Царь-батюшка Алексей Михайлович мог государевы заботы забросить коли на него нападал "охотничий дух". Медный бунт надолго царю этот дух отшиб, но уже по первым жёлтым листочкам на деревьях становилось понятно - скоро Алексея Михайловича охватит охотничий угар, который тем ядрёней станет чем дольше царь полёта соколов не наблюдал. А уж когда полетят птичьи стаи на юг - тогда и удержать царя от охотничего ража не могла ни война ни моровая язва.
- Эх, Гришка, отпускаю тебя что сокольник сокола - вернёшься ль? - с горечью сказал Тимофей Матвеевич Полтев, последний раз оглядывая своего новика. - А ведь развернулись бы - лучшим бы соделали Осьмой приказ!
Ещё в первую встречу с полковником Гришка был равен Полтеву ростом, только лишь тощ был. Теперь же на казённых харчах он уже не только в рост ударился, но и мясо на кость брал, да так, что бережёный первый кафтан уже и не сходился по спине.
- Вернусь! По чести слово даю. Осьмой приказ для меня што дом роднЫй - нигде не было того чтоб я так жил с тех пор как с батькой меня смерть разлучила. А вы, Тимофей Матвеич мне што отец - на путь поставили, да до самого царя довели.
- Ну сей час главное царя потешь - бей без промаха.
- Бог даст и чёрта стрелим.
Гришка подготовился к царёвой охоте исключительно. Он не только пули отлил с особым тщанием, но и на аптекарских весах их "уровнял" сточив с перетяжелённых лишние доли грамма. Порох он не только приготовил самостоятельно, но и каждый компонент лично "в кондицию приводил" - серу на торге выбирал, "горюч-камень" - селитру молол и весил, а уголь берёзовый самолично пережёг, да на зуб попробовал - как то наставление по огневому бою его учило. Из бумаги сделал патронные заряды - всё точно взвесил, и аккуратно в футляры берендейки упрятал. Кроме того и ствол своей пищали он укоротил на две пяди, а цевьё укоротил и утончил сколько мог - всё для облегчения, чтобы стрелять без сошки и бердыша.
Но самое главное его достижение было совсем не в том. На калмыцком подворье с Еглаем Туменовым они на приказные деньги сыскали Гришке резвого гнедого конька. И хотя наставление испанца ясно учило - для драгунских частей брать лошадей светлой масти, которые не так горячи, остойчивы, но тут Гришка себя пересилить не мог - как учил его батька лошадей выбирать так и выбрал. А Еглай Туменов только языком щёлкнул увидев Гришкиного избранника.
- Скор не будет, да вынослив.
- Орликом прозову - и скор будет тож. Да только пуля скорее всёж - кого конь не настигнет того пулей зашибу.
Каждый день Гришка выезжал в Замоскворечье "на пальбу". Бывало что до урочного часа, когда следовало быть в Тайном Приказе Гришка до сорока выстрелов делал - правда без пуль - щадил пищаль. В Замоскворечье же он нашёл мальчонку, который с Орликом управиться помог. Пока Гришка палил издали Малой прикармливал Орлика хлебом да морковкой. Через неделю Гришка уже сделал первый выстрел из седла. Орлик насколько привык, что только прядал ушами, и лишь слегка пританцовывал.
- Дядько Григорий, а ты будешь по чуркам-то разить? А то всё гольным стрелом бабахаешь.
- Скоро, скоро начнём и свинец изводить...
К тому дню когда Алексей Михайлович первую службу Трифону отслужил Гришка уже уверенно бил из седла на шестьдесят шагов.
- Ну, Григорий, готов перед очи царские предстать? Не страшно?
- Предстать не страшно, страшно опростоволоситься... Но я уж постараюсь не сплошать. Всё первостатейно приуготовил.
Полтев оглядел Гришку с головы до пят и удовлетворившись видом новика, махнул рукой "неча тянуть, поехали!"
