Что означает слово империя?

    Прежде, чем переходить к основной теме, сделаю небольшое отступление, немного затрону вопрос определения добра и зла. Потому, что понятия эти есть практически у всех, и куда ни плюнь – все выступают исключительно за добро (ну почти никого не встретишь, чтобы он кричал «А вот я за зло!»), да только вот согласия никак не удаётся достичь, и всё время борьба идёт вечная добра с добром (если верить всем заявлениям сторон). Но лично я не всем верю, потому, что все так же кричат, что их враги есть зло, и если тут всем опять же верить, то уже получается, что идёт такая же борьба зла со злом.

Во избежание когнитивного диссонанса надо определиться, кому верить, а для этого нужно понимать, откуда берутся эти противоречия. Происходит они, на мой взгляд, потому, что добром обычно называют то, что в конечном итоге должно делать вроде как всем хорошо, а злом, соответственно, то, что плохо, но только вот одним из нас может быть хорошо без того, чтобы кому-то другому плохо не стало, а другим нет. И, чтобы некоторым хорошо было, обязательно кому-то должно стать плохо, и только вот за счёт этого им и может быть хорошо. И потому то, что для одного добро, для другого закономерно получается зло, и вот отсюда основной источник всех противоречий.

Кому может быть хорошо без того, чтобы другому плохо не стало, для того добро – это принцип «не делай другому того, чего не хотел бы себе», а вот кому не может быть хорошо без того, чтобы другому плохо не стало, у того всё наоборот: «нагибай другого так, как ни в коем случае не дай нагнуть себя; забивай голы в чужие ворота, а в свои не дай забить ни одного, и бери у другого всё, что тебе нужно, не спрашивая у него согласия».

Различие между этими принципами в том, что второй несёт внутри себя такие противоречия, которыми первый не чреват. Потому, что, если человек живёт по «не делай другому того, чего не хотел бы себе», он и никак не может помешать другому жить аналогично. И они оба заинтересованы объединиться, чтобы встать спина к спине и вместе противостоять всему, что атакует этот принцип. Но если человек живёт по принципу «нагибай другого так, как ни в коем случае не дай нагнуть себя», то он может быть заинтересован объединиться с себе подобным, чтобы вместе одолеть тех, кого по одиночке им не осилить, но как только встанет вопрос, как делить трофеи, у них возникнет конфликт интересов. Потому, что каждый должен взять себе то, чего ни в коем случае не оставить другому, и когда каждый захочет соблюсти общий для них принцип, у них начнутся распри.

Поэтому, когда встаёт вопрос, что есть добро, адепты второго принципа начинают друг друга поддерживать в пропаганде «добро – это нагибай другого так, как не дай нагнуть себя», но как только начинается реализация их принципа, они начинают противоречить сами себе, и не вписавшись в свои же формулировки, извиваться, и решать вопрос силой. Так что противоречия у них, как дыра в тришкином кафтане – детерминированы, ну а в вопросе, кому верить, я принципиально верю только тем, кто себе не противоречит. А кому верить вам, это уже каждый сам для себя решайте.

На этом с философией добра и зла всё, а теперь, собственно, об империи. Понятие империи обычно определяется, как страна, имеющая колонии. А колония в этом мире означает одно из трёх: либо была какая-то ничейная земля, и туда пришли/приплыли откуда-то люди, и начали её потихоньку обживать под точно таким же флагом, что и там, откуда они прибыли. Либо это была земля, на которой кто-то уже жил, и туда пришли с предложением: «А давайте вы теперь с нами будете, и всё у вас будет так, как у нас решат?», и там ответили: «Да, конечно, как раз этого мы и хотим, и именно этого мы всегда и ждали, и как же мы без вас жили – давайте же скорее так и сделаем!». Либо это земля, где на такое предложение ответили: «Нет спасибо, мы уж как-нибудь сами по себе», но это оказалось предложение, от которого нельзя было отказаться, и тогда местные отказываться не стали.

Ещё есть разновидности третьего варианта, когда местные всё же попробовали отказаться, но не получилось, и в итоге предложение всё же пришлось принять, но уже в куда более худшем положении. Или, что был осуществлён вариант три, но после этого делался вид, что это был вариант один. Или, когда был вариант три, но в его программу было включено требование изображать вариант два. В общем, вариантов много, и всё получается достаточно неоднозначно.

С одной стороны, империя может означать что-то относительно мирное, и презумпция невиновности требует места быть, а с другой стороны, а с другой и подчас вполне агрессивное, и связанная с опасность тоже требует себя учитывать. И кто-то может называть империей рост корпорации, которая успешно развивается, производит мирные товары, и в разных странах открывает свои представительства. А для кого-то это воинственный народ, который завоёвывает другие народы огнём и мечом.

