Может ли в России существовать русский национальный либерализм?

Хотя в России есть Либерально-демократическая партия, идеологией которой декларируется патриотический либерализм, почему-то время от времени в стране предпринимаются попытки создания еще какого-то национального либерализма, в котором призывы к свободе были бы согласованы с патриотизмом. Возможно, это отчасти связано с тем, что в целом в российском обществе распространены представления о либерализме, имеющие мало общего с реальностью.

Самую впечатляющую, на мой взгляд, попытку создания патриотического либерализма вне ЛДПР предприняла группа депутатов партии «Единая Россия» в 2013 году. Ими 4-го февраля 2013 года был опубликован «Манифест российского политического либерализма» – «О создании Либеральной платформы в партии «Единая Россия».

В манифесте было сказано, что «Ставшие в России привычными либеральные взгляды являются до странности узкой версией либерализма, в силу этой узости почти не подразумевающей собственно свободы. … На базе такого понимания либерализма возникло несколько политических течений, которые следовало бы классифицировать как псевдолиберализм и которым мы считаем принципиально важным отказать со своей стороны в статусе собственно либеральных» (выделено мною).

Но платформа так и не была создана, и проект тихонько сошел на нет. Возможно, из-за того, что авторы Манифеста критиковали политику финансовых ведомств за то, что она ограничивает свободу экономической деятельности, характеризуется запредельной ставкой рефинансирования и основанными на ней ставками банковского сектора, не поощряет вложение денег в инновационное развитие и вообще отечественные инвестиции, оперирует исключительно узким кругом инструментов денежного рынка, до крайности сужая финансовую базу экономики, и т. д. Эта критика во многом актуальна и в настоящее время, а в 2013 году Минфин и Банк России, осуществляющие такую политику, приобрели наибольшее влияние и начали вместо осуществления инвестиций накапливать валютные резервы. Те самые, половину которых у России отобрали в 2022 году. По-видимому, набиравшие силу псевдолиберальные финансисты как-то приструнили депутатов, почувствовавших себя свободными.

Но есть и другая причина провала проекта: это непонимание российским обществом того, что представляет собой либерализм. В качестве примера типичных представлений рассмотрим «Манифест публицистического общества «Факел свободы», опубликованный в интернете 27 марта 2020 года молодыми людьми, которые решили заняться политикой и придумать национальный либерализм, совместив патриотизм и лозунги свободы, равенства и братства (их имен я не называю, потому что не уверен, что в настоящее время они являются публичными людьми). При этом ни на ЛДПР, ни на манифест политиков 2013 года они по неизвестным причинам не ссылались.

То, что они написали про либерализм, является блестящей иллюстрацией хаоса, который царит в головах российских образованных жителей, как молодых, так и не очень.

О псевдолиберализме авторы второго Манифеста ничего не написали, отметив, что «Главные принципы либеральной философии были изложены в трудах Джона Локка, Жана Жака Руссо, Адама Смита, Шарля Луи де Монтескье, Томаса Пэйна, Людвига фон Мизеса, Вильгельма фон Гумбольдта, Джона Милля, Фридриха фон Хайека и других», а в качестве либеральных теоретиков отметили Адама Смита, Джона Локка и Герберта Спенсера.

Это перечисление уже говорит о многом. Дело в том, что если Джон Локк, Адам Смит и Джон Стюарт Милль являются учеными – теоретиками либерализма, то, например, Герберт Спенсер – не либерал, а открытый социальный дарвинист, а Людвиг фон Мизес и Фридрих фон Хайек – псевдолибералы, то есть скрытые социальные дарвинисты, притворяющиеся либералами.

В то же время, во втором Манифесте приведены совершенно правильные определения свободы в либерализме: «На развитие понятия либеральной свободы сильно повлиял Джон Милль и его труд «О свободе». … Милль, как и прочие идеологи, выдвигает основной либеральный принцип, что ваша свобода кончается там, где начинается свобода другого – «Проявлять власть над членом цивилизованного общества против его воли допустимо только с целью предотвращения вреда другим». В Манифесте отмечено также, что Локк и Милль признавали, что «свобода не есть вседозволенность».

