1662. Медь и кровь.

Продолжение.

***

Гришка пришёл поздно, смурной и уставший. Солнце уже склонялось к горизонту, а комары затеяли свои кровавые пляски в поисках добычи.

Гаврила Петрович, староста школы открыл дверь сам, потому как школяры уже готовились ко сну.

- Что так долго, блудня?

- В приказе был. 

- Вот в приказе и живи другой раз. Запер бы двор да собак спустил - вот и куковал бы до утра. А харя пошто такая кислая?

- Сегодня последнний порох сжёг, а проку никакого!

- Нашёл по чём горевать! Тебя Артемий звал.

У инока горел свет, дверь была открыта.

- Напущаешь комарья, Артемий Палыч, - сказал Гришка мрачно, войдя к иноку.

- Божьи твари. Пущай летят. Что стряслось?

- Да плохо всё!

- Таки всё? Зазнобу стретил что ль?

- А... - махнул рукой Гришка. - Порох спалил, проку никакого. Чучело ни раз не поразил. Ни раз!

- Эка беда! Раньше сказал бы я бы тебя выучил и стрелять тож...

- Ты? Меня? Неуж ты стрелять учился?

Артемий подошёл к книжной полке и отыскав корешок одного из фолиантов извлёк его, не без удовольствия сдув пыль.

- Как поставил на полку так и не брал ишшо. И не думал, что пригодится... Чти Гришка.

- Так не по нашенски написано!

- А как ты хотел? "A detailed manual ignis pugna" - Подробное наставление по огневому бою. Scripta 1632 a nativitate Salvatoris Mario Diego García-Nuevos Писано в 1632 году от рождества Спасителя Марио Диего Гарисиа-Нуэвосом.

- Ух ты!

- Читаем... Приготовление пороха... наилучшие рецепты... Пули и особые свойства... Нагар в стволе и правильное его удаление... Точность стрельбы... Так, а вот здесь и про тебя писано...

- Что в самом деле?

- Читаю: если придёт к вам Гришка, стрелецкий сын, понурив голову и будет себя корить, ответсвуйте ему...

- Не может этого быть! Откуда про меня ведает писец? Я не родился ишшо!

- Ладно... Причины неудачной стрельбы таковы: плохое качество пороха или его малая засыпка, нарушение размеров пули, нарушение правил зарядки, неверное прицеливание, различные изъяны оружия, небрежный уход за оружием, прочие причины.

- Зачти, зачти, Артемий Палыч!

- Экой ты шустрый! Сам чти - тебе надо.

- Книжка-то англицкая? - понадеялся было Гришка. - Англицкую мобуть и зачту.

- Латынь.

Гришка расстроился, но надежда, что Артемий смилостивится не оставляла его.

- И не проси. Урочные дела забросил со своей пищалью. Читать стал мало. Хотел тебя другим наукам учить - так ты пропадаешь в приказе целыми днями. Пора бы вообще свести тебя со двора - ученье закончилось! Не гость же ты тут.

- А куда ж денуся?

- Школа не для житья-бытья, школа для учёбы - вот ты выучишься - меня сызнова к кому-то приставят.

Поутру Гришка попробовал подступиться к книге. Он внимательно рассмотрел все картинки - а их было достаточно - и смекнул кое-что о правилах обращения с пищалью, о боевых порядках и различиях между фитильными и колесцовыми замками. Особенно поразила его гравюра-иллюстрация битвы при Павии, где плотный строй стрелков опрокидывает метким огнём кавалеристов-латников. Гришка буквально заболел книгой.

- Артемий Палыч! Прочти хучь немного! - канючил он, теша себя надеждой, что приставник смилостивится. Но Приставник был непреклонен.

Но и Гришка не лыком шит. Краем уха он слышал про латынь от цирульников - они говорили, что латынь язык медицины, и Гришка схватив книгу припустил к ним.

- Мы-то латынь не знаем, - сказал Влас обнадёживающе. - однакож дохтур, который нас проведует - ён токмо по латыни и говорит. Скажет - щёки надует и смотрит на нас гоголем. Вот он тебе мог бы прочесть!

