1662. Бунтовщики.

Продолжение.

***

Июль выдался жаркий, но и дожди время от времени поливали. Деревья и трава буйствовали зеленью, а сухостоя и в помине не было. На рынке, куда удавалось выбраться только во время обеденного перерыва, люд обсуждал виды на урожай и все сходились, что этот год будет обильным. А когда на Петров день дождь трижды поддал - утром, к обеду и вечером - все не могли нарадоваться - верная примета того, что амбары будут ломиться хлебом. Петровская ярмарка тоже задалась - а потом и гулянья.

Гришка на "макушку лета" отпросился в город "на подольше" - у него было дело - свинец сторговать. Уже почти месяц как он придумал стрельцам пули лить - знал, что стрельцы ленивы и неповоротисты сами того делать не любят. Обычно они рубили свинец из прутков, кое-как его "сваливали" - сминали грани, чтобы какую-то округлость придать, да так и бросали. Гришка же делал как учил его тятька - он свинцовые прутки расплавлял в чугунной ступке, а затем отливал в самодельную формы из глины. Рука у него набитая, а потому он мог делать пули любого размера, называя это немецким словом калибр. О том и договоривался со стрельцами - ведь пищали у них были какие попало. Когда служивые испытали его пули огневым боем у Гришки отбою не стало от охотников у него их заказывать. Рядились они не за деньги, а за рухлядь. Так Гришка завёл себе ещё одни сапоги на случай, ежели первая пара прохудится, исподнее, а затем и ещё один кафтан и шапку. Одёжка была хоть и не новая, но зато можно было беречь свою. А на днях у него кончился свинец и теперь нужно было достать ещё. После памятной драки на крестце он свой кафтан почти не носил, приберёг его, а ходил в платье с чужого плеча. За пули он себе и берендейку сторговал, а потом и пищаль хотел добыть тем же способом.

- Здравы буди, люди разбойные, - молвил Гришка входя в цирульню. - А тебе Трифон Тимофеевич, сугубый почёт - кланялся он цирульнику отдельно. В цирульне по-прежнему стоял нехороший дух, но теперь Гришка уже свыкся, потому как с пособниками цирульника сдружился и был "в деле" с ними.

- И тебе не хворать, лихой стрелец.

- Дело до вас - и не шутейное. Слыхал я в неметчине пищали снаряжают особо - никто мерку для пороха не пользует, а запасают порох загодя в бумагных особых "патронах". Я тож на то наладился, а бумаги у нас зело толстые, негодные для того. И вот сказывали, что у вас знакомец есть - особливый бумаги торговец. Надобно его мне.

- Есть такой, на немецкой слободе живёт. А принёс ли ты, друг сердешный, таракан запешный, ножик, который давеча посулил?

- Ножик я нашёл, да худой. Не годный он вам, - Гришка достал из-за пазухи тонкий узкий нож, чтобы показать его. - Сменяю его, когда полутше выищу. Люди сказывали - турецкие ножички лутше, а этот фрязский, да тупится зело.

В общем Гришка не только учился грамоте, но и вертелся как мог.

Свинцовые прутки найти можно было только у стрельцов - им привозили казённые - беда в том была, что мало. Поэтому Гришка и солдат с "немецких" полков "обирал" и с лихими людьми знался.

- Слышь, собачий сын, чо прореку - бунт будет, - сказал ему как-то одноглазый тать который на паперти церквы завсегда голосил блажно и жалостливо.

- А ты почём знаешь?

- Надысь подслухал двух турчинов как оне на торгу балакали.

- Ты что ж по-турчински разумеешь?

- Осемь лет в турчинском плене просидел - разумею канешно. Говорят шибко жарко тут будет, товар свой без прибытка сторговывают с рук сбывают чтоб налегке бежать.

- Дело! А ещё разумное что сказывали? Откель они про бунт прознали?

- Того не скажу. Да сам ты тож свои два глаза направь на люд, да уразумей что я одним. Злой народ, смурной! Кабы чего не случилося.

- Вроде год хорош - давно ждали, вона урожай-то радует. А турчинов тех укажешь мне?