Царь к тому времени отслужил заутреню, распорядился дьякам смотреть за государевыми делами и уехал на Соколиную гору с целой кавалькадой карет и всадников.
- Богаты ли нёба птицею сего дня?
- Вельми изобильны, государь! - Афанасий Матюшкин, лично осматривавший поля накануне, предвкушал полный успех. Тем более что осенний лёт птиц был не за горами, и птицы в этот урожайный год было много. Утки отяжелели от изобилья, а это означало, что и промашек будет немного.
- Лютяй сё дня готов бить, не болен, не вял?
- Зело борз сё дня Лютяй - ждёт, наручь терзает!
- Добре!
Царь впервые за почти полгода взял с собой царевича Алексея - последний раз наследник был на весенней охоте, когда ещё снег и не думал сходить, и теперь уже заинтересованно выглядывал из кареты. Верхом ему ехать не дозволяли - боялись зашибётся - тем более, когда вся лавина блистательной кавалерии неслась по полю и его смирная лошадка могла увлечься и сорваться в аллюр. Да и сам царевич ездил не бережась, красуясь по малолетству.
Сотники Восьмого приказа уже были на поле с царём - вся процессия отошла от потешного дворца на пару вёрст - встав на самом бойком месте - где простор во все стороны.
- Ну Афанас, цапель поднимай! Почнём с Лютяя!
Лютяй крупный кречет - царь всех ловчих птиц - был пятимытным опытным бойцом. Его привезли с Севера, да не просто дикомытом, а с сокольничьим Стенькой Беломорским, который его "с гнезда снял". Известное дело, что коль птенец увидит первое живое существо раскрыв зени - так навек тому родным становится. Потому Лютяй сочетал в себе и злость дикого сокола и верность "гнездового". Сенька же был вольный помор, который пользовался своим положением иногда слишком борзо - оттого бывал и бит батогами не раз. Но за битого двух небитых дают, а за Лютяя ему вообще всё спускали.
Начинали всегда с цапли и Лютяя - по ним было понятно задастся охота алиже нет.
Кречет и в самом деле был лют - он быстро "взял верхи" и теперь зорко выслеживал добычу. Матюшин дал рожок, ему вторили ещё раз или два с конца поля и с озера и отуда подняли цаплю. Огненные дымные стрелы напугали большую неповоротливую птицу и она полетела прямо на ждущих её в поле охотников.
- Высокий верх взял Лютяй, а цапля -то низко пошла. Кабы не разбился... - с тревогой сказал Богдан Хитрово.
- Не бывать тому! - уверенно сказал царь, хотя видно было, что переживает за любимца. Не так давно другой его любимец Ширяй вдарился так вот оземь, и хотя и выжил, но всё равно толку с него больше не было - оправившись он скоро улетел и более его не видели - хотя обыскали все окрестности.
Цапля опасный противник даже для крупного кречета. Опрокидываясь на спину в полёте и выставляя свой клюв навстречу опасности она способна сразить мелкого обидчика или покалечить даже и крупного, а если сокол уклонится от клюва, то и промахнуться может - а летя камнем с небес не так просто спастись на высоте, где летят цапли.
Лютяй заметил цаплю издали, но словно добыча была не по нему - продолжал кружить. Только опытный глаз мог различить, что полёт его изменился - он выцеливал жертву.
- Ставка! Ставка! - закричал царь обрадовавшись тому что сокол начал атаку. Свита ему вторила, но не так громко.
Цапля летела чуть наискось - уходя в сторону от охотников, но её было прекрасно видно. Она отяжелела он утренней охоты на лягушек и сейчас шла квёло. Тем не менее то ли услышав лёт сокола то ли увидев внизу в стороне людей она сделала поворот влево, и словно пытаясь укрыться стала крыльями пластать к земле.
Удар кречета чудовищной силы, его бадаги - крепкие ударные пальцы с ужасными когтями, порой перебивавшие хребты животным, для птиц при точном ударе всегда смертельны, но всёж и не всякий кречет пойдёт так просто на разящий клюв цапли.
