденные превентивные меры и поэтому мы правы…» Первый тип будет толкать эту версию и изображать искреннюю в неё веру, но лишь до тех пор, пока в этом есть смысл. Когда смысла не будет, он либо сгинет, либо перескочит на уровень «А мы всё равно будем делать своё, и хрен ты нас остановишь!». Второй тип поведёт себя иначе. Ему скажешь: «Нельзя первыми нападать» – он ответит: «Ты не прав! На нас напасть хотят – мы вынуждены защищаться!». Ему объяснишь, что так может любой говорить, кто захочет напасть, и если любой будет себе такое позволять, то именно потому нападать будет и можно, а если противник себе такого не позволяет, а ты позволяешь, то ты и неправ – он начнёт чесать затылок, скажет: «А ведь да – об этом я не подумал!». Третий тип поведёт себя иначе. Ему объяснишь всё это – он ответит «Ты вражеский агент!», и будет кричать, что тебя надо заткнуть и не мешать спасать родину из опасности.

Как устроена психология третьего типа – у него стоят две установки: «хочу любым путём так, как мне выгодно» и «я всегда прав!», и всё, что хоть одной не соответствует, отметается под любыми предлогами. Хочу, как выгодно – значит, хочу больше земли, больше рабов, и значит, надо идти и добывать это всё. Я всегда прав – значит, должны быть оправдания, и надо просто их искать до тех пор, пока что-нибудь удовлетворяющее себя не найдётся. Ему говоришь «первыми нельзя нападать!» – у него сразу «Ты не прав!» – почему? – «Потому, что ты хочешь, чтобы на нас напали первыми!». Т.е. опасность такой возможности учитывается, а опасность, которую он создаёт таким решением, нет. Почему – потому, что «я всегда прав» этого не пропускает, и требует найти обходной путь. «Хочу, как выгодно» мотивирует поиск, в результате чего находится предположение «А не вражеский ли ты агент?», из чего следует, что если это так (а доказательств обратного мы пока не видим и искать не спешим), то тебя можно не слушать. А значит, уважительных претензий к его позиции как бы нет, и «Родина» «спасена».

Если третьему типу потребуются доказательства, то он приведёт что- вроде: «Нас окружают враги, которые хотят на нас напасть, и все они кричат, что от нас исходит опасность, и ты тоже это говоришь – ты говоришь слово в слово, как они, ты их агент, ты работаешь по их методичкам!» (у любителей нападать первыми это ты должен доказывать, что ты не верблюд, а не они образное). А его спросишь: «А какие у тебя доказательства, что всё так, как ты говоришь, а не так, как я говорю?», а у него ответ «Мы до таких, как ты, до всех доберёмся, и всех к стенке поставим!». Почему так – потому, что признание недостаточности своих обвинений не впишется в «хочу выгодны» и «я прав». А значит, будет запущен поиск новых предлогов не соглашаться, и препирательства пойдут на новый виток. И если ты разоблачишь несостоятельность новых, он будет приводить третьи, закончатся претендующие на серьёзность – пойдут в ход не претендующие, закончатся все – будет сделано предположение, что доказательства всё равно есть, просто их не получается найти (потому, что ты очень хитро всё заплёл), но это не отменяет факта его правоты и его права действовать в соответствии с этим. И в эту версию он вцепится, как та бойцовая собака, которая скорее умрёт, чем разожмёт зубы, потому, что иное поведение просто не пройдёт через «я прав» плюс «хочу выгоды». На его языке будет называться, «…ты дурак/враг/еретик, и таким, как ты, бесполезно объяснять, и тебя надо убивать первым, потому, что по-другому ты не понимаешь!».

В общем, разговор с третьим типом будет: ты ему вопросы, на которые ему нечего ответить, а он в защиту одной неучтивости будет лепить другую, ты с него спрашиваешь доказательства, а он вместо них с тебя требует доказательств, что ты не верблюд, и ты его тычешь в факты, что ему нечем обосновать ни одну свою претензию, а ему это, как с гуся вода, и он тебе оскорбления-угрозы-обвинения, и слышит только себя, как тетерев на току. Это и есть третий тип – совершенно отдельный от первого и второго, и преимущество его перед вторым в том, что переубеждать его – сизифов труд, а перед первым, что у него столько ярости, сколько первый из себя просто не выдавит. И если первый служит отцу лжи, то третий, неверное, подчиняется непосредственно сразу её деду. И с ним расклад такой, что, когда ты разоблачаешь неправду, тебя слушает только второй тип, а первый и третий отворачиваются. А если просто голословно сказать «вам объяснять бесполезно – остаётся разговаривать только языком силы», то первый поймёт, но второй с третьим будут искренне против. В общем, большинство типов всегда будет против тебя, каким бы путём ты не пошёл, и эту деталь часто упускают те, кто не учитывают третий тип.

2.