- Сам найдёшь, коль допекло. Турка на торгу нечастый гость - а то только ведаю, что одному прозвание Осман, да он у них ещё и главный.

Больше одноглазый ничего дельного не прибавил к сказанному.

За это недолгое время Гришка где-то внутри стал государевым человеком. Он уже и жизни своей не мыслил, кроме как оставаться в служивом чине, да о пользе государственной печься. С тех пор как он стал бойко читать он перечёл многое из повестей о делах минувших, а это возбуждало в нём особое геройство.

Узнав про зреющий бунт он стал озираться по сторонам - и верно! повсюду были неуловимые знаки - как туча набежала, да с грозой.

- Явился способник наш! - воскликнул караульный стрелец, когда Гришка пришёл в приказной дом. - Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?

- К голове хочу попасть.

- Ишь чо удумал. Нет головы, а сотника кликнуть можно.

- Клич!

- Дело то какое?

- Бунташное дело.

Сторожевой удивился и позвал сотника.

- Кому меня надо? Кого нелёгкая принесла?

- Степан Зиновьич, вот наш стрелецкий отрок - бунт упреждает!

- Бунт? - сотник был подранком, сильно хромал и лицо было обезображено шрамами, какие остаются от ожогов. По всему видно человек геройский и в переплётах бывал.

- Точно так, господин сотник!

Гришка рассказал, как узнал от лихого человека о разговоре турок на рынке и задумчиво сказал:

- А и верно... И немец на слободе закопошился! По всему видно что-то знают, сучьи дети! Как думаешь Трифон? Ведает немец? А то и умысел воровской у немца есть?

Сторожевой помялся, не зная что ответить.

- Немец с чёртом якшается - ведение должен иметь, как без того!

- Тебя отрок как зовут? Передашь голове приказному бунташные дела?

- Гришкой кличут. Отчего не передать?

- Добро!

Полковник Полтев вернулся в приказную избу из Кремля чуть погодя, но Гришку свели с ним не сразу. Обсказав положение дел стрелецкому голове Гриша его удивил, но недоверия не было.

- Верно отрок речёт - третьего дня у Османа энтого тесак туреций взял за, почитай, пол-цены!. Вернусь-ка да расспрошу турку с пристрастием. А кто толмач?

Тимофей Матвеич был скор на дело - через полчаса он уже допекал Османа-торговца, грозой и ласками добиваясь ответа. А Осман юлил, сознаваться не хотел откуда знает о грядущем бунте, но и видно по нему было, что турка непричастен к этому - просто случайно где-то выведал.

- Вот, что Осман! Ты лавку закрывай, а что у тебя тут есть - я всё заберу, подчистую!

Толмач перевёл, Осаман заулыбался.

- Я тебе и грамоту отпишу чтобы на кордоне к тебе наш брат не цеплялся, а и караул от кордона тебя через дикие земли провёл. Но и ты выручи меня. Сказывай как на духу - в немецкой слободе искать зачин бунта, али где ишшо?

Осман затараторил на своём языке так что толмач не успевал переводить, но толку было немного. Про немецкую слободу Осман не ведал, а про бунт ему открылся один ганзейский купец, который уже всё распродал и сбежал из города.

- Варфоломей ван дер Грау? Экий оборот делу! И этого знаю хорошо, ласкался ко мне чтоб я ему поблажку выбил у государя. Мылом мазаный!

На том порешили, что Осман собрал свои пожитки, взял часть стрелецкой казны, на которую сторговался за свой товар и раскланялся. Осман был доволен, что толково срядился с полковником. Полтев же приказал своим подручным забрать оружие и аммуницию и побросать в свой возок.

- А тебя, малой, чем одарить?

- Сей кинжал мне по нутру, - Гришка указал на тонкий узкий нож, что как раз снимали со стены.

- Губа-то не дура, однакож. Ведомо ли тебе, что сей нож булатный?

- Разом смекнул, да ведь и про бунт слово твёрдое вам, господин полковник. сказал.

- Вот шельма! Язык што нож сей, остёр и борз, не крушит, колет!

Полтеву Гришка глянулся бойкостью. Он взял в руки нож с видом знатока чуть вынул из ножен, цокнул языком по-татарски и бросил его Гришке.