Гришка пулей полетел к доктору, но тот был слишком важен и напыщен, чтобы даже поговорить на эту тему, зато в Немецкой слободе он вспомнил, что католиков ещё называют "латинщиной" и стал искать католического священника. 

Поискам пришёл конец совсем неожиданно. Гришка шёл по Рядам, когда ему на плечо опустилась чья-то тяжёлая рука. - Отроче, мне сказали ты попа католического ищешь? На кой он тебе?

- Книгу нужно прочесть, а кто может не знаю.

- Я-то думал, ты метнуться решил из праотеческой веры в латинщину. Эта книга-то?Полные правила огневого боя...

- Как? А вы, батюшка, тоже читаете латинское?

- Кто монастырскую науку выдержит - завсегда читать умеет на греческом да на латыни.

- Точно! Как я не смекнул! Разве ж на Артемии свет клином сошёлся? Кроме него другие монахи тоже могут!.. - сделал он немудрёное открытие.

- Сапоги на тебе стрелецкие, штаны стрелецкие, стало быть и книгу честь жажда неспроста?

Гришка рассказал свою историю, а отец Пантелеймон подсказал, где найти Андреевский монастырь: - Там тебе точно прочтут, да растолкуют. А и окромя того - вот тут рядом на Спасском мосту книгочеи книгами тогруют - там охотников читать латиницу хоть в кадушку их соли.

- Это ж рядом!

Неожиданно священника кто-то в спину толкнул и он качнулся, навалившись на Гришку.

- Всё зло от вас, христопродавцы! - почему-то сказала тётка, которая по-видимому это и сделала. И затерялась в толпе.

- Ох, тяжела рука, - поморщился отец Пантелеймон. - От раскольников житья не стало.

- Щас я её споймаю! От вражье отродье.

- Отроче, язык придержи, - поп ухватил Гришку за рукав - Пошто хулишь дочь Адамову? Бес её и так терзает.

- Так дело такое содеяла!

- Охолонись, и за собой смотри. Да и куда ты с книгой-то, Аника-воин? Попомни - не кажный, кто нас биёт - наш враг, а тот лишь кто рогат.

- Чудно говорите, батюшка, неуж так и побьют нас вконец, ежели укороту не давать?

Но вопрос Гришки остался без ответа, собеседник его нахмурился как будто стряслось что-то неладное.

- Куда это народ валит? Час ранний, а сколько люду праздного... к чему такое?

- Эй, паря, куда все? - Гришка спросил какого-то вихрастого и конопатого мальчишку. Такие всегда всё знают.

- Илюшку Милославского вешать. Государя решил полячишкам в руки предать!

- Да ну?

- Баранки гну! Вона смотри!

Парнишка указал на стену дома, где висело подмётное письмо а вокруг него толпился народ.

- Ох, что деется-то? - на сердце у Гришки мигом похолодело.

- Идём, своими глазами поглянем.

Но и близко подступиться не смогли. Народ буквально клокотал, и все друг друга спрашивали и все друг другу отвечали. "Милославские Ваньку свово в цари метят, ишь какие!" "А медные деньги подлые кругом", "Ртищев тож бусурманский холоп!" "Царя-то немцами окружили, а срельцы сплошь за Милославских - сам слышал как противу царя подговоривали!"

- Э, брат, плохо дело. Кто-то воду мутит. Надо выбираться отсель.

С большим трудом, прижимая книгу к себе Гришка стал пробираться прочь от этого места - стараясь держаться отца Пантелеймона. Но и толпа двинулась с криками "Айда к царю! В Коломенское, в Коломенсоке!" - поэтому скоро Гришка потерял священника из виду, а там и надежда пропала его найти. Дважды ему давали в толпе затрещину какие-то озлобленные люди, но он выбрался на волю. Не долго думая он припустил к приказной избе, 

А город, обычно многолюдный, почти вымер. На улицах было пустынно как никогда, да и то если кто был - одни бабы, да девки.

