Патриотизм или агрессия?

Продолжение темы, начатой тут

    Если человек любит свою землю, свой народ, своих близких и всё, что им дорого, и готов это защищать до последней капли крови, это называют патриотизмом. А если человек не уважает аналогичные чувства живущих в других землях, и хочет стать тем самым, от кого это всё надо точно так же защищать, это называют агрессией (а также милитаризмом, нацизмом, шовинизмом, и пресловутым фашизмом), и объявляется вроде как не имеющим никакого отношения к патриотизму.

Возникает вопрос: если кто хочет «прийти-увидеть-победить» (т.е. награбить, захватить, и пригнать рабов, которые будут служить процветанию победителей), то не может ли тут быть одним из мотивов к данному действию любовь к своей родине? «Вот я люблю свой народ и делаю всё для того, чтобы у него всё было. И чтобы он мог гордиться, какой он крутой, и как может, если захочет, надрать задницу другим. И вообще, в этом мире так всё устроено, что, если не нападёшь ты, нападут на тебя, поэтому нападение – всего лишь форма защиты. А если ты не хочешь это понимать, значит, ты либо дурак, либо предатель…» – что помешает типичному милитаристу занимать такую позицию, и совсем не спешить её менять? Выгодно ли ему говорить о своей позиции, как об агрессии, которая должна вызывать всеобщее осуждение, или ему выгодно говорить о своих потребностях, как о любви к своей родине, чтобы на ассоциациях с этим самортизировать как можно больше осуждения? Если да, значит. ему выгодно называть это словом патриотизм, и требовать власть, которая поддерживает именно такой «патриотизм».

Ещё есть контингент, который сам идти в бой не хотел бы, но дома на диванах погордиться не прочь достижениями своих вояк, и всяким трофеям тоже не прочь порадоваться, а какими средствами это будет достигнуто, ему толи всё равно, толи он просто предпочитает не знать. Он хочет, чтобы это всё было преподнесено так, чтобы всё выглядело красиво, обоснованно, и никаких неприятных вопросов чтобы не возникало. А потому требует от пропагандистской машины соответствующей работы в данной ситуации. Все эти потребности тоже у кого-то входят в понятие «патриотизм».

Ещё бывает власть, которая в первую очередь думает только о том, как завоевать больше славы и влиятельности, но которой не всегда по силам с ходу осуществить свои амбиции. А потому, если чего задумает в этом деле, ей надо сначала готовиться. Но в процессе подготовки ей может быть совсем не выгодно кричать на весь мир «Подождите, мы до вас доберёмся, дайте только нам собраться с силами!», и потому она может наращивать силы, но заявлять исключительно о работе над своей обороноспособностью. Когда придёт время нападать, она забудет об обороне, и энтузиазм всего контингента желающих «прийти-увидеть-победить» со своей поддержкой болельщиков будет к её услугам. Ну а в отношении всех остальных несогласных элементов внутри страны, ей достаточно иметь в своём распоряжении полицию, способную разогнать любые протесты, все суды в своей власти, и контроль над всеми СМИ, чтобы управлять общественным мнением.

Поведение такой системы до поры до времени может не особо отличаться от той, которая реально ни на кого нападать не собирается (покуда знает, что на любой удар получит такой ответ, что пожалеет). Но если вдруг обстоятельства изменятся, и соотношение сил станет другим, или если вдруг появится технологическое преимущество, позволяющее построить оружие, способное подавить всю оборону противников, не получив при этом серьёзного ответного удара, и если это преимущество будет подразумеваться недолгим (до момента, пока соседи тоже не обзаведутся данной технологией), нужно будет принять решение: либо просто ничего не делать и ждать, пока силы вновь сравняются, либо действовать быстро и завоевать всех так, чтобы потом уже никто не мог сопротивляться. И тогда вся эта система может забыть своей песне про оборону, и затянуть совсем другую песню. И сразу, как по совпадению, для граждан такой страны появятся обстоятельства, как будто вынуждающие это сделать, и появится провокации противников, как будто не оставляющие выбора, и появятся сообщения в прессе, освещающие события в таком свете, в котором такие действия начнут казаться правильными. И тогда всё, что останется для таких «патриотов» – это просто без лишних вопросов начать действовать на новый лад.

Короче, если одна страна захочет бомбить другие страны, за то, что те не хотят становиться её колониями, то она может с этой целью наращивать военную мощь для нападения. Открытая пропаганда агрессии ей не обязательна – достаточно просто иметь армию, готовую выполнять любой приказ без лишних вопросов. А вот в армию набирать она может и под лозунгом защиты своей Родины. Единственное условие – это приводить служащих в такое состояние, при котором они готовы были выполнять приказы, даже если последние будут выходить за пределы «защиты».

Т.о., понятие «патриотизм» может вполне эффективно использоваться для агрессии, и чем более святые для кого-то чувства он вызывает, тем лучше получится прикрытие. Возникает вопрос: а какие слова предназначены для обозначения явлений, когда человек просто любит свою родину, и когда такая любовь используется, как прикрытие для агрессии против людей, тоже живущих на этой земле, и тоже любящих свои родины? Ну, чтобы не перепутать случайно, и чтобы никто не мог злоупотребить этой путаницей? И чтобы было понимание того, что если человек что-то говорит о любви к родине, то ещё не факт, что только об этом идёт речь?