- Ловок, чертяка, не подловишь. Дуй в немецкую слободу да и прознай ишшо чего про бунташников. Верно скажешь - пищаль дам англицкую и в приказ зачислю! А то ишь расповадился наш кафтан носить!

- Слушаюсь, господин полковник!

Нож были и впрям хорош. Когда Гришка показал его своим знакомцам из цирульни они почти что ошалели.

- Экий! Большой казны стоит - нам за такой нож полслободки перестричь надо, да голодом при том сидеть!

- Зри Петька! - нож вытворял чудеса - строгал бумагу на весу. - Позри, позри!

- Вот ведь! А што Гринь - не крадва ли? Спёр из лавки?

- Шутить изволите? Я государев человек, да штоб мне красть?

- Давно ли крал? По весне ещё с лихими разбойниками якшался!

- То ужо што не со мной было! Полковник Полтев мне сей нож подарил за услугу зело важную.

- Так уж и Полтев?

- А то! Я в осьмом приказе теперича свой! Пули им лью, то да сё...

- Этож чегось за услага-то? Да ишшо важная?

- А вот государева тайна! - Гришка сделал загадочное лицо.

- Ну теперича Гришка вечно тебя будем за так стричь!

- Хват какой! Стричь мало! Я же ж стрелец, а ну как мне кто поранение причинит?

- Про то спросу нет! Это всегда за так тебе будет. И без сего ножа было б!

- Тогда научите делу своему пакостному, чтоб и я толк знал.

- Вот это можно! Позрим на что ты способник!

Тем временем бунт действительно зрел, но к этой "бочке пороха" и фитиль кое-кому не терпелось поднести. Причём фитиль вставляли аж с двух сторон - чей скорее жахнет.

- Изыщи мне отрока, пущай перепишет сию цидулку на большие листки. Смотри чтобы устав был простецкий, не старательнОй, а то люд сочтёт за боярский поклёп на Илюшку Милославского. А цидулку - сожжёшь, как перепишет.

- Сделаю, господин мой! Справно сделаю!

- Добре, душа моя!

Глеб Иванович Морозов - владелец огромного состояния много кому дорогу перешёл и теперь его в клочья рвали недруги - всё равно что звери хищные. Государь жаловал, да не жаловали слуги государевы, а главное соперник - Илья Данилович Милославский царю на ухо поклёпы нашёптывал.

Эти-то недруги и брата его старшего - Бориса Морозова со свету сжили. Хоть и не утратил Борис влияния на царя, а всё подличали ему и, как мерещилось Глебу Ивановичу, отравили. Не утерпели. Борис, конечно, последнее время сильно сдал, а всё ж крепок ещё был, поскольку век свой жил без бражничанья и по чужим бабам не бегал. Сам Глеб Иванович на три года был моложе брата, и уж дело шло к семидесяти годам, а крепок был и за собой хвори не чувствовал. Потому и удивлялся, что брат так быстро угас.

- Вот ужо я вам, выблядки, попомню што Морозовых никто обижать не смеет.

- Чегой, разошёлся, сокол мой? Не навреди себе гневливостью своей - на людях-то трудно против Милославских будет такой гнев держати. Накажем мы их, да и дело с концом.

- Знал я тогда ж когда Борису своячнецу царскую просватали - сердце чуяло! Связлись узами с Милославскими-выблядями вот и урожай пожинаем! А ведь и на наше добро зарятся, пёсьи дети!

- Угомонись, свет очей моих. Не будет им спуску, вот увидешь отринет царь и Милославских и Ртищева.

- От тож выскочь! Тайных дел мастер, проблядь и паскуда-пакостник! - Глеб Иванович разошёлся не на шутку, но гнев его уже угасал, а там и боярыня его ласковым словом совсем успокоила.

Федосья была благочестивая да деятельная. К вечеру уже нашла отрока, грамотой способного да и дала ему урок - выполнить с записки копии чтоб грамоты были точь в точь что царские указы для простого люда.