- Эй, сопля, куда прёшь! - закричал кто-то сзади, - посторонись!

Это во весь опор летел на своей полукаретке Илюха, Грунькин подкаблучник.

- Илюха, эй! Куда несёт нелёгкая? - крикнул Гришка в ответ.

- Глазы то разуй, бестолочь - вишь пожар?!

- Меня возьми!

- Давай, токмо споро давай!

В Немецкой слодобе горел какой-то дом и Илюха "чура молил", чтоб это был не "Кёниксберг".

- Сгорим к чертям! И-и-и-эх! Чур не наш, чур не наш!

Когда вывернули из-за поворота увидели, что занялся двор рядом с трактиром, но хуже всего то было, что народа кругом почти не было - только несколько фигурок металось в панике.

- Кто-то красного петуха пустил! Пока в городе бунт, пока стрельцам да ярыгам не до пожара, кто-то и начал озоровать.

- Ой, вы ж благодетели, спасите! - это их увидала хозяйка.

- Мать заступ дай и кайло ежели есть!

- Да откель же у меня?

Илюха бросился во двор трактира, а Гришка до колодца - помогать бабам крутить ворот, поднимать воду. Тут вовсю уже разошлась Грунька, заставила притащить соседа кадку, Гришка её заполнял, остальные с неё черпали, носясь как угорелые.

- Стену амбара с той стороны поливай! Да с той же - говорю! - платок с неё сбился, щёки горели от близкого жара и Гришка вдруг подумал, что не так уж и хреново Илюхе-то с Грунькой. Стерва, да ладная.

Народ всё ж понемногу собрался дело пошло, а когда Гришка уже совсем из последних сил выбился его подменил какой-то мужик. Занявшиеся овин, хлев и баню отстояли, но худо было, то, что к амбару с зерном было подступиться слишком трудно - жар стоял неимоверный. Илюха издали кидал комья земли своим заступом, а Гришка бросился ему помогать кайлом рыхля землю. 

И амбар в конце концов отбили, хотя наверняка часть зерна пропала.

- Если бы амбар полыхнул, то и трактир бы занялся. Жар какой был!

- Илюх, чё скажу... надо бы споймать поджигальшика-то... Глянь - ещё усадьба занимается!

- Святый Боже!

Помчались в Новожилов проулок, откуда тоже поволокло дымом.

- Так весь город спалят, блядьи дети!

Новожиловский проулок уже знатно занялся, но Гришка с Ильёй не стали встревать в тушение огня, здесь нарду достало, да сейчас и соседний пожар потушившие набеут. Вместо того они помчались по улице соображая куда мог дальше двинуться поджигатель.

- Зри! Кто там по задам с ведром бежит? Вона, вона, вишь? Не на пожар бежит, с пожара!

- Ах ты же ж! - Илюха наподдал жеребцу так, что они махнули до крестеца, а затем в соседний Спасский проулок, в полумгновенье ока.

- Здеся он где-то...

- Смотри, где лутше для поджогу место... Слышь чей-то полкан заливается? Небось там? Как думаешь?

Припустили, и не ошиблись, да поздно. Оказалось что поджигатель наткнулся на хозяина и тот его сейчас мутузил нещадно.

- Стой, убьёшь же!

- Я не убью, люди вон убьют!

По огороду бежали четверо мужиков с вилами. Намерение их было самое решительное, лица искажены такой ненавистью, что Гришка засомневался, что получится поджигателя доставить в застенок.

- Сказывай, ... ,  кто подучил поджоги творить?

Мужичонка-поджигатель был хлипкий и жалкий, такого и подросток мог повязать. А тут его ещё и измочалил хозяин, которого он хотел спалить.

- Илюха - давай его кинем в повозку и в застенок свезём. Стрекача надо давать - мужики зело злые - зри!

Для надёжности Илюха дал поджигателю тумака и они его споро доволокли до полукареты.