Лютяй нёсся на жертву со скоростью пушечного ядра - цапля в последние мгновения перевернулась, и распрямив зигзаг своей шеи копьём вытянула её навстречу врагу.
Удар, сшибка и два камня разлетелись в разные стороны, но один вскоре расправил крылья и остановился недалеко от земли, а другой - то была цапля - мешком упал на землю, беспорядочно трепеща крыльями то ли в агонии, то ли просто от потока воздуха.
- Ломил цапле крыло!
- И брюхо распорол!
- Да нет! В шею бил - отличный зачин охоты!
Кречет взмыл в небо невысоко, словно оглядев закопошившихся людей - и споро ринулся в рощу, опьянённый победой. Во весь опор за ним припустил Сенька Беломорцев, с ватагой подручных.
- Ай да Лютяй! Ай да краса! Не зря за него персидский шах в ножки кланялся, восхищался.
Ловчий Митрофан Стешнев соскочил с коня подле цапли, поднял останки птицы, и показывая всем закричал:
- Распор от грудки до гузна и левое крыло ломлено - на одной жиле висит!
- Вот что значит Лютяй! - загомонила толпа бояр дворян и служилых людей.
- В пух и перья разнёс цапельку-то!
- Не даром - Лютяй!
Время соколиной победы - лучшее время просить царя о чём хочешь. Сколько раз по милости уже острожников и пленников на волю выпускал по "соколиным ходатайствам", сколько раз уже купцы право беспошлинно торговать начинали только за похвальбу соколов царских.
Но в этот раз похвальбу Лютяя прервал Полтев своею похвальбой:
- Што Лютяй? Боевая птица, а у меня вона какой соколик в приказе есть - молодой да ранний! Дозволь царь-батюшка с Лютяем его уравнять, да Лютяя славой побить?!
- Не мочно, Тимофей, Лютяя славой побить! Видал ли как он цаплю с нёба съял?
- Немедля лутше распотрошит любого гуся ли, утицу ли - пулей собьёт - не дробом!
- Кто же сей соколыш? Яви нам!
Тут Полтев махнул Гришке и он предстал пред царём и свитой на своём гнедом Орлике, да в парадном кафтане.
- Гришка, боевой новик - вестимо! - обрадовался царь, увидев своего молодого знакомца. - Ну что вельможные - сравняем Лютяя с Гришаем? Кто из сих соколов глазом острее, да когтём смертоносней?
- Сравняем, государь! - почти в хор ответили царёвы соохотники.
- Какую цель назначим новику? Может ты, Фёдор Михалыч пособишь, да назовёшь? - обратился царь к Ртищеву.
Гришку тут пробила испарина, а нос разом дал ослабон и Гришка удивляясь себе шмыгнул раз-другой.
Ртищев не особо раздумывал и попросил гуся. Крупный, медленный, надёжный - Гришка наверняка справится...
- Афанас, удружи - есть гуси у тебя на примете?
- Этого добра, Бог миловал, много! Хоть клин можно поднять.
- Готов Гришай?
- Давно готов, государь - прикажи только! - сказал Гришка, но голос его неожиданно дрогнул.
- Добре! Подымай гусей Афанасий, почнём.
Главный ловчий дал два рожка и его люди повторили сигнал за ним.
Гусей тоже поднимали с озера и тоже теми же дымными стрелами выводили на охотников. Здоровый, матёрый гусак пошёл было в сторону, но него пугнули и он свернул пойдя чуть не прямо на "засаду". Однако он был хотя и низко, но далеко от них, когда, заметив верховых стал отворачивать в сторону.
- Когда же с коня сойдёт - не успеет же прицелить!
- Эх-ма! Упустишь гусака, слезай, да пали!
Гришка на удивление всех дал Орлику шпор, и пустил его наперерез птице. Всадники одни припустили за ним, но боясь помешать, припустили не прытко, а другие наблюдали вместе с царём - который спокойно опустил поводья и гадал что ж будет далее.