А вот точку зрения на свободу Фридриха фон Хайека авторы Манифеста не описали, возможно, потому что не знали. Свои представления о либерализме Фридрих Хайек изложил, в частности, в лекции «Индивидуализм и экономический порядок. Глава 1. Индивидуализм: истинный и ложный», прочитанной им в Дублине в 1945 году. Там он написал, что «Индивидуализм … отказывает также правительству в праве накладывать ограничения на то, чего может достичь талантливый или удачливый человек. Он равно враждебен любым попыткам жёстко ограничивать положение, которого могут достигать индивиды – независимо от того, используется при этом власть для увековечения неравенства или для создания равенства».

Запрет любых попыток правительства ограничить положение индивидуума, без упоминания о том, наносит оно вред другим людям или нет, и есть вседозволенность. Хайек фактически ставит знак равенства между свободой и вседозволенностью, то есть придерживается точки зрения, прямо противоположной взглядам Локка и Милля. Ограничивать талантливых и удачливых, по его мнению, нельзя в принципе. Герберт Спенсер тоже сторонник такой вседозволенности, но он это не скрывал, и откровенно писал о необходимости естественного отбора, в процессе которого талантливые и удачливые выживут, а неталантливые или неудачливые – вымрут, за что и заслужил репутацию социал-дарвиниста. Никаких свободы, равенства и братства для широких масс населения все эти деятели в принципе не предполагают, чего молодые авторы второго Манифеста, похоже, не поняли.

Русская версия либерализма начинается от Льва Сапеги и Ивана Грозного

Они не поняли еще одной азбучной истины либерализма, которая также описана Джоном Стюартом Миллем в работе «О свободе». Это положение у него сформулировано следующим образом: «свобода не применима как принцип при таком порядке вещей, когда люди еще не способны к саморазвитию путем свободы». Кроме того, он отметил, что: «Государство должно уважать свободу каждого индивидуума во всем, что касается исключительно самого этого индивидуума, но при этом оно обязано иметь самый бдительный надзор над тем, как индивидуум пользуется властью, которой оно дозволяет ему иметь над другими людьми». Государство, по мнению Милля, должно не только осуществлять надзор, у него имеются и другие обязанности, в частности, по принуждению отдельных членов общества: «каждый член цивилизованного общества только в таком случае может быть справедливо подвергнут какому-нибудь принуждению, если это нужно для того, чтобы предупредить с его стороны такие действия, которые вредны для других людей, …».

Таким образом, можно сформулировать требование к человеку, который может быть освобожден от государственного контроля и управления: он должен быть способным к свободной жизни без нанесения вреда другим людям. Назовем это принципом Джона Милля, хотя прямо в таком виде принцип ученым не был сформулирован, и, возможно, в приведенных выше рассуждениях он имел в виду не совсем то, что вложено в этот принцип нами.

Тем не менее, этот принцип соответствует закону природы: если человек не понимает, что он не должен вредить другим людям, его действия необходимо контролировать, чтобы он не нанес вред. Этот закон можно найти не только в либерализме, но и в рамках других идеологий, но в этом особой необходимости нет, так как это правило имеет место и в различных сферах человеческой деятельности. Например, аналогичный принцип действует на транспорте: человеку предоставляется возможность свободно водить автомобиль в том случае, если он готов свободно управлять машиной, то есть сдал экзамен и получил права, подтверждающие то, что он может водить автомобиль, не нанося вреда себе и другим людям. Кстати, детям нельзя разрешать играть со спичками до тех пор, пока они не поймут, что спички – это не игрушка. Это тот же закон, только в другой сфере деятельности.

