Звон как средство передачи информации

    Бывает так, что кому-то надо продвигать идеологию, идущую вопреки всем законам логики. Отчего такое бывает – а хочет кто-то, чтобы ему хорошо за счёт других было, а доказать такое никакой логикой не получается, вот и приходится толкать её вопреки логике. А как толкать то, что идёт вопреки логике? Очень просто: построить всю дисциплину принятия убеждений на чувствах, причём таких, которые в штыки встречают любую логику.

Как работают чувства? По-разному работают. Бывает так, что человек может чувствовать то, чего на самом деле нет. Например, есть такой эксперимент: берут две группы людей, и показывают фото одного и того же человека, и говорят одним, что это злодей, а другим, что это герой, и в первой группе (ну надо же) люди умудряются увидеть в его лице всякие пороки и скрытую злобу, а во второй – всяческие добродетели.

Давайте подумаем: а что будет, если человеку с пелёнок над кроваткой такой портрет вешать, и говорить каждый день, что это самый лучший человек на земле? Будет тот самый эффект в высшей степени. Есть ещё и такой эффект – называется запечатление. Заключается в том, что первую полученную информацию по каждой теме человек (и особенно ребёнок) воспринимает с наименьшей степень критичности и записывает в мозг с наименьшим количеством проверок. А вот все остальные версии, противоречащие изначальной, будут восприниматься критически с максимальным желанием отбросить их только на том основании, что они ей противоречат. Так что тут запечатление с детства тоже очень многое значит, и если с детства протрет над кроваткой вешать… То это только очень свободомыслящие умы смогут самостоятельно ото всех пост-эффектов избавиться. Короче заставил человека с девства видеть портрет Большого Брата, про который ему со всех сторон говорят, что он самый лучший человек на земле, и впечатал ему в мозг соответствующую установку.

Аналогичное восприятие может быть и распространено и на всех своих. «Наши – хорошие, все ихние – плохие!». Оснований может быть не больше, чем с портретом, но восприятие может работать так же уверенно. На базе этого можно построить мораль «Если зулус украл у меня лошадь – он совершил плохой поступок. Если мне удалось украсть лошадь у зулуса – я совершил хороший поступок». Это ляжет вполне нормально, потому, что, враги-то плохие, а наказывать плохих – нормально. А мы хорошие, а хорошие должны быть вознаграждены. Это человеку, не придерживающегося таких стандартов, надо ещё доказывать, что это так; людям же, живущим по такой схеме, ничего доказывать не надо – для них само утверждения является просто «констатацией очевидного».

Фокус таких ассоциаций в том, что если человек не задумывается об их возможной субъективности, то он может (и будет) воспринимать их, как объективную очевидность. Они будут для него, как вещи, которые он видит собственными глазами. Если вы собственными глазами видели какие-то события, вы же обычно не спрашиваете дополнительных свидетельств их подтверждения? Поэтому такому человеку не приходит в голову искать подтверждений тому, что он ощущает. Для него обмен информацией с единомышленниками сводится к проверке «ты видишь то же что и я?». Доказательства не нужны; есть только диалектика на уровне «это так» – «согласен – «молодец» или «это так» – «не согласен» – «ненормальный!». Поэтому основная масса заявлений и песен, которыми гремит идеология таких режимов, всегда бездоказательны. Они не нуждаются в доказательствах, потому, что резиденты и так их принимают.

Выглядеть это может примерно так. «Вот на нас напали враги – сволочи и гады. Мы даём отпор. Священная война. А вот мы напали на кого-то – нам дают опор. Дебилы. Потому, что не понимают, что так надо и это правильно…». И т.д. и т.п.. – никакие доказательства не нужны, потому, что всё и так «очевидно». Ну а если что-то не напрямую очевидно, то может быть выведено путём нехитрой логики. Например: «Напавшие враги – сволочи и гады! Почему – потому, что мы хорошие. А напасть на хороших – дело плохое». Почему не возникает вопрос: «А если мы нападаем, то почему не плохие, если нападать плохо?» А потому, что «Мы хорошие, а если хорошие, значит, нападать просто так не будем. Значит, есть причина – осталось её найти. А значит, надо послушать, что говорит Большой Брат, потому, что он говорит всегда правильно…».

Сложные логические построения не нужны – всё строится на ощущениях. Ими задаются ключевые положения, под которые подгоняется логика, которая подчинена им так же, как объезженная лошадь наезднику. Диалектика всех ораторов в такой системе соответствующая: «Слава великому Большому Брату! Слава нашей великой стране! Слава нашему великому народу, который самый правильный, хороший, и богоизбранный, потому, что у нас есть Большой Брат! Гнев божий на голову всем нашим врагам, которые не понимают мудрости нашего Большого Брата! Да покарает он их за то, что противятся нашей воле, потому, что наша воля – это воля самого Большого Брата, а его воля – это воля самого Всевышнего!» – куча громких бездоказательных заявлений.

