1663. Беда за бедою

17 июня торжественно, с помпой в Нежин прибыло посольство Велико-Гагина, став лагерем подле лагеря Брюховецкого. Сомко, прибывшего встретить князя, продержали без приёма почти целый час. Немного более уважительно отнеслись к Золотаренко, который на правах гостеприимца хотел войти в княжий, посольский шатёр первым. Но Брюховецкий опередил его давным-давно встретившись с князем и следуя за ним по пятам. 

- Жаба одесную Гагина сидит! Тьфу! - сказал Золотаренко в сердцах, выйдя из шатра к Сомко. - Ну, брат, чую трудно нам будет этого беса сломить...

Они недолго поговорили пока подъячий не кликнул Якима Семёновича - посол ждёт!

Данила Короп хотел было войти вместе с тестем, но путь ему заступили оба рынды, что стояли при шатре.

- Стой! Куда прёшь! - без всяких церемоний один из них оттолкнул казака, да так сильно словно то был враг. Здоровый, дебелый детина был на голову выше Коропа, однако казак готов был броситься на него, чтобы пробиться внутрь. Только вот лицо стражника не выражало ни ненависти, ни злобы и Данила остыл. Одёрнув рубаху и поправив пояс он пробурчал "Ну и бiс с тобой!" и встал чуть поодаль.

Князь сидел на высокой скамье. Резная, украшенная позолотой она напоминала трон, а сам он смотрелся самозванцем. Сомко видал разных бояр - не больно-то много, но представление о них имел - потому и подивился несуразности, глуповатости князя. Любого из бояр-знакомцев можно было назвать чванливым, спесивым, подчас жестоким, но чтобы с первого взгляда кто-то из них выглядел как глупец и убожество?! Нет, Сомко такое видел впервые. Красно-чёрный бархат богатого посольского кафтана был подпоясан атласным, шитым золотом алым поясом турецкого султана. Повсюду на нём блистали каменья, золотые бляхи, а на пряжке кроваво-красно играли яхонты. Настроение князя было приподнятым - видно не чаял он таких подарков, что преподнесли ему от имени сечевой старшины. 

"Не жди добра!" - подумал Сомко, кланяясь князю.

Рядом с князем, на скамье поменьше, сидел Брюховецкий и хищно, торжествующе улыбался.

- Поклон великому Государю Алексею Михайловичу от меня снесите, князь-батюшка! - сказал Сомко отбив поклон в пояс. - Рад почести, оказанной казачеству и приветствую посла честного от имени людей своих переяславских и в который раз и до гроба подтверждаю клятву верности.

- Наслышан я о твоей верности, Сомко! Вчерась разве не твои люди бунташили в городе? Разве не они пограбили пол-Нежина и окрестностей! Всё знаю!

- Не было того, честной князь Даниил Степанович! Хоть Золотаренку спросите от кого Нежину злое притеснение случилось - мои же казаки и в город не ходили! Разве только вчера - когда и прибыли по приглашению Василя Никифорыча...

- Всё знаю! - князь вскочил на ноги, но слишком поспешно и его необъятное брюхо едва не увлекло его наземь. - Скоп учинили без причины, потом сказали, что кто-то вам бонбу бросил, и под сим предлогом надуманным ринулись тебя гетманом делать, да чуть только запорожский лагерь не раззорили! Вот она верность царю! Своеволие! Вот что это такое!

Сомко твёрдо встал посреди шатра, уверенный в своей правоте, но и московские люди и те немногие из казацкой старшины, что были в шатре смотрели на него неодобрительно.

- Сабля моя всегда честно служила вере православной, а когда Богдан Хмельниченка под сень православного Государя нас позвал - не колебался я! Что ж теперь? Враг я Государю что ль? Зря кровь проливал свою и братьев моих во славу Государя?

- Заслуг твоих никто тут не умаляет! - заорал князь. Но действия это не возымело. Он выглядел жалким и бессильным, но не понимал этого. - Заслуги твои не кроют твоего своеволья!

За спиной боярина поднялся высокий седоусый полковник, доселе державшийся в тени.

- Дозволь князь обнять своего побратима? Сколько битв с этим богатырём выиграно! - твёрдо и с несокрушимой уверенностью в голосе промолвил Аггей Шепелев.

- И чарочку Якиму Семёновичу поднесите! - громко и властно крикнул атаман Татарников.

Посол растерялся, он не знал гневаться ли или проявить милость - и Шепелева, и тем более Татарникова он опасался до дрожи в коленях. Шепелев сам по себе пугал его своей ледяной выдержкой, а про Татарникова всякое говорили...

И московские люди и сечевые Брюховецкого стали бубнить и шептаться, выражая неудовольствие и Велико-Гагин встал, распрядившись по слову Татарникова поднести Сомко чарку.