К вопросу войны третий тип, упрощённого говоря, подходит так. «Если мы нападаем на врага – мы делаем хорошее дело. Если враг нападает на нас – он делает плохое дело. Если нам надо отнять у врага землю и ресурсы, значит, надо покопаться в истории и посмотреть, не было ли там времени, когда эта земля принадлежала нам, и если да, то мы тогда её просто себе возвращаем. Если враг нападает на нас, копаться в истории ни в каком случае не надо. Если мы изучаем историю, в которой была война, где мы побили врага, упиваемся тем, какая славная была победа. Если речь о событиях, где враг побил нас, акцентируем внимание на том, какие зверства он творил.

Если надо напасть на врага, чтобы забрать землю, которая никогда нам не принадлежала, значит, это нужно для того, чтобы кого-то от чего-то освободить. Если враг нападает на нас, ни о каком освобождении речи быть не может, кого бы в каком положении мы не держали. Нападение врага – это всегда агрессия, защита от которой святое дело. Если же земля врага нам никогда не принадлежала, и освобождать там тоже особо некого, значит, мы должны напасть потому, что если не мы его, то он нас, и потому мы просто вынуждены защищаться!»

Родина у третьего контингента всегда права, что бы она не делала, потому, что она святая, а святая потому, что он не видит за ней никаких прегрешений. Прегрешений он не видит потому, что его установки просто не дают ему видеть так, как это видится со стороны. А если она у него свята, то и служение ей получается дело святое, и потому он всегда себя чувствует правым и праведным. И отстаивание её и всех её позиций, с которыми вечно кто-то не согласен, для него самое святое дело. Очень легко и удобно – и механизм отлажен и работает, как часы. Так что написать на пряжках «С нами Бог!», и напасть исподтишка на соседа, которого давеча называл союзником, и с которым подписал договор о ненападении, для такого «святоши» обычное дело.

Лицо политически адекватного человека выглядит так: «Для меня радость моего народа – моя радость, и страдания моего народа – мои страдания. Но я уважаю аналогичные чувства представителей других народов, и выступаю за то, чтобы с другим нельзя было делать того, чего не хотели бы получать сами. И жду от вас аналогичного, и уважайте мои чувства, потому что, не уважая их, вы не уважаете свои». У «святоши» оно выглядит так: «Я не понимаю, что война – это плохо. Наступательная война – это интерес, эйфория побед, репортажи о доблестных манёврах, и салюты по случаю взятия городов. Вот когда война вернётся на мою землю, и я увижу в руинах свой дом и своих близких в лужах крови, вот тогда до меня дойдёт, что война – это ни хрена не хорошо. А пока этого не случилось – я этого понимать не хочу. Если хотите меня научить – заставьте меня умываться слезами, вот тогда я начну уважать ваши чувства…». И с таким лицом он кричит на весь мир «Все бабы шлюхи, кроме моей мамы – она святая!».

Быть предрасположенным любить всё своё и видеть в первую очередь оправдания себе, конечно, естественно для этого мира, и в какой-то мере оно понятно и простительно, но только лишь до того момента, пока человек не переходит определённую черту. Пока держит себя в руках, пока он понимает, чем и насколько нельзя заигрываться, и пока видит берега и готов самокорректироваться. Но у одних это проявляется в слабой мере, у других в средней, и у третьей в сильной. И кто заходит дальше определённой черты, встаёт на путь, когда мосты уже сожжены, и доказывать своё можно уже только силой, и всякое право сильного быть готовым подтвердить ещё большей силой. Поэтому они нуждаются в законах, которые принудительно бы заставили молчать тех, кого правдой одолеть они не могут. И при всей своей воинственности и энергичности они чувствуют себя беспомощными что-либо заставить признавать тех, кто уважает только правду. И власть, которая им даст такие законы, они называют «сильная власть, которая наведёт порядок», и когда появляется тот, в ком они чувствуют такого кандидата, они готовы оказывать ему посильную поддержку во всех его начинаниях.

В меру того, насколько «сильная власть» получает возможности действовать, она старается использовать свои полномочия, чтобы увеличить возможности «святош» вести свою пропаганду и ограничить возможности остальных им оппонировать. В случае успеха она получает результат в виде увеличивающегося количества сторонников, и создавшееся положение снова использует для того, чтобы повторять этот приём с бОльшим размахом. В результате этого она увеличивает свои возможности за счёт увеличения своей влиятельности, а влиятельность увеличивает за счёт увеличения возможностей, и если методично и целенаправленно обрабатывать народ соответствующей политике пропагандой, и давить любую оппозицию, которая будет пытаться это хоть как-то разбавить, то слабый уровень «святошности» станет средним, средний сильным, а сильный ультра-ультимативно-сильным. И в целом вся нация подавляющим большинством готова будет вести любые наступательные действия без какого-либо сомнения в своей праведности.

3.