Внезапно Орлик Гришки встал как вкопанный, а стрелец вскинул пищаль, с секунду провожал гуся и выпалил.
Гусак кувыркнулся в воздухе и свалился в стапятидесяти шагах от Гришки. Митрофан Стешнев во весь опор махнул за добычей, нагнувшись с седла, хватил гусака за голову и приволок пред очи царя. Тут же подъехал и Гришка. Ошалелая конная свита наперебой поздравляли его, царя, друг друга и в удивлении не знали не меры, ни удержу. Лютяя и цаплю забыли, удивляясь как Гришкина пуля буквально выпотрошила гусака.
- Весь хребёт ему изломал! Аккурат от гузна до шеи распластал, ажно кишки во все стороны.
- А конь-то! Конь-то до чего хорош! Как стойко встал - как вкопанный!
- Ну, Гришай - воистину великий день ты мне соделал в сей час! Драгунским боем свалить гусака даж - это ж чудо из чудес! Сколь там? Сто шагов было? Боле? Качай его братцы!
Сотники Восьмого приказа и царёвы стольники стащили Гришку с коня и стали подкидывать в воздух каждый раз крича "Ура!", с него мигом слетела шапка, а следом и кафтан расстегнулся.
- Соравняли мы Лютяя и Гришая, что в книгу писать будем? Кто победитель? - наигранно вопрошал царь. Всем ясно было, что ответ будет:
- Гриша-а-а-й! Ура!
Полтев подошёл к Гришке, когда его спустили наконец на землю, обнял расцеловал и обратился к царю.
- Вот, царь-батюшка, какого соколика ты меня лишаешь в пользу Ртищева, да Ордина-Нащокина. Как после того их ворами не кликать? Ведь свели со двора не новика отнюдь, а почитай сына родного.
- Ничего Тимофей Матвеич - берут новика - вернут сотника! - царь подмигнул Гришке. - Не будешь в накладе! А и виру с них бери - с обоих - да обильную.
- Готов любую виру дать за такого стрельца! - тут же нашёлся Ртищев, да и Афанасий Лаврентич тоже раскошелится.
- А и приказ твой из восьми сотен до дюжины доведём да полуполковника ещё место соделаем, - добавил царь.
Гришка цвёл и принимал поздравления совершенно незнакомых людей, всё тёрлись к нему - понятно было что Гришка теперь в фаворе.
- Научишь меня так палить, - подошёл царевич Алексей, заглядывая на Гришку удивительным взглядом. Малорослый ещё он уже был удивительно властен и царственен.
- Обязательным порядком, царевич Алексей!
Угомонялись долго. А там и направились к обеду, задумав после того ещё выйти на охоту.
- Ну как Гришаня, живой от объятий? Не переломали тебе руки ноги? - спросил Полтев.
- Живой. Но кажется, что дух мой подъисточился. Перетрухнул я перед стрельбой, но свезло - цель лёгкая была.
- Лёгкая?!!
- Ну да, чего уж проще-то? Это вы ему в бок смотрели, а я то под самое гузно подскочил. Я больше осечки боялся, ведь пока курок взведёшь - уйдёт... Всё одно что в неподвижную колобаху пулять. Да и расстояние это для меня уж свычное. Да конь не подвёл - стоял не шелохаясь. Мне просто свезло.
- Это не свезло. Это тебе Вышний за настойчивость путь торит. Усердие Богу ведомо, усердие Он любит и благословляет, а готов ты был выше всяких похвал - вот и гусь как тебе надо пошёл. Видать путь тебе в Англицкое царство.
Во дворце уже готовили бедолагу гуся, не сумевшего улизнуть от гришкиной пули и когда вся процессия чинно въехала во двор, да расположилась в трапезной зале - гусь зарумяненый готов был предстать на столе царя.
Алексей Михайлович был настолько благодушен, что бывший при нём посол шаха Аббаса выпросил своему государю двух кречетов, и сверх того ястребков, да канюков несколько. Он даже шаха назвал братом, намекая на тяжесть шахской короны и бремя отвественности за народ перед Богом.