- ... эт сообщники евойные поди-ка?!!! - уже слышалось со двора, и потому Илюха от греха подальше припустил что было мочи. Мужики оставшись ни с чем орали благим матом, а поджигатель тихо, но истово стал молиться, то ли благодаря, то ли прося Бога о чём-то. Разобрать было невозможно.

Приказная изба стояла пустой. Караульные и больше никого. Долго разбираться не стали - затолкали захваченного вражину в потешную клеть, а сами решили править в Коломенское. Надо хоть кого-то известить о том, что город палят.

Ордынка была забита людом - казалось огромная змея ползёт в Коломенское жалить и душить разомлевшую в безделии власть. Впрочем только не первый взгляд людей казалось много. Объезжая бунташников по Хамскому мосту было видно, что идёт к царю тысяч пятнадцать люду, не боле.

- Не поспеем. Поздно спохватились, да и Орлик уже не тянет, не свеж ужо.

Гришка постоянно оборачивался на Москву - не горит ли, не видно ли где зарева.

- Вот что деется... Батя сказывал, что так вот и Соляной бунт был, а потом Москва вся и сгорела. Пожгли хуже бусурмана.

- А кто твой батька? Из московских, аль пришлый?

- Это я пришлый, а мой-то в Коломне жил. Сами мы оттельные, ещё при Грозного царя батюшеке, при Василии, крепостницу там строили, да так и жили там с тех пор. Я вот только за Грунькой в Москву перебрался. Её понесла нелёгкая.

- Большой город Коломна?

- Невеликий то град, да важный. Заслон Москвы от турки. В Коломне и мора не было отродясь и пожары там такеи не ведомы. Ну сгорит дом, ну сгорит проулок или улица... но чтоб весь город в пепел... только турка если сожжот.

- Поглянь Илюха, неуж терем царёв?

Из-за борка показались шатры царского дворца крытые позеленевшей от времени медью. Когда подъехали поближе то увидели, что ко дворцу уже пришло с полтыщи москвичей, а сам дворец оцеплен Стременными стрельцами.

- Вот те бабушка и Юрьев день! Пробьёмся ли, а Гринь?

- Давай ужо объезжать пока можно, а то народ обойдёт терема со всех сторон - тогда точно зазря тряслись...

Им повезло, царская усадьба хоть и утопала в бору, но со стороны Коломенского тракта имела  ещё один въезд куда бунташники ещё не добрались.

- Поворачивай! - крикнул выскочивший на путь стрелец в малиновом кафтане Александровского приказа. - Кому велено!

Шутить он не собирался и бердыш в его руках легко мог коня изранить до смерти.

- Нам бы к кому-то из господ с известием - Москву жгут нещадно! Мы споймали вражину, который три усадьбы подпалил. Царь ведать должен о сём! Зови сотенного - пусть кому надо растолкует наше дело, - выпалил Илюха.

Второй служивый, что был в дозоре недоверчеко спросил: - Не врёте ли?

- Штож мы нехристи штоль такие небылицы собирать? Вот тебе крест честной, истинный!

- Чо делать-то будем обратился второй стрелец к сотоварищу. Пустим - накажут, не пустим - а ежели правду молвят? Тогда також погано.

- Слезайте, да Никола вас проводит до сотника, там кумекать станут.

Сотнику объяснять ничего не пришлось - он сразу отправил к полковнику Александову, а тот уже расспросил их пристрастно:

- Где поджигал сей ворог?

- В Немецкой, прямо рядом с "Кёниксбергом".

- Ведомо место сие. А ещё?

- На соседской улице - Новожиловской, а затем дальше. Захватили мы его на Спасском проулке.

- Повинился ли?

- Молчал как сыч, а битьём забоялись убить. 

- А что в остальной Москве деется?

- Подмётные письма по всей Москве развешаны, народ неистовствует. Да вот же уж и пришли. Эти лучше нас знают что там в письмах-то...

