Просто достали уже дебилы, которые по прежнему высчитывают, кто чью колбасу жрал в СССР. Полнейшее невежество в основах советской экономики и движущих причинах развала СССР. Дуракам посвящается.
Славный город Тула. 1975 год. Солнечно. Над пустынной улицей слабый ветерок колышет красно-белые транспаранты: «Накормим и перекормим Украину», «Всё для Латвии, всё для Литвы», «Тебе наш ратный труд, Казахстан». Тощие собачки, не в силах удержать себя на четырех лапах, сидят, прижавшись к стене или лежат на боку, высунув языки. Тут и там сидят старушки, поедая семечки с шелухой и вспоминая доброе и сытное время надежи Керенского. По щербатому тротуару неспешно идет одинокий человек. По его неторопливой походке и верчению головы можно безошибочно угадать командировочного, которому нужно скоротать время до поезда. Впереди тощий дворник с рыжей бородой лениво возит по тротуару метлу. Сразу видно - этот труд ему не в радость, но другого труда нет. Вдали что-то задымило, затем послышался мерный гул, который все увеличивался и постепенно превратился в грохот. Это мчалась чёрная – пречёрная «Волга», окутывая всех едким дымом. За ней прыгал на ухабах милицейский «газик», беззастенчиво скопированный советскими инженерами с американского «Виллиса». «Номенклатура» - подумал командировочный. «Сволочи» - подумали старушки.
Дворник живее заработал метлой, пытаясь собрать в кучу обрывки газет «Правда», «Известия» и «Труд», поднятые номенклатурной «Волгой». Но внезапно остановился, задумался и уронил метлу на тротуар. «Надоело», услышал командировочный, «сколько я могу горбатиться за копейки. Негры в Америке пособие больше получают. А уж дворники там живут ого-го, колбасу из карманов не достают даже, смотреть на нее не могут». Внезапно ниоткуда вырос плотный гражданин в строгом, хоть и помятом костюме, с черной папочкой под мышкой.
- Товарищ дворник. Да, я к вам обращаюсь. Квартирку надо бы сдать. Ведомственная, знаете ли, квартирка, туда новый дворник въедет.
- Да подавись ты… - начал было дворник, но тут материализовалась тощая женщина в длинной юбке. Она грохнулась на колени и сразу же заголосила «На кого же ты нас оставляешь …» и так далее. Дворник явно смутился, а женщина, закончив плач, встала с колен, деловито отряхнула юбку и, глядя снизу вверх через рыжую бороду, тихо так сказала:
- Ты что же это, сволочь, удумал? Метла тебе не нравится? В коммунизм захотел сразу, без подготовки? А может, надо было думать до того, как ты четверых деток настругал? Куда нам теперь? В кои веки в люди выбились, свой угол, дети в школе на одноклассников плевать начали, а теперь что, обратно в нищету?
- Заткнись, дура, разве метлой строят коммунизм? Разве может здесь гражданин стать свободным человеком и каждый день есть колбасу? Нет, за коммунизм надо бороться, он сам не придет. Мы вернемся в наш старый добрый барак, и я не буду там ни от кого зависеть.
- Ты еще землянку вспомни, придурок. В том бараке уже по 45 душ на комнату.
- Шестью больше, шестью меньше, ерунда это. Мы уже 25 лет стоим в очередь на квартиру. Уже недолго осталось, каких-то 10 лет. Наконец-то, я смогу внести в дом полное собрание сочинений Ленина.
- А спать где? Там же места, как у Гагарина на «Востоке»!
- По очереди. Я по ночам всё равно читать буду.
Что ответила жена, командировочный уже не слышал, но, оглянувшись, увидел, что дворник поднял метлу и снова заелозил ею по асфальту. Ему стало грустно.
Впереди замаячила вывеска «Продмаг», заветная звезда всех командировочных. Наш герой вошел туда и обвел взором привычный пейзаж. Печальные полки разнообразила батарея бутылок водки, пирамидки из спичечных коробков и консервов «Сельдь с добавлением масла», стена из упаковок соли и аппетитный хлебный кирпичик того же цвета, что и метафора. В отделе «Мясо» на витрине лежало несколько костей, которые наметанный глаз образованного командировочного определил не позднее 3 века до нашей эры. А в отделе «Рыба» в эмалированном лотке возлежала селедка, скорее всего ровесница той, что была в консервах. Все это изобилие венчала дружелюбная улыбка молодой, румяной продавщицы, явно скучавшей от недостатка сытых покупателей.
- Добрый вам день! – как можно дружелюбнее произнес командировочный.
-И вам здоровья! Чего покупать то будете? – дружелюбно отозвалась продавщица.
- А вы колбаски мне нарежьте, какая там у вас есть, Докторская, Молочная. Можно и Любительскую, я, знаете ли, не очень перебираю.