- Шёлковыми реками будут реки Руси - не станем впредь через Турцию торг вести! - клялся посол, чрезвычайно довольный щедротами царя.
Тут же Алексею Михайловичу принесли нарядный лист на воеводство в Тюмени, ратуя за Павлова Михаил Данилович, который заступил на должность воеводы, да царём назначен ещё не был.
- Хорош начальник сей?
- Зело хорош - врага побил, бунташников на корню давит, да под власть Москвы заводит всех бесермен, к миру заставляет. За малым только не ровня лучшим царёвым слугам, а со временем и лучшим себя покажет!
- Быть по сему! Токмо пущай грамотки шлёт точные да частые, что да как проделывают врази наши, чтобы мы во нужно время укорот успевали чинить. А стольники мои Михайле Даниловичу пущай царёву шубу наладят - как задаток за службу верную - да с наказом, чтобы люд берёг и не превозносился - он мой, царёв человек!
- Как велишь, царь-батюшка! По слову твоему всё и будет!
Царь взял грамотку наряда, принял у стольника письменный прибор и прямо здесь за обеденным столом начертал: "Читано лета 7170, августа 27, на большой охоте пополудни и велено быть посему!"
Стольники послушно кивнули, взяли челобитчика с собой и пошли в задние комнаты составлять грамоты да отписки. Им предстояло сверстать подорожные грамоты, царёвы подарки новому воеводе да наказы, которые в таком случае обязывали делать всем вступающим в должность под царёвой рукой.
- Главу гусёву не едят - посему - царю шею! - стал балагурить Алексей Михайлович. - Гришаю - ногу да крыло - далеко пойдёт, ещё дальше полетит сокол наш. Ну а огузок казначею надобно - он всегда самые жирные места у нас мает!
- Ну что Гришка, побил ты сегодня Лютяя?
- Как есть побил, Фёдор Иванович.
- А у меня для тебя весточка да хорошая, - Шаховской улыбнулся. - Немецкая слобода уже вовсю трепет что ты ворёнок и к государевой казне приценинваешься. Так-то!
- Растрепал-таки Илюха... Эх...
- Да не... он верно только Груньке своей сказал. Сильно расстроенный был твоим таким заходом. А вот Грунька - та да! Растрепала. А мы ей сильно помогли. У нас ведь в Немецкой уже есть несколько своих людей. Прям в "Кёниксбереге" разговор завели громогласный - вплоть до мордобоя - по твою душу толковали. Сошлись на том, что ты человек с тёмным прошлом и проходимец готовый пригреться на груди царя. Мысль моя верной оказалась.
- Что ж далльше будет-то?
- А дальше ты поедешь в Англию с посольством, а слава твоя поедет впереди тебя. И вот в Англии-то к тебе прилепят соглядатаем, да подходы к тебе искать будут как на свою сторону перетянуть, да своим лазутным человеком сделать. Подыгрывай им, как я тебе и говорил.
- Сдюжу ли таку лямку тянуть?
- Не только сдюжишь, но и хорошо тянуть будешь. А потом тебе и понравится. Но главное соколик - не промахивайся!
- Как же ж не промахнуться когда впервой что делаешь?
- А как ты сего дня не промахнулся?
- Я же готовился...
- Какие ещё тебе ответы нужны? Готовься, Григорий, готовься. Трудно будет, но и дух захватывать у тебя случится не раз. Ажно завидую тебе!
Продолжение следует.
==========
Трифон - святой, считается покровителем соколиной охоты.
Пятимытный - то есть линявший пять раз. "Мыт"- в данном случае линька.
Дикомыт - пойманный в природе в молодом или во взрослом возрасте. "Мыт" в данном случае синоним слова "взять".
Ставка - момент в который сокол сделал выбор жертвы для атаки и начал её.
Оценили 13 человек
22 кармы