А народ требовал себе на растерзание и Милославского и Ртищева и купчин богатых которых весь город ненавидел и боялся. Всем ведомый Шорин Васька притеснял соперников нещадно, а когда в "грамотке возмутительной" прописали, что Васька монету воровскую чеканит, да полячишкам продался - никто и сомневаться не стал.

- Ну что бояре, дворяне и люд честной - што делать будем с сиими бунташниками? Немало народ требует! Головой выдать им не растерзание тестя мово, да Ртищева, да Ваську Шорина в сыск объявить, а отыскав порешить негодника... 

- Государь, прикажи утихомирить смутьянов! Вот стрельцы готовы!

- Разгоните толпу этих, а дале? Что дале? Всех недовольных сыскивать, за кажным стрельца послать? Разнесут заразу бунташную по государству Россейскому... советнички мне приискались. Ну чего народ точно требует? Выспросили?

Вперёд выступил Прокофий Кузьмич Елизаров, думный боярин, голова Земского приказа.

- Медные деньги требуют отменить, государь! Слух пошёл, что деньги медные нам по наущению поляков Ртищев вменил, а сейчас, якобы, отложился от тя и к полякам перекинуться готов.

- Ну, что молвишь, Фёдор Михалыч? К полячишкам негодным намылился?

Ртищев бледный как стена был полунем, и вроде бы сказал что-то, да сбивчиво...

- Как советы давать - горазды вы были с Нащокиным. Насмотрелся Афонька в Европах "монетных чудес" мозги себе и тебе свернул. Ответствуй теперь народу! Поди! Оне тебя на руках щас качать будут.

- Позволь ступать, Государь? - обречённо промолвил Ртищев, уже прощаясь с жизнью.

- Куда собрался? Дурак человек - кашу заварил и теперь решил на пол-путе царя брось её расхлёбывать? Ты нам медные деньги приволок - тебе и разгребать сии конюшни Авгиевы. И Нащокина тож - больно умного - заставлю. А к народу сам пойду.

- Государь! Дозволь слово молвить? - в покои, где Алексей Михайлович собрал свой двор вошёл с докладом полковник Александров.

- Реки, Фёдор.

- Нарочные с Москвы прибыли, говорят палят город злокозненные людишки.

Все разом охнули - пришла беда, отворяй ворота! Всем был памятен пожар после Соляного бунта, когда назло властям бунтовщики весь город запалили.

- Разорят столен-град, сволочьё! Немедля отрядить ездовые стрелецкие сотни в город! Головой отвечаешь, Лутохин - разумей! Кончилися шутейки - сгорит Москва - твоя вина!

Царь подошёл к столу на котором лежали бумаги и книги, взял в руки скипетр - нашёл глазами Ваську Никитина, и сделал ему два жеста которые означали Подай шапку Мономаха" и "Следуй за мной" и обратился к своему двору:

- Вот что я решил: выйду к народу, а со мной пойдут только Александров и Головленкин со своими стрельцами.

- Дозволь и мне государь? - вызвался Фёдор Ртищев.

- Желешь чтобы тебя на моих глазах растерзали? Кто знает - как увидят тебя так и взбеленятся и стрельцов не убоятся. Не того хочу, чтобы кровь пролилась - сиди уж в тереме.

Двор проводил царя до крыльца, но на крылец не вышел - Алексей Михайлович же, сотоварищи, двинулись до народа. Навстречу им выдвинулись выборные. Подходящему царю они отвесили земной поклон, а шапки уже заломлены были давно, ещё на пороге заповедного парка.

- Чего народ требовать от царя изволит?

- Милости просим, Государь-батюшка, выслушай нас смиренных.

- Не больно-то смиренны, зрю как ретивое играет. Ну да ладно, люди уважаемые, идём к народу ближе.

Посланники от толпы растерялись. Не ждали, что царь до народа дойдёт.

Стрельцы приняли бердыши наизготовку - и видно было что оружие у них совсем не парадное - случись что начнут подданных шинковать и не замедлят. Выдвинулись почти вплотную к воротам - остановившись в нескольких саженях.