Шепелев и Сомко положили правую руку на плечо друг другу, крепко обнялись.

- Столько заслуг перед Всевышним у сего богатыря! Есть ли кто в сём шатре, кто мог бы его одолеть? Вот наш, родной Самсон, сокрушающий вразей играючи! С таким вера православная воссияет в Малой Руси непременно!

Шатёр князя был огромным - почти полста человек в нём легко умещалось. И едва ли десяток из них одобрительно кивнули в ответ на слова полковника. Остальные кто зло ощерился, кто насмешливо лыбился, а кто стоял полностью безучастным. Немцы и подавно держались особняком - им было не только непонятно происходящее, но и полностью безразлично. Брюховецкий сидел с видом  скучающего мудреца, вполглаза наблюдая за князем. Он был уверен - его влияние не перебить ни словами, ни поступками. Золото заграждает всякие уста.

- Ну что, Аггей, похристосовался с сим своевольником? - князь стоял подбоченясь, снисходительно и начальственно смотря на седоусого вояку. - Так что мне можно приступать к делу Государеву?

- Своевольник, говорите, князь? А я другое знаю... - хотел было возразить Шепелев, но шум среди присутствовавших стал нарастать, стали кричать "Ты кто таков?" "Поди прочь!", а князь, белея от злости приказал Шепелеву отойти в сторону. Сам он приблизился к входу, где стоял Сомко, за ним встали и подошли многие.

Сомко стоял как скала среди морских волн. Он был вровень с высокой горлатной шапкой боярина, выше последнего почти на две головы. Смотря насмешливо и снисходительно на тучного, потного и злого посла он словно гадал - не снести ли ему голову шашкой в один миг. Заодно бы и Брюховецкому шею побрить... А может просто руками, охватить толстую шею, да так чтобы глаза навыкат вывалились...

Атаман Татарников зашёл Велико-Гагину за спину, да негромко, чтобы слышал только князь Данил сказал:

- Вот ужо донесу Государю о деящемся - посмотрим кто тут своевольничает! Царь честно, по-своему решит!

- Своевольнник своевольника всегда выгораживать будет, - прошипел в ответ Велико-Гагин. - Сам своим почином на Азов ходил царя Михаила Фёдорыча с турским салтаном рассорил, теперь вот такого же выгораживать будешь?

- А ты почто турский пояс на себя - на посла царёва нацепил? Не зазорно перед честным людом да в царском деле с таким поясом стоять? За православных ты, аль за нехристей? - спросил в ответ Татрников, зло щурясь. Своим единственным глазом он сверкал словно вот-вот молнию в князя пустит.

В шатре было довольно светло - десятки свечей горели ярко, заливая всё своим светом, и вдруг неожиданно кто-то свалил один из светильников. Кто-то ругнулся по матушке, возникла небольшая свалка, и напряжение царившее в шатре немного спало. Этим воспользовался епископ Мефодий, вознеся свой посох и благословляя всех присутствующих он призвал к миру и покою.

- Мы пришли сюда полного гетмана избрать, а не спорить и собачиться. Вознесём Богу Отцу хвалу за то, чтобы земли православные процветали, да чтоб враг бежал от лица нашего, как бежали филистимляне, Господом поражаемы!

Мефодий говорил долго и велеречиво, пока не надоел и пока посол не прервал его повелительным взглядом. Дело пошло своим чередом, и Сомко выскользнул из шатра - все старались делать вид, что совершенно не замечают его. С ним вместе вышли и Татрников и Шепелев.

- Ну, Михал Иваныч, попали мы в гадюшник. По-своему Раду повернут эти... - Сомко крепко выругался.

- Надёжа одна - на Государя, Якимушко. Надобно так дело повернуть, чтобы не принял сей воровской Рады царь-батюшка. - Татарников обернулся к Шепелеву - Что скажешь, Аггей Лексеич?

- Без проку сие предприятие. Тебе, Яким след собрать людей и идти в Переяславль. Только худа себе тут наживёшь. Не видать тебе булавы - да и нужна ль она тебе? Кто силу в Левобережье держит - всё одно с тобой будут, а сечевые нехай сами по себе. И без булавы всем ведомо, что коль в битву итти, то с тобой разом. С Золотаренко помирились - вот это дело поважней сей Рады воровской.

Отошли от шатра, их густо облепили сомковы люди, разгорячённые обидой за своего гетмана. Толпа увеличивалась с минуты на минуту, когда же Данила Короп обернувшись до лагеря принёс бунчук поле перед шатром почернело от люда. Почти три тысячи человек явилось выкликать Якима Семёновича гетманом.