Если вернуться к принципу свободы Милля, то можно заметить, что в либерализме в обществе рассматриваются отношения не между двумя субъектами общества – государством и гражданами, а между тремя: государством, гражданами, которые могут вредить другим людям, и гражданами, которые могут пострадать от других свободных граждан.

Именно отношения между этими тремя группами общества определяет развитие цивилизации. Это тоже хорошо известно. В частности, еще канцлер Великого княжества Литовского Лев Сапега в предисловии к третьей редакции Статута ВКЛ (свода законов типа Конституции), изданного в 1588 году, выделил именно эти группы. Он написал, что государь, имея в виду короля Речи Посполитой – союзного государства Королевства Польского и ВКЛ, правит княжеством не по своей собственной воле, а согласно праву. Одновременно канцлер подчеркнул, что право ограничивает свободу не только верховного правителя, но и свободу людей богатых да сильных: «Вот и придумано удило для обуздания каждого своевольного человека, чтобы боялся ответственности за каждое учиненное насилие и злоупотребление, и не возвышал бы себя над слабым и убогим, и притеснять бы их не мог. Ибо право для того и поставлено, чтобы не всё вольны были бы чинить богатый да сильный …».

Льва Сапегу не принято считать русским либералом, хотя в его эпоху ВКЛ была русским государством, Статут был написан на русском языке, который тогда был единственным государственным языком княжества. В России в то время также велась дискуссия о правах богатых да сильных в отношении слабых и бедных (убогими в то время называли бедных), и царь Иван Грозный в своих письмах князю Андрею Курбскому подробно обсуждал этот вопрос (хотя таких терминов не использовал). Более того, царь стремился ослабить вседозволенность великих княжеских родов и ограничить их возможности причинять вред своим подданным. То есть он действовал в соответствие с принципами либерализма (в меру условий, имевших место в его время), хотя его принято считать деспотом, то есть он был прогрессивным и либеральным правителем.

Такой вывод может показаться странным, но тут уместно упомянуть мнение Джона Стюарта Милля, который писал, что «Деспотизм может быть оправдан, когда идет дело о народах варварских и когда при этом его действия имеют целью прогресс и на самом деле приводят к прогрессу». Именно такой случай имел место в России 16 века, и именно таким был деспотизм Ивана Грозного, который не только сам ограничивал вседозволенность княжеской знати, но и развивал земскую власть, защищающую права слабых и бедных от сильных и богатых. Тем самым он вывел Россию из разряда варварских стран в группу цивилизованных, поднял ее на новый уровень цивилизованности.

Акцент на отношениях не только царя и дворян (элиты), но и дворян с другими слоями общества является, пожалуй, отличительной чертой русского национального либерализма, который благополучно существует уже несколько веков. В этом Россия вместе с другим русским государством – ВКЛ – опередила другие европейские страны, включая признанного лидера либерализма – Англию. Хотя в ней первая конституция – знаменитая Хартия вольностей «Magna Carta» – была принята в 1215 году, она тогда трактовалась как документ, защищающий права высшего дворянства, то есть богатых и сильных, от короля. Там имелись и положения, регулирующие отношения богатых и сильных со слабыми и бедными, но они носили второстепенный характер, и на них никто не делал такой акцент, как Лев Сапега и Иван Грозный. Только в начале 17 века главный судья Англии Эдвард Кок попытался распространить Великую хартию вольностей на всех подданных государства, интерпретировав ее как документ, устанавливающий права не только высших слоев общества, но и всех граждан.

Но до сих пор в мыслях многих (не всех) европейских ученых и политиков либерализм в первую очередь соотноситься с защитой свободы элиты от государства, а не народа от элиты. Даже Джон Милль написал, что деспотизм может быть оправдан, когда речь идет о народах варварских, но в явном виде не написал, что деспотизм по отношению к сильным и богатым в условиях, когда они не способны к развитию путем свободы, то есть наносят вред обществу, является не только оправданным, но и необходимым действием, соответствующим принципам либерализма.