Тем же временем купец английский Персиваль Катт, один из служащих Московской компании, которого московиты завали Петькой Котовым, считал свои убытки от торговли в Москве и прикидывал барыши по возвращению в Англию. Почти два дня тому назад он получил распоряжения сворачивать дела в Москве - поэтому вынужден был товар "бросить" отдав его за бесценок. Но сколько пеньки и строевого леса он в этот только год вывез на родину! Пенька! Вот воистину незаменимый товар - а в России его было так много, и был он так дёшев, что снаряжение всего флота английского можно было русской пенькой снабдить. Русские не имевшие парусного флота и не знали к чему англичанам столько пеньки - всегда дивились, но и радовались, что в их карманы текут "золотые реки". Знали бы они какие реки золота действительно текут в казну английской "Московской компании"!

Товар распродавался, а дело своё он передавал литвину, которого прислали на замену ему. В Лондоне его ждало повышение, и он с радостью прощался с Москвой.

- А к чему вам столько бочёнков? - поинтересовался Катт у литвина, наблюдая как работники скатывают бочёнки в подвал. - И что в них?

- Это не важно, что в них. Это мои активы, а место здесь надёжное.

- Не золото же там? Неужели вино? Строго накажут за вино - нарушать царёву монополию нельзя!

- Нет не вино. Ничего противозаконного! Это моё главное правило.

- Тогда хорошо.

- Когда в обратный путь? Дорогу уже наметили?

- Завтра поутру уходим до Архангельска, а там уже наймём корабль.

Литвин по всему хотел быстрее избавиться от Катта, и это и вызвало больше подозрения со стороны со стороны англичанина.

- А торговля-то утихает всё больше и больше! Веры деньгам московитским нет...

Эти слова словно стеганули литвина и вдруг Катт стал догадываться что там в бочёнках. Казна! Да только казна воровская. Литвин этот был фальшивомонетчик!

- Кажется вовремя я сбегаю с Московитии - а то пришлось бы бежать без штанов до самого Архангельска и наниматься гребцом на галеру чтобы только домой уйти. Так что я вам не позавидую.

- Переживём всё что угодно. Для торговли всегда время - тем более когда дела идут плохо можно куш урвать.

- Может промочим горло? Мне на дорогу, вам на добрую память и на удачу?!

Литвин тем временем запер подвал на большой засов и повесил свой кованый замок. Ключ он отдал слуге, обернулся и сказал:

- Хорошее дело! Я всё на сегодня закончил, вы вообще всё закончили - так почему бы не отметить? Я тут впервые, так что заведение выбирать вам! Сколько нахожусь в России в основном кабаки здесь - грязные скотные дворы, а не приличные заведения.

- Верно подмечено. Так то и не удивительно. Кто туда попадает обычно - те кто и является скотом по своей истинной сути - или как у вас их называют - быдло. Но мне известны настоящие места, где пристало находиться честным европейцам!

Вывска на добротном здании гласила "Кённиксберг" и Персиваль Катт пошутил по этому поводу: "Отвравляясь домой через Архангельск не грех сделать крюк до "Кёниксберга"! Он зычно, даже немного на русский манер засмеялся, а литвин его поддержал.

Пиво здесь подавали отменное, хоть и не на английский лад, а по немецкой рецептуре, но Катт не стеснялся его предложить своему сменщику.

- Пиво знатное! Пузо от него растёт как у роженицы!

Литвин тоже в пиве толк знал. Он с удовольствием отёр усы и сказал.

- Доброе пиво. Не хуже чем на родине.

- Да-а-а-а, я люблю бывать здесь! И компания такова, что смотришь вокруг и видишь всю Европу разом. Тут ведь даже испанцы есть - наши заклятые "друзья", а всё одно хоть и бьёмся с ними в колониях, но здесь заодно держимся. Чего уж говорить про немцев, голландцев, французов или итальянцев. Тут я как дома!

- А ведь Европа это совсем не то, что эта варварская Московия! Другое совсем дело. Как кордон проедешь - в глаза бросается.

- Да что кордон - пройди через мост на Яузе, который немецкую слободу от Москвы отделяет сразу как на пятьсот лет назад откатываешься, - Катт дал знак и им принесли ещё один кувшин пива. - Только в Немецкой слободе и чувствуешь себя человеком.