Народ напирал на тех стрельцов, что стояли снаружи ворот - но не со зла - любопытные сзади поддавливали.

- Божиею милостию Великий Государь, Царь и Великий князь Алексей Михайлович всея Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержец  и многих государств и земель восточных и западных отечичных и дедичных наследник, государь и обладатель! - возгласил Васька Никитин вышколенный титулы и регалии произносить чуть не на одном дыхании.

Народ (по крайней мере первые ряды, кто расслышал) "пал ниц" - точнее попробовали это сделать, но за многолюдством это сделать решительно не было возможности.

- Народ выбрал представителей - и Мы, Царь Всея Руси готовы заслушать речи. Сподобьтесь изложить верно и сколь можно пространно чаяния народа нашего верноподданного, православного.

- Царь-батюшка, не вели казнить, люди мы не велеречивые, а здесь токмо потому что сил нету больше терпеть утеснения отовсюду! Стоном великим народ твой стенает, а облегчения тяготы нет никакой, только волки лютые терзают стадо твоё.

- Кто волки сии?

- Ведомо нам стало царь-батюшка, защитник православный, што Илья Милославский с поляком сносится, чтобы навести на нас сего ворога, а вослед ему и Шорин Васька и Ртищев Фёдор, особенно. Сии волки и повинны в измене и ковах супротив Отечества и порядков наших. Суда желаем над ними праведного, строгого и скорого.

- Чем же повинны в измене, есть ли верный слух или же грамотным подмётным народ мой верит? Много раз и в боях и в делах доказывали оне верность свою, как же теперь отрешу я их?

- Ведомо нам что Илья Милославский воровскую монету чеканит, а тот же Фёдор  Ртищев с ним, корысти ради, медную монету государю наущил принять. Вот же и немцы нам козни строят, и монета, что у немцев англицких изъята была - Милославским начеканена! А Ртищев в том пособник! Супротив наших купчин Ртищев иноземцев пускает, и Милославский поблажки им даёт - ни налога ни мыта оне не плаят. А потому изменники оне - и Милославский и Ртищев! На сём стоим, и просим государя облегчения участи, бо не в силах нести бремена неудобоносимые!

- Царское слово вам даём, о монете медной - отменим её ход так скоро как только Бог судит сделать то. Однакож то знать надо, что дело такое скорым не будет. Про Ваську Шорина и других воровских купчин - строгий суд не замедлит. А поклёп на Милославского Илью Данилыча - нашего ближнего и тестя и сподручника не примем облыжно. Ежели кто знает что воровское за ём - не отрекаемся принять вину его на суд. А буде виновен окажется - не помилую, но крови ни его ни Ртищева Фёдора не пролью, хоть бы они и сильно повинны были. Разве что за измене вере нашей праотеческой, но то вряд ли за ымя числится. Честному же люду облегчение Мы царь Всея Руси всегда доставить стараемся, и на том стоим! Народу же заповедуем жить мирно и безобразий не чинить, поелику стало нам известно, что негодные люди жгут Москву на поживу себе, на горе нам. Посему велю расходиться по домам и лавкам весь честной, богобойный люд. Люд же негодный, бунташный спуску не получит, а кто повинен в чём - вдвое строже спрос будет, поелику на народном возмущении всем нам горе великое учинить желали. Молите Всевышнего и Сына Его Иисуса Христа Спасителя нашего за благоденствие земель наших и всего народа.

Степенно и важно царь удалился, а народ отхлынул от заветных рубежей царёвой вотчины. Впечатлённые выходом царя люди старались расспросить тех, кто стоял рядом. Очень скоро тех из выборных, кто входил к царю растащили по большим ватагам людей и они рассказывали о том что произошло, кто да что сказал. Постепенно толпа людей двинулась обратно в город.

А над Москвой там и здесь виднелся чёрный дым. Это была не сизая дымка от печных труб, это горели подворья и народ увидев это ринулся обратно - особенно те, кому было что терять.

На рысях прошли две сотни Стременного приказа во главе с самим головой Юрием Лутохиным.