Это отличие подходов русских либералов от западных проявлялось в разных формах. Например, Александр Герцен в «Письмах об изучении природы», опубликованных в журнале «Отечественные записки» в 1845-1846 годах, написал такое мнение о тогдашней Западной Европе: «Феодализм пережил реформацию; он проник во все явления новой жизни европейской; дух его внедрился в ополчавшихся против него; … Феодализм грубый, прямой заменился феодализмом рациональным, смягченным; феодализм, веровавший в себя, – феодализмом, защищающим себя, феодализм крови – феодализмом денег». То есть, в то время как западные либералы радовались свободам, которые получали капиталисты, русский либерал, хотя он и считался в России западником, вовсе не разделял энтузиазм сильных и богатых, добившихся для себя свободы угнетать слабых и бедных.

Можно вспомнить и другого русского либерала – Петра Столыпина, который боролся за свободу слабых и бедных (крестьян) от притеснений со стороны сильных и богатых (дворян), а вовсе не за снижение контроля государства за дворянами и капиталистами. Поэтому его так и не любили тогдашние псевдолибералы – члены партии кадетов.

Русская версия либерализма возникла не на пустом месте. Идеи Сапеги, Грозного, Достоевского, Столыпина представляют собой развитие греко-римской цивилизации. Лев Сапега ссылался на Цицерона и Аристотеля, представляющих римское право. Иван Грозный на них не ссылался, но говорил о религии – православии, официальной религии Восточной Римской империи. Вместе они представляют европейскую греко-римскую цивилизацию. Выражение «Москва – третий Рим» является довольно точной характеристикой русской цивилизации, и она касается не только религии, но и общих идеологических установок. Сапегу с Грозным объединяет то, что они выделяли в обществе три группы – государство, сильных и богатых, а также слабых и бедных, и считали необходимым ограничивать свободы сильных и богатых наносить вред слабым и бедным (с учетом условий того времени, разумеется).

Указанные особенности русского либерализма в настоящее время в массовом сознании российского общества не отражены. Не поняли важности этого момента и авторы второго Манифеста, хотя они и отметили существование трех сил в обществе: «Мы выдвигаем тезис, что без просвещения демократия бесполезна и губительна. Отсутствие просвещения среди голосующих вредит, ведь сам по себе каждый участник демократического процесса не может быть компетентным в вопросах политики и экономики. Часть граждан не осознают всю важность демократических процессов, голосуя не из-за своих убеждений, а за подачки со стороны отдельных групп лиц. Большая часть народных масс крайне подвержена агитациям и пропаганде. Способен думать рационально только просвещенный индивид, руководствуясь своим разумом, знаниями и здравым эгоизмом».

Таким образом, авторы второго Манифеста знают, что кроме государства и народных масс существуют какие-то «отдельные группы лиц». Но авторы не сделали из этого наблюдения никаких выводов и не задались вопросом, а кто это? Они не поняли, что это и есть сильные и богатые (по терминологии Сапеги) или талантливые или удачливые (по терминологии Хайека). Не поняли они и того, что Хайек с Мизесом занимались не научными исследованиями, а агитацией и пропагандой идей о том, что правительство не имеет права накладывать ограничения на то, чего может достичь талантливый или удачливый (сильный и богатый) человек. То есть получается, что государство, в частности, не должно противодействовать захвату власти сильными и богатыми посредством обмана широких народных масс.

За это сильные и богатые хорошо платили Хайеку и Мизесу, и в настоящее время финансируют целую сеть международных псевдолиберальных организаций – фабрик мысли, занятых пропагандой этой идеи по всему миру. Авторы второго Манифеста, насколько я понял, такого финансирования не получали, и поддерживали идеи Хайека и Мизеса бесплатно из чистого энтузиазма, начитавшись пропаганды этих самых фабрик.