- Отчего это варварское царство стоит ещё? Никак понять не могу! Сколько не бьют его всё никак надорваться не может. Уж и Москву сжигали и побеждали их не раз, а всё никак.

- Это, дорогой мой, воля Божья! Ты что ж думаешь просто так в Откровении про Гога и Магога написано? А кто этот князь Роша - как не князь и царь московский? Так-то друг! На последний день, на день ярости и гнева божьего сберегаются они. Ну и пусть! Это ведь не помешает нам зарабатывать на них звонкую монету!

Литвин округлил глаза - он был удивлён.

- Это где такое сказано?

- Вот, брат, повод прелатам вопрос задать... или кто там у вас... Я когда приехал сюда тоже тем же вопросом мучился. А потом мне сэр Ричард Брэдшоу, да упокоится душа его, эту загадку и разъяснил. Тогда у меня словно гора с плеч упала.

- Когда же сие случится - суд божий!

- Думаю тогда, когда мы прекратим им свинец и порох продавать! - и Катт засмеялся хмельным дурацким смехом. - Им без нас точно конец света настанет!

Литвин всё ещё удивлялся, но видно было, что идея ему понравилась.

- А теперь давай-ка закажем нечто поинтереснее. Гретхен - сюда! Голубушка принеси нам виски, только не той бурды, что вы здесь у кого-то покупаете, а настоящий шотландский виски! Дружище - я гарантирую - такого хорошего напитка ты в жизни не пробовал!

- Как же - доводилось!

Гретхен принесла непочатую бутыль и поставила на стол перед питухами.

- Вот настоящий виски - подакцизный, казённый! Сейчас посмотрим кто его произвёл... ага, это похоже дело рук Кавендишей - ну, стало быть - краснеть за качество я не буду!

- Прямо из Шотландии?

- Не бойся друг, я плачу! По обычаям этой варварской страны, это будет моя отходная!

Катт бухтел уже никого не скрываясь, в голос. Впрочем в этом заведении Россию ругать не возбранялось, но тем, кто так делал подходил распорядитель и делал замечанине, мол, если дело дойдёт до оскорблений царя или патриарха - тогда виновный будет сдан ярыге на наказание.

Литвин тоже захмелел, но пока не так сильно как англичанин.

- Гретхен, голубка моя сизокрылая, а ну принеси нам что-нибудь подходящее для этого божественного нектара!

Грунька, которая была для всех Гретхен, негромко выругалась в своём углу: "Нализались, скоты, бусурманские, сей час всё зарыгают кругом!" Но она взяла две стопки цветного стекла и отнесла гостям.

- Немножко не то, но всё-таки уже кое что... Открываем, наливаем!

Руки Ката уже заметно тряслись, но он справился с бутылью не разлив ни капли.

- ... и залпом выпиваем!

Он залихватски опрокинул в себя дорогое пойло и довольно загудел: - Ух, дерёт! Ух, дерёт! Всё равно что огонь проглотил!

Литвин осторожно поднял шкалик и тоже опрокинул в себя. Крякнул, и откинулся на спинку стула.

- Хорош нектар!

- Главное, дружище, в этом виски что от него голова не дуреет. А ты пьяный ну просто в дугу. А голова как у трезвого! Это воистину чудотворный напиток для веселья!

- Да, пиво крепче в голову бьёт!

- А я тебя хочу своё благословение оставить раз уж ты на Московскую английскую компанию работать стал! Так скажу! Я сюда приехал - гол как сокол, а уезжаю важной птицей! Кто бы мог подумать, что я сравняюсь по богатству с богачами которым я служил на родине? Кем я был? Авантюрист! Посчастливилось мне награбить в Ирландии немного чтобы начать свою торговлю здесь. Помню когда мы высаживались там с сэром Оливером Кромвелем многие из нас не думали, что мы не доживём до вечера того дня - такими свирепыми были ирландцы в битвах. Но что с них возьмёшь? Здесь же - за один только год на одной только пушнине, которую я выгодно сбывал в Ганзу - я заработал более, чем за всю свою предыдущую жизнь. Мех на фактории мои люди брали за бесценок, а сбывал я его втридорога. А это русское дурачьё и не догадывалось! Что я сюда привозил? Да всё привозил! - но московитам ничего продать нельзя - не берут! Нет денег у них - потому что это нищая и убогая варварская страна. Ты тоже никогда не забывай - твой главный козырь это русский дурак. Ты пастырь этих баранов - вот их и стриги! - выпалив всё на одном дыхании, Катт почувствовал, что пересохло в горле.