Девушка за прилавком слегка опешила, а затем заорала каким-то нечеловеческим голосом:
- Теть Мань, теть Маня!!! Ходь сюда, покажу чё!
Послышалось шуршание в подсобке и к прилавку выплыла пожилая добродушная женщина с круглым и ласковым лицом.
- Ну чё орёшь-то, дура? Чай не в библиотеке работаешь. Здесь заведение культурное, уважение надо иметь. Что, товарищ желает?
- Колбасу они просили, - уже тише сказала продавщица.
- Колбасу? – протянула женщина. Она облокотилась на прилавок, вздохнула и ласково так сказала:
- Я, мил человек, живу в Туле 24 года уже, а до этого 10 лет в Ростове жила, и колбасы этой вашей никогда не видала. Бабушка мне рассказывала, при царе они колбасу ели вместо хлеба. Хлеб пропал, а колбаса так и не перевелась.
- Да как же это, - удивился командировочный – у вас же вон знаменитый мясокомбинат. Хотел фирменной колбаской запастись в дорожку.
- Вот, что я тебе скажу, дорогой, - женщина понизила голос почти до шепота, - Знающие люди говорят, что на Украине колбасы этой видимо – невидимо. Живут там люди, хохлы называемые. Едят они эту колбасу день и ночь. А кто не хочет есть, того на пятнадцать суток закрывают за тунеядство. И не хотят уже хохлы ту колбасу есть, а вот в капээсэсе сказали, что значит им, хохлам, надоела уже своя украинская колбаса и надо бы, чтобы русский народ помог братьям. Вот и отправляем мы всю тульскую колбаску на Украину. Но это ничего, не страшно, они нам тоже чего-нибудь дают, наверное.
- Черт знает что, - пробормотал командировочный, - Ну а рыба какая у вас есть?
- Ну как же, мил человек, чай Россия – матушка не в пустыне стоит, а попирает моря и океаны. Так что завсегда можно на вокзале рыбкой разжиться.
- Почему на вокзале?
- Ну как же. Всю рыбку то везут на Украину, в Грузию и Казахстан. Ну не всю. А сколько от Прибалтики останется. А пока поезда стоят на станциях, завсегда можно рыбки то прикупить. Там же тоже люди ездют, понимают.
- У вас вон в том углу я видел шпроты и майонез «Провансаль». Вы хотите меня убедить, что имея такие товары, вы не имеете простой российской рыбки, которую тысячами тонн вылавливают наши доблестные рыбаки?
- Так это, уважаемый, новогодний ассортимент. Никто его среди года не покупает, вот и лежит ненужным. А под Новый Год всё сметут, ещё и морды набьют те, кому не досталось. Брать то что будете?
- Ну про сыр спрашивать нет смысла?
- Почему? Плавленый сырок «Дружба». Очень популярен и питателен, рекомендую.
- А пряник! - подскочил командировочный, - тульский пряник. Это же марка, это символ, у вас он должен быть. Где он?
- Наша марка, дорогой ты наш, автомат Калашникова. А пряники были, я их помню, пожила то немало. Только вот как стали при Сталине печь их на газе, так и перестали, когда газ закончился.
- Как закончился? - уже совсем сник командировочный.
- А так. Захотели на Украине не просто, чтобы тепло было, а чтобы морозный воздух в квартиру пускать при этом. Пришлось урезать нам газ, чтобы братский то народ добрым словом о нас вспоминал.
Командировочный помолчал, а затем тихо сказал:
- Дайте мне две бутылки водки и пять сырков «Дружба».
- Хороший выбор и, главное, всегда в изобилии.
- А поесть то где у вас можно?
- Так столовая через дорогу. Там рабочие завсегда пропитание находят.
Через дорогу действительно просматривалась вывеска «Столовая № 23». Вечерело, и командировочный направился туда. В столовой было довольно людно, не то, что на улице. Пахло неедой. Тем не менее, из окна раздачи валил пар. Меню наш герой читать не стал, потому что к этому часу половины из него уже не могло быть по определению. Вместо этого он подошел к раскрасневшейся даме в грязноватом халате и прямо спросил:
- Что у вас можно поесть?
- Всё, - женщина явно оценила шутку, - Из того, что вы сможете найти.
- Давайте я буду перечислять, а вы остановите меня, когда что-то окажется у вас в продаже.
Молчание женщины было истолковано, как согласие.
- Котлеты, биточки, шницель, бризоль, сырнички, блинчики, глазунья, рагу, рагу без мяса, просто капуста, пюре …
Всю эту тираду женщина выслушала с абсолютным спокойствием, как будто заранее знала, что там не на что реагировать.
- То есть, такие вещи, как куриная грудка или куриные ножки я даже могу и не спрашивать?! – взвизгнул наш командировочный.