Украина страна с элитой, не готовой к свободе

Непонимание принципов либерализма, как мирового, так и российского, приводит авторов Манифеста к неверной интерпретации происходящих в настоящее время в мире и в России событий.

Они считают, что «Россия является государством истинно-европейским, но закованным в кандалы настоящего азиатского деспотизма». … «Россия столетиями шла с одной задачей – стать свободной, и почти вся история России это борьба свободы против деспотии». Это неправда: история России гораздо сложнее – это история борьбы сильных и богатых не только против деспотии, но и сильных и богатых со слабыми и бедными, борьбы государства с сильными и богатыми в целях защиты слабых и бедных, а также слабых и бедных против государства за сильных и богатых, и против сильных и богатых за государство. История России – это история борьбы не двух, а трех сил (которые также делятся на разные группы). И богатые и сильные в этой истории далеко не всегда занимали сторону свободы, довольно часто они стремились к своей личной деспотии, иногда называя ее свободой, как это происходит сейчас. А деспотизм в России, в значительные периоды времени был не азиатским, а европейским, более того, либеральным (вспомните Милля).

В настоящее время сильные и богатые в России – олигархи и чиновники – не готовы к развитию путем свободы. Поэтому становление либерализма и свободы в России состоит в ограничении свободы олигархов, что способно сделать только государство. Идет борьба государства против вседозволенности олигархов, которые наносят вред своей стране. Правда, у Владимира Путина, представляющего государство, действительно, не хватает либерализма, но не потому что он слишком деспотичен, а потому что он слишком «мягкий» для либерала, потому что он недостаточно решительно ограничивает вседозволенность олигархов, которые наносят вред стране. Так, например, прогрессивную шкалу налогообложения в России ввели совсем недавно, и на весьма низком уровне, который намного ниже, чем в либеральных странах Запада.

Неготовность олигархов и чиновников к свободе наглядно демонстрирует обсуждение вопроса о прогрессивной шкале налогообложения. Ее предложил ввести глава государства Владимир Путин, в то время как, например, представитель сильных и богатых – президент Российского союза промышленников и предпринимателей Александр Шохин предлагал рассмотреть вопрос об уменьшении количества ставок прогрессивной шкалы налога на доходы физических лиц и ограничении ее верхней планки уровнем 18%. Это предложение как раз и указывает не неготовность российских олигархов к свободе. Мало того, что они зарабатывают деньги в России, а выводят их за рубеж, так еще налоги хотят платить поменьше. Если бы они были готовы к свободе, они сами бы давно предложили повысить налоги для себя до уровня, существующего в экономически развитых странах, куда они, кстати, и выводят свои капиталы, то есть до 40-50%.

Российские олигархи вредят другим жителям своей страны, выводя полученные в России деньги за рубеж и уплачивая низкие налоги. Поэтому свободу им с точки зрения принципов либерализма (Сапеги, Грозного, Локка, Смита и Милля) предоставлять нельзя. Как и детям нельзя разрешать играть со спичками, а людей, не знающих ПДД, нельзя допускать к вождению автомобиля.

Принципы либерализма отражают законы природы

Очень важно понимать, что принципы либерализма, это не просто какие-то теоретические измышления ученых, рекомендации по праведной жизни и т. п., а принципы, отражающие законы природы, нарушение которых приводит к разрушению того общества, где они не соблюдаются. Это правила типа «детям нельзя играть со спичками», «водить автомобиль без прав нельзя», и пр.

Если эгоисты выводят капитал из родной для них страны, она отстает в экономическом развитии от других стран. А если люди, неспособные к развитию в рамках свободы, ее все же получают, они разрушают государство своим безрассудным поведением. Наглядный пример такого процесса в настоящее время – это Украина. Свобода досталась стране в подарок, ее элита оказалась не готова к ней, и нарушила, в частности, два упомянутых выше закона природы.