- Вот ещё по одной махнём! Наливай, дружище.

Те, кто понимал по-английски косились на них и улыбались, а кто не понимал смотрели как на двух перепивших идиотов.

- Я уезжаю! Наконец-то я уезжаю! Прибуду домой, куплю себе земли, куплю поместье, заживу - а то и должность в парламенте куплю! Король снова на троне, но это не беда, а когда у тебя есть деньги - король даже и лучше!

Катта несло, а вот его собеседник начал уже выпадать из разговора.

- Эй друг, хлопнем ещё по чарке!

Англичанин налил визави ещё один шкалик, дал в руку и тот послушно опрокинул.

- А Московия пусть процветает - иначе как будем на ней кормиться мы, паразиты?! - внезапно продолжил он.- Если не будет царя - конец и нашей торговле. Так что да здравствует царь-государь Алексей Михайлович!

- Вот это правильный разговор! - отозвался с соседнего стола офицер в камзоле рейтара.- Не будет у царя денег и нас кто оплачивать будет?

Офицер тот был из германских земель, но по-английски говорил сносно.

- Груня, подь сюда, - сказал Катт по-русски.

- Ну, чего тебе брусило-мученик?

- Вызови возок, вишь товарищ мой упился до соплей.

- Деньгу гони, а потом говорить будем.

- Вот золотой! На всё хватит, а что останется - себе оставь.

Литвин уже упал головой на стол и не шевелился.

Катт взял бутыль с оставшимся виски и подошёл к офицеру-наёмнику.

- Это тебе, дружище, и товарищам твоим!

Возница помог погрузить литвина в свою полукарету и они двинулись.

- Куды?

- В Стрелецкую слободу гони.

Гришка в кабаке немецком оказался случайно. Надумал он продать второй кафтан ,а пока лето, ходить в рубахе. А умысел у него был простой - раздобыть себе немецкого кроя камзол, чтобы везде сходить за своего в Немецкой слободе. Беда только одна была, а вернее две. Стрелецкий кафтан кому попало не продашь, а немецкое платье модного крою в пять раз дороже кафтана.

- Эй, лихой, стой!

Гришка был в рубашке - но штаны на нём были стрелецкие, да и сапоги жёлтые его выдавали.

- Да, стой, куда припустил! Вишь я не оружен, да и дело у меня до тебя, а не ковы.

Уличный мальчуган - примерно ровесник Гришке с той стороны улицы крикнул:

- Откель мне знать дело у тебя или ковы?

- Одноглазый тебе ведом? К нему дело, а не к тебе.

- Тако к нему и иди, вот дорога, - насмешнинчал с той стороны воришка.

- А честную копейку хошь?

- Так ужо и копейку? А за что?

- Копейку не дам, а полполушки моё дело стоит. Ну?

- Реки оттель что за дело, а я покумекаю.

- Кафтан у меня прохудился, хочу сдать старьёвщику, да не простому.

Парнишка сразу понял, что дело идёт о краденых вещах и мигом перебежал дорогу.

- А чо за кафтан? Хорош?

- Очумел? Посредь улицы кафтаном стрелецким махать хошь? Отойдём.

- Осьмого приказу? Да смотри он ветхий какой.

- Ты получше приценись! Видал стрельцов, чтобы они в новье ходили? У них годные кафтаны только на парад, а обычно в этих, задрипанных ходят... Найдёшь кому продать?

- Полполушки мало!

- Я тебе вот сей ножик дам. Он хоть и поганый, но тебе, в носу ковырять, пойдёт.

- За ножик найду. А что взамен кафтана хочешь? Монетой алибо как?

- Можно монетой, а лутше камзолом немецкого кроя.

- Эк хватил! Такой камзол пять таких кафтанов стоит!