Григорий в это время валялся в полубреду. Сон был тяжёлый, болезненный. Жар вечером сваливший его с ног спал, уже не досаждал так сильно, но голова была тяжёлой, свинцовой. Рейтары, взявшие опеку над Григорием определили его к нежинскому торговому человеку - Тарасу Заровному, а тот и рад государева человека приветить. Когда же он узнал, что тот ещё и стрелецкий полуполковник, то обрадовался пуще прежнего - такой молодой в полуполковниках - значит родовитый, крепкий корнем.

- Ну что Гришка, будет сеча, может быть уж и не увидимся, - сказал Нестор Волк подавая Григорию чашу воды.

- Пошто сеча? Разве...

- И не спрашивай. Чуйка. Был сегодня в лагере запорожцев ранним утром. Лазутчиком проскользнул. Готовятся они к рубке словно с ворогами. Не все готовятся, а всёж когда свистопляска пойдёт - много голов буйных скатится.

- Тебе ли такому славному бойцу бояться?

- Смерть, Гришка не за горами - она за плечами. А когда бьют в спину и того ближе.

Горько усмехнувшись Нестор помедлил, и встал.

- Идти надо. Не поминай лихом, царёв слуга. Замолви там у царя-батюшки словечко за нас, да за сирот наших.

- Ох нехорошо ты говоришь, Нестор! Ох, не допускал бы ты кровопролития, да сам бы не лез туда.

Волк крепко, но осторожно обнял Григория.

- Идти надо. Тебе я подводу наладил и наказал в Москву отвезть. Главно в дороге не помри. Всё иду!

- Постой Нестор! Как в Москву?!!!

Но Волк лишь улыбнулся в ответ и вышел вон, затягивая кушак.

Тарас Заровный хлопотал во дворе, его жинка и дворовые девки собирали Григория в дальний путь снаряжая снедью, и обкладывая подводу тряпьём. Только он хотел вскочить и пуститься за Волком, как его уложили назад, грозя спеленать как кутёнка, если не прекратит вредить себе.

- Лягай хлопец! Не шалі!

Григорий хотел было вырваться, но сил не было, ещё немного и он лишится чувств.

Тем временем Рада началась и народ сходился к шатру московского посла со всех сторон. Три тысячи сомковских переяславцев и черниговцев Силича, были окружены золотаренковскими нежинцами, а вокруг них уже бушевало море голутьбы и запорожцев.

- Князь! Запорожцы к нам с оружьем стекаются! Негоже! - хмурил брови Золотаренко. - Разве был такой уговор? Разве не только московским полкам здесь позволено оружье иметь!

Велико-Гагин только махнул рукой Василию Никифоровичу, словно отмахиваясь от назойливой мухи. Он величаясь встал на помост, вознёсся надо толпой и приветсвовал её, а в ответ раздались зычные крики тысяч глоток и пальба. В этом гвалте послу казалось много славы и почёта царскому делу, но прошло время, а гул почти не стихал - толпа лишь распалялась.

Только когда глашатай стал на помост рядом с князем развернул грамоту и начал рвать глотку славословием с титулами толпа замерла, успокоилась. Глашатай читая грамоту с паузами давал другим бирючам повторить его слова - они стояли на малых помостах поодаль и кричали так, чтобы все кто стоял дальше тоже слышали слова царской грамоты, обращённые к казакам и мещанам Украины.

Четверть часа такого оглашения царёвой воли утомили голутьбу - они почти ничего не слышали, хотя бирючи повторяли слова царёвой грамоты как могли громко, разборчиво. Постепенно толпа стала гомонить - сначала тихо, затем громче и громче, а затем уже и те что стояли почти рядом с помостом князя перестали слышать.

- Гетьмана! Гетьмана давай! - всё громче и громче кричали задние ряды. - Гетьмана!

Князь нахмурил брови, попытался сделать величавый запретный жест, махнул рукой, но толпа поняла его ровно наоборот и гвалт поднялся невообразимый. Переяславцы пытались кричать призывая к порядку, нежинцы им вторили, но вразнобой, и всё это тонуло в гудеже и шуме голутьбы задних рядов.

- Хотите ли полным гетманом Якима Сомко? Полюбу ли?
Сомковы люди, нежинцы и черниговцы громко и почти совсем стройно гаркнули "Любо! Любо! Любо!!!", но запорожцы и иные стали орать "Геть! Геть!" и всё смешалось.

- Хотите ли полным гетманом Ивана Бруховецкого!

И вот тут толпа взвилась, громогласно вопя "Любо!!!" да так, что "Геть! Геть!" их соперников потонули как комариный писк в медвежьем рёве. Толпа ревела "Бруховецкий! Бруховецкий!" и распалалась напирая на нежинцев, отчего те пятились на сомковых переяславцев.

