ПИСЬМО В 60-Е. ПОЭТУ ЕВГЕНИЮ ЕВТУШЕНКО

Не писал тебе я писем,

но не выдержал — пишу.

От тебя я стал зависим

и свободы не прошу.

Здравствуйте, Евгений Александрович!

Пишу вам с грустным осознанием того, что я вас давно не видела, а вы меня не видели вообще никогда. Тем не менее, я с вами не встречалась настолько давно, что, открыв один из сборников ваших стихотворений, поначалу долго гладила взглядом буквы. Нежно и не спеша. Чувственно и проникновенно. Не поверите, но я не могу отделаться от ощущения, будто вы предрекли мою жизнь. Мой характер и всю мою жизнь.

Я многое хочу вам сказать, но скажу, что уже почти три года мое сожаление бьется об стену. Горячие слезы катятся по замерзшим щекам, а я все жалею, жалею, жалею. Жалею, а горькая грусть встает в горле комом. Знаете, я бы при встрече сказала вам, что мы тезки, но говорю это в письме. Не знаю, может быть в этом причина нашей с вами схожести. Я хочу так думать, потому что названа в вашу честь.

Если вам интересно - вы никогда не будете забыты. Ваши стихотворения и романы, повести, мемуары, сочинения. Вы, как человек, который всегда воспевал человека. Который дорожил человеком, который человека любил.

Людей неинтересных в мире нет.

Их судьбы — как истории планет.

У каждой все особое, свое,

и нет планет, похожих на нее.

А если кто-то незаметно жил

и с этой незаметностью дружил,

он интересен был среди людей

самой неинтересностью своей.

Вы на долгие века останетесь в истории России, в долгой и сложной, в горестной и счастливой. Вы – олицетворение вечности, вы – Россия. Одна из тех Россий на пыльных, пожелтевших от времени страницах сборников стихотворений на полках тех, кто до беспамятства упивается бессмертной поэзией.

В час невеселый и веселый

пусть так живу я и пою,

как будто на горе высокой

я перед Волгою стою.

Я буду драться, ошибаться,

не зная жалкого стыда.

Я буду больно ушибаться,

но не расплачусь никогда.

И жить мне молодо и звонко,

и вечно мне шуметь и цвесть,

покуда есть на свете Волга,

покуда ты, Россия, есть.

Вы навсегда, то есть насовсем, останетесь в сердце. Вы – олицетворение вечности, вы – любовь. Та самая бессчетная и бесконечная любовь, которая гложет сердце и радует душу, которая – до слез, до счастья, до гроба.

В любви вы либо рыцарь, либо вы

не любите. Закон есть непреклонный:

в ком дара нет любви неразделенной,

в том нету дара божьего любви.

Вы – обо всем, как понимаете, вы – это все. Вы о темных городах и шелесте сосен, о пыльных асфальтах, об урчащих ручейках, о весенних, летних, осенних и зимних ночах, о дне и ночи, о женщинах и мужчинах, о товарищах, о врагах.

Я хотел бы

родиться

во всех странах,

быть беспаспортным,

к панике бедного МИДа,,

всеми рыбами быть

во всех океанах

и собаками всеми

на улицах мира.

Не хочу я склоняться

ни перед какими богами,

не хочу я играть

в православного хиппи,

но я хотел бы нырнуть

глубоко-глубоко на Байкале,

ну а вынырнуть,

фыркая,

на Миссисипи.

Не поймите неправильно: я жалею не вас, хотя и безумно, безудержно, нежно и горячо люблю. Я жалею об упущенной возможности, о неслучившейся встрече, о потерянном моменте. Вы советовали любить живых, и вашему совету я следую, и в своих намерениях обещаю быть твердой. Я просто прониклась, потому что вы проникновенны. Я вдохновилась, потому что вдохновение – это вы.

Я верю в звезды, женщин, травы,

в штурвал и кореша плечо.

Я верю в Родину и правду...

На кой — во что-нибудь еще?!

Живые люди — мне иконы.

Я с работягами в ладу,

но я коленопреклоненно

им не молюсь. Я их люблю.

И с верой истинной, без выгод,

что есть, была и будет Русь,

когда никто меня не видит,

я потихонечку крещусь.

И пусть вы настолько далеко, что расстояние не измерить земными километрами, метрами, сантиметрами и всяким прочим математическим и сложным, вы все так же остаетесь у меня в руках. Под пальцами, во взгляде и в душе, растаявшей под нежным шелком сентиментов. И когда я читаю ваше стихотворение, в моей голове оно звучит вашим голосом. И мое письмо к вам – не ода. Оно о благодарности. Оно о памяти. Оно хоть чуточку о вас. И совсем немного – обо мне.

Идут белые снеги,

как во все времена,

как при Пушкине, Стеньке

и как после меня,

Идут снеги большие,

аж до боли светлы,

и мои, и чужие

заметая следы.

Быть бессмертным не в силе,

но надежда моя:

если будет Россия,

значит, буду и я.

                                                           Евгения Петрова