Понятие «империя» не означает однозначно завоеватель, и «не-империя» не означает гарантированно не завоеватель. И Рим завоевал Карфаген (и много кого ещё), ещё будучи республикой. И чтобы начать войну, не нужен обязательно император, который издаст волюнтаристский указ. Такое решение может принять и сенат большинством голосов, и даже народ на всенародном референдуме в случае чего. Но если искать в мировой истории самых крупных завоевателей, то чаще всего всплывать будет именно слово «империя», а если проанализировать несколько десятков самых крупных империй в истории человечества, большинство их расширений, думаю, всё же окажется взятыми силой. Поэтому нечёткость понятия не очень выгодна мирным любителям слова империя – достаточно сильно от него всё же отдаёт агрессивностью, а вот воинственным наоборот на руку: можно требовать реорганизовать «…в целях безопасности и дальнейшего процветания республику в первую галактическую империю», и при том нельзя будет однозначно сказать: «А, вы агрессоры!», потому, что «Да не, вы что? Империя – это просто успешно развивающаяся страна, величию которой все завидуют, и мощь которой никто не сокрушит…» Так что отсутствие чёткости понятия в каких-то случаях можно рассматривать, как недоработку языка, а в каких-то, и как результат формирования языка в соответствии с тем, как выгодно последним.

Вторая особенность слова «империя» в том, что для тех, у кого мораль агрессивная, оно может иметь некое статусное значение. Ведь если у них основной интерес завоевания, значит, среди сторонников соответствующих ценностей успехи на этом фронте должны между ними как-то отмечаться. А что ещё, кроме, понятия «империя», им удобнее всего применять для того, чтобы говорить о том, что надо померяться достижениями? Т.е., что-то вроде «У тебя что? Империя? Молодец, не зря живёшь – взял от жизни своё, уважаем!»; «А у тебя что? Просто страна?? Ну тогда ты никто и звать тебя никак, и в нашем клубе интересов тебе делать нечего!».

Это как в начале 90х в России статусное значение у «новых русских» имел 600й мерседес. Это просто было самое дорогое, что тогда можно было купить, и простым людям за их зарплаты на это за всю жизнь было не накопить. Но, если ты сумел, значит, ты, типа, особенный, значит, ты чего-то можешь (чего другим не дано), и берёшь от жизни всё, что надо. Это что-то вроде такого стандарта, соответствие которому нужно было показать тем, кому нужно, и вопрос сразу же решён. И не надо никому рассказывать, какие у тебя банковские счета, какие активы, какие пассивы, в мероприятие с каким бюджетом ты вложился, и столько тебе ещё должен один и сколько другой, (который вообще-то не согласен с тем, что он должен, но ты так решил, и собираешься из него это выбить). Никому не интересно всем этим загружаться – просто имей статусную вещь, которую везде возишь с собой, и всем показываешь, кто есть кто, а всё остальное бла-бла-бла. И что-то аналогичное должно быть, наверное, и в психологии завоевателей: создал империю – молодец, не создал – пустое место. Такая вот у меня версия.

Кстати, одна из отличительных черт всех любителей достигать успеха любыми путями – они очень любят реальные результаты, чётко и конкретно показывающие статус. А всякую аналитику и доказательства на словах они не очень жалуют, будь они хоть трижды неопровержимы, потому, что жизнь для них – это бой, а война – это искусство обмана (а в век информационных войн особой значимости обмана), а если авторитет будут иметь будут люди, которые умеют докопаться до правды и разоблачить каждое несоответствие, то они могут просто помешать этим строить свои империи. Так что такую породу людей они не очень любят, и стараются её всегда инстинктивно оттеснять подальше от театра своих действий.

Когда агрессивные элементы строят свои империи, они любят решать все вопросы с противоречиями недалёкостью рассуждений. Например: «1. Мы – Добро, потому, что боремся со Злом. 2. Враг – зло, потому, что он делает людям то, чего они не хотят (вот смотрите – там-то и там-то). 3. Если ты нас критикуешь, значит, ты – зло (Что значит – почему!? Враг нас критикует, и ты критикуешь, а раз он зло, значит, и ты тоже!)» И ни слова о том, что настоящему добру мало быть в статусе борьбы со злом; надо ещё подтверждения того, что оно само не является таким же злом, борющемся с другим по законам природы. Зато первые три пункта могут повторяться хоть тысячу раз (пока не станет «правдой»), и вгонять целевую аудиторию в состояние, когда для составления своего мнения дальше этого рассуждения ничего не надо.

Из необходимости бороться с теми, кто борется с такой недалёкостью, строители агрессивных империй как-то не очень любят гласность. Гласности не должно быть или никакой, или должна быть имитация, что она вроде бы есть, и кто-то что-то вроде говорит, но всё под строгим контролем, кому, где и сколько можно. Или, как вариант, чтобы недалёким казалось, что она есть, и они могут говорить всё, что думают (в пределах своего кругозора), но остальным было недвусмысленно показано, что её нет, и разоблачать никакую ложь выше определённого уровня нельзя. Поэтому любители агрессивного империализма любят отвечать оппонентам в обход доказательств. Любят бесправие человека перед системой, любят репрессивные меры, угрозы, доносы, пытки, и любят сделанные под давлением признания своей неправоты оппонентам и публичные раскаяния. Любят режим, чтобы неугодные им вещи не только говорить, но и слушать боялись. Это у них такая форма ответа на критику их системы: им разоблачения, на которые нечего возразить, а они в ответ собственные признания оппонента в том, что он понял, что был неправ, и просит прощения. И чтобы целевая аудитория была в таком состоянии, когда других аргументов просто не нужно.