Однако навстречу возвращающимся от царя людям всё ещё шёл поток тех, кто шёл из города. Кто-то останавливался и выслушивал новость о царской милости, кто-то всё равно шёл дальше. Постепенно народ стал всё более и более сходить с тракта обходя встречные толпы по обочине.

Когда из города повалили люди вооружённые чем попало и как попало обстановка стала накаляться. Люди разогретые мятежом и недавними погромами, в которых они участвовали пока честной люд ходил к царю, шли в Коломенское уже не просить милости, а требовать возмездия. А кто-то шёл крушить. Сначала возвращающиеся колебались и смущались решимостью настоящих бунтовщиков, а затем стали постепенно приходить в ярость узнав, что те попросту грабили город. Злобно провожая взглядами головорезов многие не останавливались на том - и над трактом стоял хай.

Пять сотен стрельцов Восьмого приказа Тимофея Полтева выдвинулись в город спешным маршем уже спустя полчаса после того как всё закончилось. В городе творилось неладное и стрельцы поспешали. Сам Тимофей Матвеевич задерживался у государя, поэтому сотни вёл полуполковник Еремей Моховской.

- Прибавим шагу, молодцы!

Не доходя полпути до ворот Ерёма остановился привстал на стременах. Он глазам своим не верил - навстречи шли уже не горожане, а разбойничьи ватаги - кто с вилами, кто и топорами, а кто и самые настоящие пики нес.

- Стрельцы, сто-о-ой!

Колонна дрогнула, сбилась с шага, задние не слышавшие приказа, пока его не переповторили шереножные урядники стали наталкиваться на остановившихся впереди.

- Воровское отродье! На нас идут с оружьем? - как бы не веря своим глазам и убеждая себя словами сказал Моховской.

- Еремей Гаврилыч, разворачиваться будем? - спросил подъехавший сотник Еглай Туменов.

- Стрельцы! Боевой сбор играй!

Сиповщики сыграли боевую тревогу и сигнал на боевое построение. Тотчас стрелецкое войско стало разворачиваться в трёхшереножную линию.

- Бердыша наизготвку!

Среди тех, кто возвращался от царя раздались вопли, люди стали разбегаться. Те же кто шли к царёву дворцу, наоборот, стали вопить, завидев врага.

Оранжевая линия сформировашаяся буквально на глазах у бунтовщиков заставила кого-то образумиться и повернуть вспять, но большая часть стали горячиться и звереть. Масса из трёх тысяч человек против пятиста стрельцов казалась им могучей силой, тем более что по Ордынке прибывали всё новые и новые погромщики, придавая мятежникам уверенности.

Моховской с тревогой вглядывался вдаль и не мог понять - Стременной приказ прошедший раньше на рысях - то ли проскочил в город, то ли побит.

- Еглай, зри, не увидишь ли впереди сечи какой? Стременные, как мыслишь, прошли в город?

- Прошли конечно. Если бы эти их бить начали, то верно уже озверевшие были бы. С мирными-то что делать?

- Сами разбегутся. Уже разбежались многие. Кто там заводила видишь? Застрельщики на виду, а вот кто атаманит? Как почнут, так и не поймём.

Линия была невелика протяжённостью не более трёхсот саженей, и её легко можно было бы обойти сторонами, окружить, да только стрельцы такого шанса никому бы не дали.

- Братцы, оружных бьём, безоружных гоним, а заводил хватаем! С Богом, молодцы!

Моховской объехал всю линию наказав стрельцам примерно одно и то же, и выехал перед линией навстречу мятежному люду.

- Добром прошу разойтись по домам с миром.

В полуполковника полетели камни, а от проклятий задрожал воздух.

- Кто Бога боится уйди пока не поздно!

Меж ними было саженей тридцать и скоро некоторые камни стали почти  достигать цели. Лошадь под полуполковником забеспокоилась и он отъехал назад.

- Москва горит, батюшка! Почнём!

- Играй боевую трель!

Линия дрогнула и двинулась вперёд.

