Письма в прошлое: Лермонтов

Из неотправленного

Париж, 1841

Дорогой, Михаил Лермонтов,

Вы были правы, когда говорили, что в русских народных сказках верно больше поэзии, чем во всей французской словесности. Сейчас я сижу в центральном саду Парижа Тюильри, здесь тихо и спокойно, в ногах воркуют голуби. Хотя если посмотреть на низкое серое небо и мысленно пройтись по мостовой, можно угодить под горячую руку уличной торговки или оказаться по уши в грязи от брызг проезжающего экипажа. Естественно, ни одно Елисейское поле, подавно, бульвар или ресторанчик ни в коей мере не сравнится с единственной вашей строчкой о белоснежном Кавказе. В Париже буду недолго, душа требует свободы, а свободна я лишь на родной земле.

Я все еще сижу и рассматриваю гуляющих, к слову, эти «львы» специально гуляют, чтобы такие как я их рассматривали. Забавно, не правда ли? И вспоминаю я нашу первую и последнюю встречу в петербургском свете. Кажется, вы хотели походить на такого же «льва», но в мрачном обличии. Вас выдавала еле заметная молчаливая улыбка, скрывающая страсть и бурю эмоций. Почему перешептывающиеся дамы называли вас надменным и жестоким? Неужели со стороны так легко перепутать каменное сердце с пылающим? Неясно. Глупо. Малодушно. Но тем не менее, ваш темный образ притягивал и отталкивал одновременно, но не меня. Одного взгляда было достаточно, такое врезается в память навсегда, томный, одинокий, жаждущий жизни, верующий в идеалы. Я знала наперед, что если вам откроюсь, вы точно поймете, также как и знала, что непременно стану отвергнутой. Ваша натура откровенна лишь с бумагой и чернилами в промозглый вечер. Вы выбрали отрочество и обособленность от окружающего мира. Как я могла нарушить покой, уклад жизни, лишив единственного способа выживания вашей гамлетовской натуры. Не в силах изменить. Лишь могу писать слова, давно рвавшиеся наружу, терзавшие все мое существование, зная, что никогда я больше не увижу вас, никогда не стану вашей тенью, бродящей попятам, никогда не увижу призрачную фигуру в дыму светских вечеров. Вы дали смысл моей жизни, но, увы, не внесли в неё счастия. Может никогда я не пойму демона и монаха, вечных ваших спутников, но сохраню в памяти бессмертный немой возглас страдания, ярости и любви.

Но вот синие тучи над Тюильри дали свои плоды, начинается дождь. Лето покидает Париж, и скоро осень вновь обагрит сердца людей, но ваше уже давно перестало биться, тщетно искавши смысл бытия.

С горячей любовью, ваша Л.Н.

                                           Лиза Николаева