- Это если в лавке брать. Но стал бы я тебя звать, если бы мне камзол из лавки нужен был?

Парнишка заулыбался, до него дошёл смысл Гришкиной затеи.

- Ща! Жди!

Паринишка слово сдержал и где-то через полчаса вел к Гришке какого-то здоровенного детину. Хотя у того вид был добродушный, но пальцы могли пятаки гнуть и этого стоило опасаться.

- Не чаял ужо дождаться!

Детина пристально смотрел на Гришку, словно признал в нём знакомца.

- Это не твоей ли милостью Калитве бошку смахнули с плеч?

- Языком он сам себе бошку смахнул, - ответил Гришка придя в себя после заминки. - Базлал на всю площадь слова лаятельные, хульные и чего ждал?

- Так ты из стрельцов или нет? Не могу понять...

- Из учёных детей я из сколарии, а стрелецкий кафтан с чужого плеча достался. Будешь брать?

- А если у меня платья немецкого на тебя нет? Денег я тебе не дам, самому нужны!

- Какое есть. Там посмотрим.

- Велико оно тебе будет - с брюхатого мужика снятое.

- Не страшна беда - руки мне зачем дадены?

- Молодок щщупать.

- Верно, вот молодка мне и перешьёт.

Мужик посмотрел на Гришку - "уж больно боек" и помедлив сказал: Поедешь со мной.

- А я? - паренёк от обиды чуть не поперхнулся.

- А ты иди на Ряды, работай!

Детина через некоторое время остановил Гришку и сказал: "Жди здесь!", а сам скрылся.

Впрочем отсутствовал он недолго - оказалось у него за углом стояла полукарета и теперь он с козлов окликнул Гришку.

- Лезай сюды.

Гришка хоть и был стрелецкий сын и верховым ездил с детства - но на таком возке его везли впервые. Дух захватило от лихости возницы - тот или хотел удаль свою показать или по другому ездить не умел. Так птицей домчались до трактира с непонятной вывеской на немецком.

- Слезай!

Скоро из трактира вышла дородная девка с немецким камзолом в руках. Несла она как-то осторожно, немного отстраняясь, как будто на вытянутой руке. Подошла, бросила на пристенок как мусор. Тут-то и стало всё понятно.

- Обрыгался он - от того и издох.

- Фу, срамно! - сказал возница и отошёл.

- А другого ничего нет?

- Другое всё уже с руками оторвали. Да этот ещё и порватый здеся и здеся. Когда снимали с покойника-то так и треснула ткань.

- Давно ли?

- На той неделе преставился...или на по за той... Ну, мена? - она обратилась к вознице - Кафтан-то хоть хорош?

Возница молча кивнул.

- Мой-то кафтан хорош.

- Ну и иди... - девка сказала нехорошее слово и развернувшись хотела уже уйти.

- А штаны от него есть?

- Есть, только они совсем худые.

- Рваные?

- Как же равные! Штаны как штаны, только уссатые и усратые - он как преставиться волю-то себе дал.

- Тьфу! - отреагировал возница.

- Бери, а то отшоркаю камзольчик-то да на Ряду и сторгую!

- А как я ЭТО понесу?

- Ой, всё! Рогожку возьмёшь да понесёшь. Мне идти надо, а то питухи уже небось закликались!

- Ладно . Только рогожку-то дай!

- Вон он тебе по роже то даст! Взял и улепётывай во все лопатки.

Она выхватила Гришки кафтан развернулась и пошла наверх, как ни в чём ни бывало.

- Эй, а штаны?

- Там! - рукой не оборачиваясь указала в сторону заднего двора.

- Сменялся, ... - огорчённо сказал Гришка, тоже произнеяся заветное слово. - Вот стерва, околдовала же ж! Мигнул только как вот те на!

- Оне такеи - бабы-то!

- Держи ножик, передашь. А сам-то ты чо поимал с мены?

- А я чо, я ни чо. Это ж баба моя, Грунька-то.

- Твоя?!!

- Ну... я так же попал в разворот - только чихнул, как поп уже и обвенчал.