- Почему? – спокойно ответила женщина, - Спрашивайте, у нас же не апартеид. Только нету этого у нас.
- А что едят эти добрые люди? – И командировочный обвел рукой наполовину заполненный зал.
- С этого бы и начинали, а то приедут тут из Киева и права качают. Есть хлеб, пареный щавель, селедка. «Завтрак туриста» завезли.
Последнее было сказано загадочно и с намёком.
- Ладно, давайте всё, - вздохнул командировочный и направился к свободному столику.
Пока готовился шикарный ужин, к нашему герою проскользнул какой-то скользкий малый с бегающими глазами. Подсев за столик, он загадочно произнес:
- Сразу видно в вас столичного человека. Не то, что местное быдло. Могу предложить джинсы «Монтана», сигареты «Мальборо», жвачки «Турбо». Кроссы, батники, куртяки в ассортименте.
Командировочный скользнул взглядом по своим крепким кирзовым сапогам, дедовским парусиновым штанам и изрядно потертому, но еще крепкому ватнику и рассмеялся.
- Да ты что, агент капитализма, не видишь, что у меня всё нормально с одеждой. Зачем ты мне предлагаешь эту деградацию? Я сгнию в ней быстрее, чем капитализм. Иди, парень, пока я не вызвал милицию.
Тут, как раз, кстати, прибыл ужин. А вместе с ним небольшой отряд пионеров, которые вручили командировочному флаг, вымпел и тяжелый бронзовый бюст какого-то героя. Милая пионерка звонким голосом прочла стихи, а председатель совета дружины пожал командировочному руку. Оказывается, он стал стотысячным героем, кто отказался от джинсов и жвачек «Турбо». Это было приятно. Командировочный достал бутылки водки и сырки. Как только это богатство оказалось на столе, к нему подсел простой тульский рабочий со своим стаканом. Выпили, зажевали щавелем с сырком и командировочный поинтересовался:
- Вечер. Все уже должны быть дома, смотреть программу время и кино соответственно календарю. А тут полно народу.
- Не понять тебе, интеллигент. Вы же все только о себе думаете. А мы, рабочий класс, думаем обо всех. Мы один раз в неделю работаем в пользу наших братьев из других республик.
- Неужели? – опешил командировочный.
- Наливай. Вот видишь, ты этого понять не можешь, а рабочий класс может. Сегодня мы все до полуночи работаем в пользу Украины. А на следующую неделю - в пользу Казахстана.
- Вон оно что, - протянул командировочный, - Это правильно. А вот работают ли украинцы в пользу нас, русских?
- Ты что, а зачем? Нам многого не надо, мы и так великие. А их угнетали всю жизнь. Надо же понимание иметь.
Когда две бутылки закончились, уже стемнело. На столике остался недоеденный щавель и один сырок. До московского поезда было еще достаточно времени, но командировочный поплелся на вокзал, здраво рассудив, что лучше сидеть там, чем слоняться по темному незнакомому городу. К удивлению на вокзале было более, чем людно. Освещенный перрон кишел разнообразной публикой и в воздухе висело ощущение азарта. Командировочный обратился к наиболее спокойному из толпы. Им оказался местный милиционер.
- Так киевский поезд ожидается. Хохлы едут в Москву за колбасой, а лишнюю здесь выбрасывают, потому что она портится. Вот народ и дежурит.
- Это ужасно, - пробормотал командировочный.
- Почему? – флегматично заметил милиционер – Людям кушать надо. Неужели лучше, чтобы они сгноили её на берегах Днепра?
В это время толпа заволновалась. Киевский вползал на вокзал, вагоны змеились вдоль перрона, пока не остановились. Из вагонов высыпали красномордые, толстые и наглые хохлы. Они отдавали колбасу за драгоценные украшения, антиквариат, великолепные полотна знаменитых мастеров. Обрезки колбас вообще уходили за водку и испеченные в печи тульские пряники. Вокруг слышалась странная, чуждая речь. Она камнем громыхала по мягкому тульскому наречию. Командировочный прислушался. Ба, да это же исковерканный русский язык. Его неустанно поганили австрийцы, чехи, поляки и венгры. После чего они вывели из пробирки Одарку та Васыля. А те уже дали начало украинскому народу.
Когда поезд отошел, командировочный заметил палочку копчёной колбасы, закатившейся под скамейку. Он поднял её и прочёл на упаковке «Тульский мясокомбинат». До слёз. Братский украинский народ шлёт пламенный привет голодному русскому народу.
Московский уже был на подходе. А командировочного всё жгла мысль, неужели русский народ не заслуживает колбасы? Ведь все вокруг её едят, а он нет. В Туле нет, в Ростове нет и нигде нет на просторах великой страны. Перевернулось что-то в душе у командировочного, родился первый русский националист.
Оценил 1 человек
1 кармы