Лженаука о языке: дифференциальный диагноз

Происхождение и эволюция языка — проблематика особенно привлекательная для лжеученых. Во-первых, стремление к познанию причин — это едва ли не основная составляющая нашей специализации в природе, и человеку очень хочется знать, почему мир устроен так, как он устроен. Во-вторых, о человеке размышлять большинству людей интереснее и приятнее, чем о той же розовой хлебной плесени. В-третьих, свободное владение родным языком может создавать ложное впечатление, что в языке всё самоочевидно. Особенно усилилась активность лжеученых в нынешние постмодернистские времена, когда возобладала идея, что в науке нет ничего твердо установленного, есть лишь мнения, и ни одно из них не хуже другого. А поскольку опубликовать свои идеи сейчас, в эпоху Интернета, очень легко — независимо от качества идеи, — информационное пространство оказывается засорено колоссальным количеством всяческого бреда, маскирующегося под научные работы.

Коварство происхождения и эволюции языка еще и в том, что тема эта чрезвычайна мультидисципли-нарна — желательно знать много языков, палеоантропологию, археологию палеолита, нейрофизиологию, генетику, разбираться в поведении животных и т. д. Знать все эти области на приличном уровне если и возможно, то очень непросто. Поэтому специалист в какой-то одной области вполне может, будучи дилетантом в другой, развивать лженаучную теорию. И даже если автор теории не понимает вовсе ничего, схватить его за руку бывает чрезвычайно затруднительно, поскольку обилие информации, приводимой автором теории, может создавать иллюзию его компетентности. Так, например, по данным В.М. Алпатова, бывало с работами Николая Яковлевича Марра: «Как отмечал Е.Д. Поливанов, русисты, читая Марра, говорили, что русская часть его построений неубедительна, зато про шумерский язык очень интересно, а специалист по шумерскому языку… считал, что про шумерский язык всё неправильно, зато про русский язык любопытно».

Поэтому, на мой взгляд, назрела необходимость создать технологию, позволяющую отличить настоящую научную работу от работы, которая лишь прикидывается таковой. Как пишет Л.Б. Вишняцкий, «нельзя не знать „матчасть“, т. е. быть невеждой в той области науки, где ты вознамерился сказать новое слово. Нельзя извращать факты, „высасывать“ их из пальца, т. е., попросту говоря, лгать. Нельзя вербовать единомышленников помимо их воли, т. е. приписывать цитируемым авторам то, чего в их работах нет». Всякий хороший специалист по этим признакам определит степень научности читаемой работы. Но как быть тем, кто специалистом в соответствующей области пока не является? Многие исследователи сейчас стремятся работать на стыке наук, и им нужен инструмент, который бы позволил, заглядывая в соседние области, не тратить время на осмысление хотя бы совсем заведомой чуши.

Как выяснилось, лженаучные работы имеют целый ряд характерных внешних признаков. Для того, чтобы определить степень научности работы, имеет смысл обратить внимание на следующее.

1. Посмотреть, что читал автор. И сколько. О происхождении языка сейчас пишут многие, проводятся исследования, проливающие свет на разные его аспекты, так что, если в библиографии к книге упомянуто лишь десятка полтора работ, и те — не позднее середины XX века и только по-русски, это сразу настораживает: как автор в такой ситуации может быть уверен, что не повторил уже сделанное кем-то открытие и учел все релевантные для своей гипотезы факты?

Если автор ссылается только на свои собственные публикации, это заставляет отнестись к его работе с осторожностью: ведь даже для абсолютно новаторских исследований всегда существует возможность сослаться хотя бы так: «NN в своей обобщающей работе <название> упоминает о данной проблеме лишь мельком [ссылка на страницу]», — это покажет читателю, что автор знаком по крайней мере с самыми авторитетными обобщающими работами в соответствующей области.

Если автор ссылается только на популярные работы, новостные сайты и т. п., это означает, что он либо поленился добираться до первоисточников (а лень — не то качество, которое отличает настоящего ученого), либо верит всему, что пишут в новостях, и не знает, что популярным авторам нередко свойственно ошибаться (а еще чаще — упрощать, что тоже не прибавляет надежности построениям, основанным на таких источниках).

