Уильям Берроуз когда-то сетовал, что язык человеков стал слишком перегружен символами и что нельзя уже сказать фразу, в которой не читался бы «лишний» подтекст. Да, согласен, есть такое. Но что если отступить на шаг назад? Могло ли быть иначе? Мог ли язык, как символьная система, избежать обрастания коннотациями? Могу ли я, зная, что каждое слово придёт ко мне сквозь толщу привычных мне значений, принимать его в чистой этимологии? (при том, что этимология стоит на коннотациях par, что называется, excellence) Или — проще: способен ли я услышать другого сегодня, отрезав его слово от моего собственного «вчера»? Кстати, в 1929 году именно об этом шумно спорили Мартин Хайдеггер с Эрнстом Кассирером — там тоже всё интересно. Но стоп! Не к тому веду.
Ладно — я. С меня-то что толку? А вот сам автор — есть ли у него шанс уйти от мифологизма, нанизывая друг на дружку слова, этим самым мифологизмом густо промаринованные (ага, маринад, марина, море, мара, смерть... уксус, опять же, оцет... тьфу ты!), или нет? Может быть, ему проще смириться, что каждый росток неизбежно потянет за собой всю корневую систему? Или он даже будет уверен, что любая его мысль обязательно прозвучит эхом старинных текстов — не важно, хочет он того или нет?
Взять даже самое простое — стишки, что читали нам на самой первой заре, — короткие картинки Агнии Авраамовны-Львовны Барто. Вкладывала она в них сакральный смысл? Возможно, что и да. А возможно, и нет. Факт в том, что не видеть его там уже не получается. Смех смехом, но судите сами:
Идёт бычок, качается,
Вздыхает на ходу:
— Ох, доска кончается,
Сейчас я упаду!
Бычок и доска? Баал? Золотой Телец, что вот-вот сорвётся с плоскости мира? Хм…
Я люблю свою лошадку,
Причешу ей шёрстку гладко,
Гребешком приглажу хвостик
И верхом поеду в гости.
Лошадка — как символ физического тела? Оседлаю и поеду? Куда — на встречу с другим? в его мир? Или «в гости» — это как раз в наш, насущный видимо-текущий?
Зайку бросила хозяйка —
Под дождём остался зайка.
Со скамейки слезть не смог,
Весь до ниточки промок.
Зайка у нас олицетворяет христианина в аспекте изобретательности ко спасению. А дождь изливается на злых и добрых, и преизобильно. Но вот его как раз дождь этот со скамейки не сталкивает, не то что Бычка…
У меня живёт козлёнок,
Я сама его пасу.
Я козлёнка в сад зелёный
Рано утром отнесу.
Он заблудится в саду —
Я в траве его найду.
Козёл отпущения — изгнанный, но не отверженный?
Лиф на байке, три фуфайки,
На подкладке платьице.
Шарф на шее, шаль большая,
Что за шарик катится?
Сто одёжек, сто застёжек.
Слова вымолвить не может.
«Так меня закутали,
Что не знаю, тут ли я?»
Улыбаюсь и развожу руками…
Да, конечно, мы сами «вчитываем» в тексты то, что нам кажется понятнее. Но ведь и автор проделывает то же самое — со своей колокольни. И далеко не факт, что смыслы эти как-нибудь встретятся. Да и можем ли иначе обойтись с услышанным словом? А с произносимым?
Как думаете, друзья?
????
Оценили 2 человека
1 кармы