Теперь мы напрямую подошли к вопросу, как может вроде бы цивилизованный народ за какие-то несколько лет превратиться в машину войны против человечества, готовую уничтожать женщин и детей только за то, что они не той национальности. Дело в том, что для того, чтобы убивать гражданских, каждому резиденту системы быть готовым лично нажимать на курок не нужно. Для этого достаточно иметь специальные отряды, которые будут этим заниматься. А все остальные будут заниматься каждый своим делом, и знать об этом будут лишь в меру того, насколько им полагается что-либо знать.

Для этого нужно рассортировать народ так, чтоб заниматься геноцидом должны были лишь те, кто готовы этим заниматься. А поскольку, чтобы убивать безоружных, много сил не надо, то на роль непосредственных палачей набрать нужное количество желающих при должной обработке народа не так сложно. Далее идёт состав всех остальных, имеющих то или иное отношение к этому процессу. Кто-то не является палачом, но воюет в составе общей армии, и участвует в захвате тех, кого потом будут истреблять. Кто-то не служит в армии, но работает на заводе, производящим оружие для убийства. Кто-то врачом или поваром, обслуживающим персонал рабочих завода. А кто-то воспитателем в детском саду, куда приводят детей тех, кто воюет и работает на заводе, потому, что им некогда ими самими заниматься – надо воевать и работать. Но в котором, тем не менее, уже закладывают изначальные установки стучать и ненавидеть врагов системы.

Чем дальше человек от непосредственного совершения преступлений против человечности, тем менее он себя в этом будет винить. В частности, потому, что тем больше у него будет причин не верить в то, во что верить ему не нравится. «Святоше» скажут, что его страна творит зверства – он скажет, что это вражеская пропаганда, и отвернётся. И тогда никто не помешает процессу, и система продолжит работать на полных оборотах. Так вот весь фокус системы в том, что для того, чтобы рассортировать народ, принудительно никого никуда загонять не надо. «Святоши» сами готовы идти туда, где они будут знать лишь то, что им не мешает, и видеть то, что им нравится видеть.

Вот пришёл солдат с фронта в отпуск – будет он рассказывать своей семье за ужином во всех подробностях обо всех убийствах и изнасилованиях, в которых он участвовал? Нет – он расскажет только то, что семья хотела бы знать. Ни один контингент не будет рассказывать нижестоящему то, что им знать не хочется – он сам ограждает их от этого. Жёны должностных лиц будут от мужей знать только то, что полагается знать жёнам, дети – то, что полагается детям. Стенографистки из штаба будут знать то, что полагается знать стенографисткам. Учителя в школе то, что полагается знать учителям. Каждый займёт то место, на котором он будет чувствовать себя удобнее всего. Это называется система. Ну а случится кому узнать больше, чем ему хотелось бы – будет молчать. Потому, что будет знать, что его всё равно большинство слушать не захочет.

Есть новости для одной категории, есть новости для другой, есть для третьей. Одним дают сводки, что и где конкретно во всех деталях, другим обобщённо, третьим, только о подвигах на передовой. Кому-то подают полный расклад, в котором не увидеть суть нельзя. А кому-то обобщённо, где, если хочешь, сам проанализируй и допиши, что скрыто между строк. А кому-то только то, что он хочет услышать, и ничего более. И если не хочешь, не анализируй – система разрешает не знать того, что знать не хочется.

Хочешь знать больше – пойдёшь работать в те организации, где дают инфу из первых рук. Будешь состоять в тех клубах по интересам, где общаешься с себе подобными и делишься инфой на соответствующем себе уровне. И т.о., инфа будет разливаться по контингентам, каждому в соответствии с тем, что он хочет знать и готов переварить. Из одного контингента в другой она не пойдёт – люди не хотят знать того, что им знать не выгодно. Поэтому такая система как застойное болото, где ничего никуда не утекает, и всё, что куда заливается, так там и остаётся.

Такая система может творить что угодно, и никакая информационная война её захотеть остановиться не заставит. Потому, что в какие бы факты и неопровержимые доказательства ты бы её общественность не тыкнул, она вся отвернётся от них, и каждый на своём уровне, но все дружно ответят несогласием, взаимными обвинениями, и брызганьем слюной. И основной силой этого контингента будут «святоши» из третьего эшелона, которых, по-моему, в потенциальном виде полно в большинстве обществ. И все они до определённого момента относительно безобидные, не делают ничего такого, за что можно было бы осудить всё общество. И они даже полезны могут быть, чтобы сдерживать друг друга, если в противостоянии каких-то сил образовался паритет, и они могут только заниматься тем, чтобы усмирять друг друга и ставить на место. И все они будут пытаться переорать друг друга «все бабы шлюхи, кроме моей мамы – она святая!», толкая это в разные стороны, но суть у них всегда одинаковая: стоит появиться «сильной власти», которая окажется достаточно грамотной и удачной, она возьмёт их, вот так вот скрутит в бараний рог, чтоб никто и пикнуть не смел, и все они послушно пойдут занимать каждый своё место, на котором он станет шестерёнкой в машине войны против человечности.