2. Оценить степень общей аккуратности — много ли орфографических ошибок, неверных знаков препинания, лишних пробелов, разнобоя в форматировании, случаев отсутствия согласования в предложениях, единообразно ли оформлена библиография. Если автор пишет: «какие-то слова могли появиться первыми, а какие, вторыми и, т.д.», не может правильно назвать цитируемых авторов, это вызывает подозрение. Если человеку не хватило добросовестности привести текст в приличный вид, велика вероятность, что столь же небрежен он был и при обдумывании своей теории, и при восприятии тех источников, которыми он пользовался, и при оценке надежности этих источников. И вполне может оказаться, что источники он понял неверно или не отличил надежные источники от ненадежных. Часто такой автор вообще не ссылается на свои источники, он просто откуда-то помнит соответствующую информацию — и всё. Это значит, что он не озаботился проверкой того, не дала ли тут его память сбоя.

3. Оценить степень обобщения. Чем меньшее понятие имеет человек о предмете, тем более общими понятиями он склонен оперировать. Например, апеллирует к «местному диалекту представителей коренных африканских народностей» — не потрудившись узнать, что языков в Африке сильно больше полутора тысяч. Тот, кто дал себе труд разобраться в предмете подробно, просто не сможет сказать «первобытный человек» — ему обязательно захочется уточнить, был ли это неандерталец, или хабилис, или кто-нибудь еще (или даже назвать конкретные останки по инвентарному обозначению), уж очень они разные, не так легко подобрать признак, который характеризовал бы их всех в равной мере.

Вообще, одним из ярких отличий лжеученых является их невнимание к датам и прочей конкретике. Например, человек, написавший, что «в США найден камень Розо с русскими письменами, которому более 200 000 лет», явно не соотнес это с информацией о том, что самая ранняя датировка появления человека нашего вида относит это событие к несколько более позднему времени (195±5 тысяч лет назад), а для появления людей в Америке никто не предлагает дат ранее 30 тысяч лет назад (наиболее принята, по-видимому, дата порядка 13−15 тыс. лет назад).

4. Посмотреть, что автор приводит в поддержку своей идеи. Все понимают, что наибольшей убедительностью обладает утверждение, основанное на фактах. Но не все, увы, умеют не путать факты с мнениями. Приведу в качестве примера цитату с сайта http://wap.espejo.forum24.ru: «Вот некоторые факты, подтверждающие это утверждение: — „Славяне задолго до Рождества Христова письмо имели“, — Екатерина II. — „Подлинно же славяне задолго до Христа и славяно-руссы собственно до Владимира письмо имели, в чем нам многие древние писатели свидетельствуют.“, — Василий Никитич Татищев». Мнения Екатерины и Татищева могут служить фактическим материалом для истории русской научной мысли, но наличие древней письменности можно надежно подтвердить только находкой соответствующих памятников. Если автор вместо фактов приводит мнения, это наводит на мысль, что настоящих фактов, которые подтверждали бы его гипотезу, просто нет.

Те, чьи гипотезы не имеют фактических подтверждений, любят вместо фактов ссылаться на их отсутствие: «Следы настоящей эволюции человека, возможно, скрыты в болотах и реках недоступных районов Русского Севера, которые изучены меньше, чем Антарктида». Такой «факт» годится для подтверждения практически любой гипотезы, а не только той, которую задумал автор, — внимательного читателя это должно насторожить.

Нередко в дело идут даже известные подделки, например Велесова книга. Доказательства их поддельности давно получены и достаточно широко известны, так что автор, использующий их в качестве аргументов в пользу своей идеи, предстает либо достаточно неграмотным, чтобы этих доказательств не знать, либо шарлатаном, надеющимся, что читатель «проглотит» даже такую откровенную ложь.

За недостатком фактического материала лжеученые часто используют собственные, придуманные ими самими сценарии, как, например, такой: «Особь взяла палку, услышав голос своего врага. Через некоторое время она услышала выработанный в сообществе, голосовой сигнал о нападении этого же врага и взмахами находящейся в руке палки отогнала его» (авторская пунктуация сохранена. — С.Б.). Вполне возможно, что так оно и было — но не в меньшей степени возможно, что было совсем иначе. В любом случае, для того чтобы можно было выбрать из этих вариантов верный, простого приведения одного из них (любого) недостаточно.

Наиболее убедительным (судя по частоте использования) лжеученые считают апелляцию к интуиции и «очевидности», ср., например: «мы имеем возможность, исходя из интуиции, или же из опыта, „изобретать“ последовательность первичной лексики и, расположение слов в этой последовательности в первичном языке» (авторская пунктуация сохранена. — С.Б.). Вопроса о том, почему его, городского жителя Европы XXI века, интуиция должна совпадать с интуицией африканского архантропа (вообще говоря, представителя другого вида), автор себе не задал.