Каждое из этих слов звенит в душах резидентов системы, как удар молотка в колокол. Потому, что на каждое такое понятие у них разработана своя эмоция, заложенная и прокачанная им системой с детства. И как только они слышат слово, должно вызывать позитивную эмоцию, у них сразу срабатывает радость, и как только они слышат слово, запрограммированное на негатив, у них срабатывает гнев в адрес того, куда оно направлено. Прилив чувств выдрессирован, и соображения несутся волнами эмоций в нужном направлении.

В душах тех, кто соответствующей обработки не проходил, весь этот поток слов никакого звона вызвать не может. Это просто сотрясание воздуха, ничего, кроме пожимания плечами, не вызывающего. Потому, что адекватному человеку требуются другие методы убеждения. А именно долгие (и нудные, с точки зрения любителей звона) построения доказательств. Например: «Если мы считаем себя правыми потому, что считаем себя хорошими, а хорошими только потому, что нам так кажется, то получается, что если врагу тоже кажется, что он хороший, то он тоже может нападать и считаться правым. Значит, на основе «кажется» ничего не доказывается. Тогда другой подход: когда на кого-то нападают, ему плохо – с этим согласны все, в т.ч. и враги. А значит, они не могут отказаться от того, что если они нападут, то делают плохо. А значит, и мы не можем считать себя хорошими, если нападаем. Так что или мы хорошие, или двойные стандарты. Но если выбираем «хорошие», то правыми себя уже никак не можем считать…». Называется конструктив.

Конструктива пролы не любят. Потому, что он, во-первых, слишком часто идёт против их идеологии, а во-вторых слишком сложен для их мозгов, не привыкших оперировать с чистой логикой. Для них это всё равно, что для человека, ведущего диванный образ жизни, и перемещающегося только по маршруту кухня-туалет-диван, сделать пробежку по нормативу человеку, каждый день делающего серьёзную утреннюю пробежку. Они начнут чувствовать, что это для них слишком трудно, что у них начинаются крайне неприятные ощущения, связанные с необходимостью заставлять себя делать то, что делать тяжко, и в сочетании с непониманием, зачем это надо, вызовет раздражение и злобу. Но поскольку они не могут воспринимать это в формате «нам трудно, потому, что мы неправильные», они будут воспринимать это в формате «мы правильные, а значит. если нам тяжко, неправильные требования». Всё это озвучивается в одной простой фразой «Это всё никому не нужно!», которая начинает звенеть в их душах радостью избавления от всего тяжкого, каждым своим слово в точности передавая те чувства, которые они по поводу этого испытывают. Поэтому на такой каммент они налетят, как… осы на варенье, и облепят его тоннами лайков, что будет продолжением того звона, который сопутствует всей их политике. А всякая неопровержимость доводов, приведённая в конструктиве, будет для них, как с гуся вода, потому, что в их системе всё решает не неопровержимость, а громкость.

Ещё одно различие в диалектики конструктивных доводов и звона в том, что первые не нуждаются в повторении. Один раз грамотно изложенные и усвоенные адекватными оппонентами, они остаются в их сознании наверху темы до тех пор, пока не появится чего-от их отменяющего. Звон же любит работать регулярностью и постоянным повторением на все лады одного и того же. «Слава-слава-слава! Великое-великое-великое! Ура-ура-ура!», и т.п.. потому, что в бубенцы можно бить сколько угодно раз и они будут звенеть всегда так же громко, как и первый раз. В отличие от конструктивных доводов, которые первый раз несут эффект новизны, а второй – это всего лишь дуплет. Да и методика вложения в головы убеждений, основанных на внушении, требует регулярных повторовений. И поскольку звон отдаётся приятными чувствами для любителей оного, они могут им баловать свои уши с такой регулярностью, с какой тот любитель диванного образа жизни любит на нём чего-то жевать. А всё, что приятно, идёт по схеме «туда-сюда обратно – тебе и мне приятно», поэтому в таком режиме можно регулярно звенеть практически одним и тем же набором слов, и собирать полные корзины оваций.

Преимущества жизни в такой системе очевидны: мозгами сильно напрягаться не надо, звени громкими словами, и будешь востребован публикой. Чему вполне логично отражаться в звоне любителей такой системы о том, как им вольно в ней дышится. Но есть контингент, который в такой среде наоборот чувствует, что он задыхается (особенно, если свобода говорить невыгодный системе конструктив существенно ограничена). Чему естественно иногда отражаться в желании свалить из такой среды туда, где этого звона нет. Впрочем, выпускать таковых система рада далеко не всегда, потому, что на одном звоне далеко не уедешь, нужны ещё и толковые умы, чтобы не проседать и отставать на поприще, где постоянно надо воевать с «небогоизбранными». А таковых среди любителей звона почему-то оказывается маловато.