- Ах так, сучі діти! - крикнул Короп и попёр на помост, вздымая бунчук Сомко ещё выше, так чтобы все вокруг его видели. - Ось бунчук Канівського переможця!!!

Переяславцы подхватили его клич "Канівський переможець!!!"

- З нами Всевишній!!!! - кричал Короп и переяславцы, черниговцы и нежинцы вторили ему "З нами Бог!"

Люди Брюховецкого столкнули Коропа с помоста, но братцы закинули его назад, он вскарабкался лихо, ещё раз вознеся бунчук над толпой. На этот раз несколько казаков Сомко взгромоздилдись на край помоста рядом с Данилой и не давали его столкнуть. Вниз полетел сначала один подручный Брюховецкого, затем другой и они посыпались вниз как перезрелые груши. Московская рать кинулась на выручку бойцам Жабы, казаки Сомко, не желая с ними ссорится сгрудились вокруг Коропа упёрлись на краю помоста и вцепились друг в друга, окружив и защитив бунчужного.

Сомко стоял подле посла, несокрушимой глыбой. С другой стороны стоял спокойный и уверенный в своей победе Брюховецкий.

- Где твой бунчук Иван?

- Он він! Люди Сомка не пускають його сюди пронести!

Посол кивнул своим рындам, чтобы оставили Коропа в покое и повелительно посмотрел на Сомка.

- Не медля мига скажи своим разбойникам, чтобы они допустили бунчук кошевого Сечи досель!

- Нет у меня власти над разбойниками. Я власть над переяславским полком маю, а над Сечью нi... - ухмыльнулся Сомко.

- Ты понял всё! Прикажи людям своим!..

- Людям прикажу!

Сомко кивнул и его казаки нехотя стали расступаться.

Где-то в задних рядах началась потасовка, пару раз пальнули в воздух, толпа заволновалась. Напирая на нежинских казаков запорожцы жаждали драки с переяславцами. Оттирая хозяев Рады они столкнулись с крепкой сколоченной стеной переяславцев и пошла настоящая битва в которой было тесно всем и доставалось всем. Несмотря на численное превосходство запорожцы вдруг как-то просели, отошли, затем сильно подались назад, и в эту брешь устремились злые как черти черниговцы и переяславцы раздавая тумаки налево и направо. В горячке они и не заметили хитрости - и скоро западня захлопнулась и драка перешла в месиво, в безбожное избиение потерявших силу строя сомковцев. Уже давно брызнула первая кровь, но вот в ход пошли ножи, кто-то из запорожцев уже и саблей махал, правда больше пугая, чем круша.

- Смертоубийство прекратить! - орал с помоста Шепелев. Его зычный, ярый крик никого не остановил, не замедлил и тогда он махнул своим солдатам вытаскивать на помост пушки. Первый же выстрел из небольшого фальконета заряженного солью оглоушил толпу, заставил замереть, и хотя стреляли поверх голов, люди перепугались не на шутку.

- Ст-а-а-аять на месте! Смертоубийство прекратить! Царёво слово!

И новый залп фальконетами грянул в высь.

Переяславцев растащили в толпе. Кого-то выносили с поля без чувств, кого-то выволакивали под руки, а кого-то гнали тычками и тумаками, сломив сопротивление.

И вот перед глазами Сомко бушевало уже войско запорожцев и голутьбы, хищно щерясь на бесстрашного бойца.

- Забирай старшин і уматывай! - сказал Якиму Брюховецкий направив на него свою булаву полного гетмана. - Не буде тобі ні влади, ні честі!

- Такої честі мені не треба! А владу свою засунь собі в сраку... собака стара богданова.

Брюховецкий торжествовал и его толпа ликовала, но слова Сомко его всё ж задели и он обернулся к своим людям, что окружали его на посольском помосте.

Велико-Гагин, видя, что толпа немного угомонилась поспешил представить нового гетмана, а Сомко и стоявшего рядом с ним Золотаренко оттёрли с помоста к шатру и втолкнули внутрь.

Данил Короп и охранявшие его казаки не удержались, когда их стали сталкивать вниз - напёрли, навалились, действуя древками как перекладинами и вот уже бунчук Сомко кто-то втаптывал в грязь.

-Данил! Данила! Кричал какой-то донец из тех что слетели с помоста вместе с бунчужным. - Данилу убили, братцы!

В спине сомкова зятя торчал кривой турецкий нож.

==========

Не судите строго... Пока идёт предвыборная - не сплю не ем, но всё ж решил не откладывать сильно надолго эту публикацию... Следующий фрагмент после победы Павла Николаевича! )))