Если ученый непременно дает определения используемым им терминам, то лжеученый считает, что соответствующие понятия надо «видеть» или «почувствовать». В целом, по-видимому, можно сказать, что ученый относится к своим построениям рационально, а лжеученый -эмоционально, аргументы против его теории вызывают у него примерно такие же ощущения, как если бы кто-то стал рвать его любимую книжку или вытаптывать взлелеянную его руками клумбу. И именно поэтому в его статьях часто встречаются восклицательные знаки, слова, набранные заглавными буквами, эмоционально окрашенная лексика: он стремится (неосознанно, конечно, — шарлатанов мы здесь не рассматриваем) заразить читателя своей эмоцией, будучи уверен, что если читатель разделит его чувства, то станет его единомышленником. И нередко, кстати, оказывается прав — его идеями (при любой степени их бредовости) не проникнуться, слушая его, почти так же трудно, как не зевнуть, видя сладко зевающего человека.

5. Посмотреть, каким способом автор борется с противоположными идеями. Ученый приводит противоположную идею, называет ее автора и источник, рассматривает приводимые этим автором аргументы в ее поддержку и разбивает их при помощи фактов (именно фактов, а не мнений, отсылок к неизвестному или собственных сценариев); если все аргументы разбить не удается, говорит, что в его пользу фактов больше (и приводит эти самые факты). Лжеученый чаще всего вовсе не разбирает противоположные идеи. Так, например, автор текста про «камень Розо с русскими письменами» мог бы написать, что, мол, обычно для появления человека / русского языка в его современном виде / письменности называются более поздние даты (а именно, такие-то), но у него есть такие-то и такие-то основания для того, чтобы их оспорить, — однако же он этого не сделал. Внимательный читатель вправе задать себе вопрос: почему — не потому ли, что этих самых оснований просто нет? (Кстати, настоящий ученый непременно стремится привести противоположную точку зрения и факты, заставляющие ее отвергнуть, в том числе и потому, чтобы читатель не думал, что автор либо просто незнаком с этой точкой зрения, либо отвергает ее без достаточных оснований.)

Если же противоположные идеи присутствуют в работе лжеученого, то они либо просто упомянуты, либо заклеймлены какой-нибудь хлесткой эмоционально окрашенной фразой (принадлежащей либо самому создателю текста, либо какому-нибудь автору, являющемуся для него авторитетом). Не останавливаясь на них подробно, лжеученый сразу переходит к изложению собственной гипотезы.

Наиболее изощренные лжеученые применяют технологию «полемики с оглупленным оппонентом»: представителю противоположной точки зрения приписываются явно идиотические идеи, и именно их автор (с успехом) и оспаривает. Впрочем, этот последний критерий труден для применения неспециалистами; тот, кто обладает достаточными знаниями, чтобы оценить, насколько автор оглупляет своих оппонентов, обычно в состоянии воспользоваться критериями Л.Б. Вишняцкого — оценить, насколько автор владеет материалом соответствующей области, насколько верно он цитирует, не перевирает ли терминов и фамилий и т. п.

6. И, наконец, наиболее существенный момент. Любая гипотеза, претендующая на научную значимость, должна согласовываться с уже установленным знанием (например, не исходить из того, что Солнце вращается вокруг Земли, или из того, что шимпанзе не умеют пользоваться орудиями). Если автор высказывает гипотезу, резко расходящуюся с тем, что уже известно и признано, и никак не комментирует этого, весьма вероятно, что его работа находится за рамками науки.

Разумеется, отсутствие перечисленных признаков лженаучности не гарантирует, что выводы автора верны, но зато их наличие — практически стопроцентная гарантия обратного. Таким образом, если перед чтением работы в новой для себя области оценивать степень ее научности, можно существенно уменьшить время на ознакомление с заведомо бесполезными построениями и тем самым увеличить эффективность собственной работы.

Источник: 

Светлана Бурлак "Лженаука о языке: дифференциальный диагноз". «Троицкий вариант — Наука» №13(132), 2013 г.

Ранее по теме: 

"О лингвистах-любителях: Сибирь - это "север" или "се бэр"?.." https://cont.ws/post/480909

"Сам ты скрыт! (Ещё раз о любительской лингвистике)" https://cont.ws/@metafor/48105...

"О лингвистах-любителях. Часть 2" https://cont.ws/@metafor/48624...