- Держать строй!

Где-то позади показались красный кафтаны александровцев, и это придало духу Восьмому приказу. Колонна александровцев поначалу двигалась размеренно, но видно уразумев что присходит заметно прибавили шаг и пыль подняли столбом.

- Наши идут! - пронеслось по строю, и в то же время мятежнники сорвались с места бросившись вперёд. Ражие, со сверкающими в боевом азарте глазами они чаяли легко прорвать стрелецкий строй, но бердыш слишком страшное оружие котрое при ближайшем рассмотрении сбивает спесь с любого сорви-головы.

- Бросай оружия! - пытался кричать Моховской, но без толку.

Наконец где-то толпа и строй соприкоснулись и началась сеча короткая, но свирепая. Полуполковник насчитал уже трёх своих поверженных бойцов, когда толпу наконец обратили в бегство коротким яростным броском вперёд. Побитых же горожан было не счесть.

Наконец и александровсий приказ достиг их и красные кафтаны тоже замелькали среди товарищей и Моховской больше не наблюдал за боем, а пришпорил коня и врубился в самую людскую гущу.

Протазан в руках полуполковника мог быть смертоносным орудием, но бегущих было не разобрать, кто вооружён, кто нет, и он лупцевал всех лезвием плашмя, стараясь просто сбить с ног. Многих он сбил конём, кого-то заставил споткнуться одной лишь угрозой удара.

Внезапно впереди показалась небольшая ватага которая никуда не бежала. Наоборот она останавливала людей и что-то кричала остальным, унимая панику отступающих мятежников.

Остановив коня Еремей Гаврилович выхватил пистолет из седельной сумки, бросил щепотку пороха на полку и выстрелил. Пуля ушла чуть выше, заставив ватагу дрогнуть, а когда он достал второй пистолет лица их побледнели от ярости. Взведён курок, порох на полке... Прицеливаясь в самого здорового бунтовщика Моховской почувствовал как его кто-то ухватил за ногу и сильно дернул. Грохнул второй выстрел и в облаке дыма он окончательно перестал видеть врага, но тут ногу из стремени вырвали, ему самому чем-то засадили в ухо и он грянул наземь с коня, успев только сообразить, что слишком оторвался от своих стрельцов.

Кто-то вскочил к седло его коня и, всё что он увидел это камзол немецкого кроя.

- Жив? - подскочил к нему Еглай Туменов.

- Жив, да не цел похоже. Руку вывихнул.

Увидев, что верхового стрельца сбили, ватажные рванули к ним расталкивая всех на своём пути. Вооружены они были вилами и топорами, но от того не становилось легче - до стрельцов было сорок саженей, а до них хорошо если двадцать.

Туменов что-то крикнул по-татарски и ухватил командира за перевязь.

- Держись, коли можешь, боюсь лопнет перевязь, - и, развернув коня, пришпорил его.

Ватага почуявшая было добычу и кровавую потеху только зубами клацнула, и разбойники взвыли голодными волками, оставшись ни с чем.

Повернув к стрельцам татарин скакал встречь потоку убегавших и всё-таки на кого-то налетел и перевязь лопнула, но подбежали служивые, и Моховской оказался в безопасности.

Тем временем примчался уже и полковник Полтев с полусотней ездовых стрельцов. Скоро мятежных загнали в Москву-реку, кого посеча, а кого полоня.

Продолжение следует.

==========

Охолонись - буквально "остынь".

 Деньги подлые - фальшивые

Потешная клеть - клетка в которой возили пленников на показ всему городу. такие клети были в 1-м Стременном приказе, а тек же в 3-м и 8-ом приказе.

Хамский мост - вёл их "Хамов" (впоследствии Хамовнников) в Замоскворечье. Хамами или хомами назывались льняные ткани, а в этой части города как раз и было льно-прядильное и сукновальное производство.

Мыта они не платят - т.е. не платят ввозной пошлины.

Сиповщики - флейтисты. Флейты стрельцов скорее напоминали свистки, и были отлично слышны.