Власть на Украине получили сильные и богатые, которые не были готовы к свободной жизни. Они подчинили себе государство, начали менять право по своему усмотрению – для притеснения слабых и бедных, обзывая их «ватой», «русней», и т. п. К тому же, пользуясь полученной возможностью своевольничать, богатые да сильные на Украине принялись вовсю воровать и выводить капитал из страны.

То есть украинская элита наделала массу ошибок в управлении государством, не найдя требуемого с точки зрения законов природы баланса ни между группами населения внутри страны, ни с окружающими государствами. И вот результат – Украина разрушается. Причина этого процесса – неготовность ее элиты к управлению государством (развитию путем свободы), ее попытки действовать наперекор законам природы, невидимая рука которых и разваливает Украину. А Россия – это всего лишь инструмент, реализующий законы природы. Не было бы специальной военной операции, Украину разрушало бы что-нибудь другое.

Элита Украины не понимает этого, поэтому страна неизбежно потеряет государственность, независимо от исхода текущего конфликта с Россией. Даже если будет заключен мирный договор на условиях, обеспечивающих сохранение государства «Украина», ее элита снова наделает массу глупостей, которые погубят и это территориальное образование.

Так действует закон естественного отбора Чарлза Дарвина: неприспособленные к природным условиям существования особи и виды отмирают, а государства прекращают существование. Владимир Зеленский, как и практически вся украинская элита, вполне могли бы претендовать на премию Дарвина, присуждаемую людям, погибшим или лишившим себя возможности оставить потомство наиболее глупым способом по своей собственной вине.

Просвещение требуется для авторов Манифеста

Всего перечисленного выше авторы второго Манифеста не поняли. Но есть у них и вполне разумные соображения. В частности, они выдвинули «… тезис, что без просвещения демократия бесполезна и губительна».

Тезис, безусловно, правильный, хотя и непонятно, почему они не сослались на людей, которые до них в разных формах уже утверждали нечто подобное, причем впервые произошло это, пожалуй, еще во времена греческой демократии более двух тысяч лет назад, когда там к власти начали приходить демагоги – мошенники, дающие пустые обещания и обманывающие народ.

Можно найти пример и посовременнее. В частности, в США конце 19 века либеральная интеллектуальная элита общества – ученые, писатели, журналисты – создавали просветительские организации и пытались внедрить в обществе определенный кодекс ценностей, который назвали «Цивилизацией, Культурой и Усовершенствованием». Среди таких просветителей был и будущий президент США Теодор Рузвельт, который вместе с выпускниками Гарвардского университета в 1882 году организовал клуб, в котором печатали памфлеты под рубрикой «советы молодым избирателям».

Конечно, просвещение, которое необходимо в России, несколько отличается от того, которое тогда требовалось в США. Авторы второго Манифеста считают, что именно они должны кого-то просвещать, но проблема в том, что просвещать нужно, в первую очередь, их самих, так как у них не хватает знаний, необходимых для рационального мышления, позволяющего принимать правильное решение на демократических выборах. Что такое либерализм, они не знают, да и умения отличать правду от лжи у них явно нет.

Все это, к сожалению, можно сказать и о большинстве образованных людей в России, мнение которых о либерализме, независимо от того, считают они себя его сторонниками или противниками, близки к воззрениям авторов Манифеста. Это результат обучения по учебникам, в которых научные экономические знания перемешаны с разными утопиями и прямым враньем (см. «Описание проекта научного учебника по современной политической экономии (версия 2025 г.)»).

Поэтому российскому образованному обществу просто необходимо просвещение, то есть распространение, в частности, приведенных выше знаний о либерализме, в том числе и об указанных особенностях его русской национальной версии, впервые проявившихся во времена Льва Сапеги и Ивана Грозного. Русский национальный либерализм возник давным-давно и благополучно существует, проявляясь, в частности, в идеях Евгения Примакова и ЛДПР, чего российская общественность, к сожалению, не может понять.

Владимир Тарасов.