Штаны висели на заборе в дальнем углу двора - который никому глаза не мозолил. Их по-вилимому брезгливо простирнули, да бросили на солнце выгорать. Выбросить жалко - парча всё ж, а руки то ли не дошли, то ли и не хотели доходить. запах от штанов уже нерази, но был явственен.

- Как забрать - без рогожки всё одно по улице не понесу! - Гришка бросил подле штанов камзол и пошёл в трактир, к Груньке за рогожкой.

Грунька летала по залу - и к ней было не подступиться - чисто фурия. Но Гришка войдя лишь увидел своего старого знакомца - английского купца, который раззорялся перед какими-то немчином и вмиг забыл и о Груньке и своём злополучном приобретении. Что-то внутри подсказывало ему, что сей питух не просто так тут по-пьяни раззоряется - вот-вот что-то сболтнёт.

Отрывками он понимал речь: англичанин говорил что-то об отъезде, о России о своих делах. купец этот много общался в его бывшим хозяином, но Гришку наверное не знал.

- Грунь, квасу налей?

- Што? Ты ещё не убрался? Какого тебе квасу? Тут только для господ немцев!

- Рour kvass, bitch daughter. (Налей кваса, ... )

Глаза Груньки округлились - Гришка её немного охолонил, но она не растерялась всё ж:

- Деньги вперёд.

- В перёд или в зад мне без разницы, - сказал Гришка совсем по-лихомански, протягивая полполушки. - На! Куда засунешь - дело твоё!

Гришка сел далеко, но всё равно разговор слышал отчётливо - хотя кругом был гомон - голос Катта был излишне громок.

Через полчаса Гришка понял, что ничего путного он не узнает, но этот мразотный англичашка его довёл до белого каления и допив свой квас он вышел вон. Напрочь забыв о приобретении, брошенном на заднем дворе - он припустил к стрелецком приказу. Ублюдков нужно было брать тёпленькими и примерно наказать.

До приказа было несколько вёрст и он бы нескоро обернулся, если бы не случай. Навстречу ему ходко шёл разьезд верховых стрельцов его "родного" восьмого приказа.

- Эй. служивые! Эй, Никитич, стой! Стой! Никитич!

- Чо орёшь? Где пожар? Не видишь - по делу едем?

- У меня дело важнее - наказ полковника!

- Наказ? У тебя?

- Про Османа слышал? Я навёл! Щас тож! Давай со мной!

Никитич был десятником и ехал со своими людьми до Глеба Иваныча Морозова с наказом поступить под его начало, но дело это было не спешное, потому он Гришку и послушал.

Стрельцы повернули на улицу ведущую в Немецкую слободу, а Гришка забрался на круп жеребца позади Никитича.

- Что за дело-то?

- Немец английский государя ругает.

- Что по-нашему?

- Нет, по-англицки лается.

- Ты-то как разобрал? Обучен что ль?

- С измальства в услужении был, выучился.

- И что с ымя делать?

- Полковник разберёт что делать!

Внезапно Гришка увидел знакомую полукарету, которая ехала им навстречу, а в ней неестественно прямо сидел Персиваль Катт.

- Вот он вор тот!

- Стой, стой! - третий раз на дню прокричал Гришка.

***

Продолжение следует...

==========

Охотник - в данном значении - "желающий", но чаще всего - синоним слову доброволец. Иногда говорят "доброхотник".

Рухлядь - пожитки, скарб. (Слово приобрело уничижительное значение только со времён Пушкина).

Берендейка - перевязь с прикреплёнными к ней принедлежностями для заряжания пищали. Позднее превратилась в патронташ - "патронную сумку".

Урок - задание.

Паскуда - сорняк, негодная и вредная трава, потому часто используется как ругательное. Посконный - бесполезный или даже вредный. Посконная баба - чаще всего проститутка. Посконь - конопля не годная для изготовлнения пеньки.

Прелат - высокий чин в католической церкви. Буквально означает "превознесённый, поставленный выше".

Ричард Брэдшоу - посол Английской республики времён Кромвеля в Москве.

Ярыга - низший чин Земского приказа, который следил за правопорядком и пожаробезопасностью.

Брусить - бредить, нести околесицу, ругаться.