При всём своём бесправии и безропотности в отношении тоталитарной системы, которая может хозяйничать, как хочет, в каждом агрессивном имперце живёт неуёмная гордость такой силы, какой нет в свободных, но мирных людях. Накачанная, всезаполняющая, и компенсирующая все ущемления гордыня, которая требует себя реализовать в каком-то плане, где он обязательно должен оказаться выше окружающих. Альтернатива чувству собственного достоинства – принципу требовать уважения к себе, не ущемляя других в их возможностях аналогичного. Потому, что у агрессивных личностей в принципе не получается требовать от жизни только то, аналогичное чему они оставляют для других. И своё от жизни они могут брать, только ущемляя что-то чужое, и чувство собственной важности у них в первую очередь именно на этом и строится. И эта гордыня в их душах постоянно кричит своё «Я! Я! Я!» (а у наделённых властью растёт вместе с возможностями), и требует места под солнцем, которое обязательно должно быть у кого-то отжато. А если в их идеологии и появляется какое-то «мы», то только тогда, когда нужно задействовать других и когда власть у другого. Тогда начинается «Мы – великие, остальные ничтожества; мы – богоизбранные; остальные прислужники сатаны; и мы – единственные носители всего достойного, а остальные нужны в лучшем случае только для сравнения…» И в аргументации этой идеологии чувства заслоняют разум, и само желание верить имеет приоритет над логикой, как автомобиль с мигалкой имеет приоритет над обязательными ПДД для всех остальных.

Ещё у агрессивных имперцев особое отношение к победам. Победы, конечно, любят все (кроме пораженцев), но у мирного человека психология устроена так: победа нужна в случае, если враг нападёт. А если он не нападёт, то и побежать будет некого. И если сосед не агрессивный зверь, то он и не должен нападать, и поскольку мирный человек совсем не желает соседу быть зверем, то у него и нет по жизни изначальной нацеленности на то, что в жизни обязательно должна быть какая-то победа. Победа нужна будет только случае, если случилась беда, и сосед стал злом. А если он не стал, то всё, как должно быть, и можно заниматься не войной, а строительством. У агрессивного имперца психология устроена совершенно иначе. У них войн должно быть столько, сколько надо, а надо им ровно столько, чтобы удовлетворять свою гордыню. А поскольку гордыню никогда не насытишь, войны им нужны регулярно, и мир для них – это просто передышка между ними. А соответственно, им постоянно нужны победы, которых должно быть столько, сколько войн, и сама победа ради победы и является самоцелью. И новые победы им нужны регулярно, как любителям футбола нужны всё новые и новые голы, ради которых они живут своим увлечением. И в связи с этим у таких имперцев в их душах неотъемлемый культ победомании, и вся их пропаганда – это накачивание всех подконтрольных им сил такой потребностью.

Ещё типичная черта почти всех агрессивных имперцев – они очень любят роскошь (капиталистические в открытую; социалистические подпольно). Это вполне естественно, потому, что, во-первых, это мерило их достижений, за которое они, собственно, и рубятся. Чем больше трофей – тем выше успех. Во-вторых, они вообще любят жизнь, любят вкусно пожрать, любят красиво пожить, любят, чтобы всё на широкую ногу, чтобы с размахом – всё это требует средств. И роскошь для них есть зеркало, в котором отражается их гордыня. И в-третьих, им ещё немаловажно богатое (если не атеисты) убранство храмов. Чтоб всё сверкало так, что просто ослепляло своей красотой. И для этого тоже нужны средства – чтоб нанять высококлассных мастеров, которые сделают всё на высшем уровне. Так что без денег на этом пути тоже далеко не уедешь. И это всё не просто так, а как бы такой аргумент «Кто здесь богоизбранный народ? Вот кто! Кто такие красивые храмы строит. И каким богам кто служит, такие у того и храмы. И каждому свои боги дают то, что им соответствует. А вы кто рядом с нами? Неудачники и убожества». Ходить в рубище, и доказывать правду бытия не обеспеченным серебром словом? Не их путь.

Когда под воздействием пропаганды человек принимает имперское мировоззрение, ему вдруг искренне начинает казаться, что предатели все те, кто не хотят последовать за ним. Разговаривать с такими трудно, т.к. всё, на что им нечего ответить, они будут просто игнорировать. И толкают в обход этого свои противоречивые заявления, а на нежелание их в такой форме принимать отвечают приступом злобы.

Агрессивные имперцы любят верить, что после смерти они попадут в рай, хотя лично мне почему-то кажется, что если загробная жизнь существует, то они попадут в империю основоположника лжи и гордыни.

Злом они себя не считают. Постоянно повторяют, что они добро. И империю свою так обычно и позиционируют – Империя Добра. И тут уже трудно поспорить – ведь так, в принципе, оно и есть (в материальном – самом важном для них смысле). Империя Добра. Великого, несметного, стянутого со всех концов света и свезённого к центру принятия решений.