Если в новоязе только одно слово – патриотизм, тогда уже возникает другой вопрос: а кому это выгодно – системе, которая действительно не собирается нападать на другие страны, или которая как раз собирается, но хочет это скрыть? А то, знаете ли, если кто-то делает что-то неправильное, то тот, кого это реально не устраивает, начинает что-то предпринимать для борьбы с этим. А если же же кто-то делает что-то выгодное другому, но только тому не выгодно это признавать, то последний может делать вид, что не одобряет, но на самом деле делать всё, чтобы реально ничто этому процессу не мешало.

Например, если кто-то печатает фальшивые деньги, а государству это не выгодно, оно начинает с этим бороться. И начинает с того, что вводит понятие фальшивых денег. И это понятие становится третьим и отдельно существующим понятием наряду с уже существующими. Т.е., есть понятия: «деньги» (выглядит, как деньги, и является деньгами), «не деньги» (не является деньгами и не выглядит, как деньги), и понятие «фальшивые деньги» (выглядит, как деньги, но деньгами не является). И суть этого понятия в том, что сходство не случайное, а намеренное, но насколько бы сильным оно не было, это ничего не меняет, а только требует большей бдительности. И что у настоящих денег есть определённое количество степеней защиты, которые должны быть соблюдены все, и, если хотя бы с одной из них что-то не так, это не деньги. И не важно, насколько точно воспроизведено всё остальное – если хотя бы что-то не так, это деньги фальшивые.

Аналогичным образом должно быть и с понятием патриотизм, если кому-то (государству/народу) вдруг это действительно окажется нужно. Есть словарное определение патриотизму – любовь к Родине. И есть словарное определение агрессии – осуществления того, от проявления чего следует защищать свою Родину. А определения явлению, когда второе пытаются выдать за первое, нет. А это такая же отдельная категория, которая так же требует своего отдельного понятия, которое так же необходимо блюстителям правды в этой области, как и защитникам здоровой экономики нужно понятие «фальшивые деньги». И в меру добросовестности подхода к этому делу оно должно иметь столько степеней защиты, сколько нужно, чтобы максимально достоверно отличать одно от другого. Но если системе это не нужно, тогда ей логично иметь всего два понятия: «патриотизм» и «не-патриотизм», и под предлогом отторжения последнего проталкивать через первое всё, что ей выгодно.

. Вопрос к юристам: есть ли какие возражения к такому ходу рассуждений, и если да, то какие, а если нет, то какие отдельные понятия предусмотрены для этих явлений, и если никакие, то почему? Или, может быть, это просто недоразумение такое, что общество в процессе своей эволюции не додумалось нужные слова придумать, и это чистая случайность, что необходимое слово отсутствует? Ну тогда, наверное, оно в разумный срок это поправит, а если не станет, то какие должны быть выводы?

Напоследок ещё размышление. Допустим, в какой-то системе именно по такому принципу понятие патриотизма и используется (система – это власть, плюс воинственный контингент, плюс диванный контингент поддержки, плюс масса конформистов, которая обычно называется словом «большинство»). Но какому-то количеству людей, допустим, не всё равно, и они хотят не допустить подмены понятий в этой теме. Возникает вопрос: какие слова им самим использовать, чтобы отстаивать нужную позицию?

Вариант первый: клеймить агрессорами всех, кто прикрывает агрессию понятием патриотизма, и требовать ото всех употреблять это слово в строго откорректированном значении. Вариант второй: придумать новое понятие для любви к своей Родине и требовать для обозначения этой вещи использовать только его, а слово «патриотизм» оставить для обозначения агрессии. Третий вариант: оставить всё, как есть, и слово патриотизм использовать для обозначения и того и другого, и каждый раз, когда речь идёт о скрываемой агрессии, употреблять его с таким к нему отношением, какого таковая заслуживает.

Наверное, ни один вариант не устроит систему, но в первом случае ей даже ничего и делать не придётся – достаточно просто игнорировать несогласных, и, если их количество будет недостаточно велико, эффекта от их деятельности не будет. Во втором случае они будут поддерживаемыми и понимаемыми только в своих кругах, а во всех остальных областях останется всё то же самое. В третьем случае может быть несколько иначе: одно и то же слово для обозначения и позитивного и негативного окажется нежелательным для всех, кто не захочет подставлять первое под удар, предназначающийся для второго. И они, хотят того или нет, будут стимулированы менять терминологию и вводить недостающие понятия.

Смешение значений может кого-то оскорбить, но к ним будет встречный вопрос – а кто их заставлял поддерживать такую систему? Где они все были, когда такая система устанавливалась и работала? Чего им не хватило, чтобы понять необходимость коррекции? И сначала ответ на эти вопросы, а потом уже претензии. А если ответа не будет, то раз они разговаривают на языке, где словом земля может называться и планета, и суша, и территория, и почва, и грязь – вот пусть приучаются и к тому, что слово патриотизм тоже может иметь разные значения. А вот когда надоест, пусть сами за изменения и ратуют – когда чего-то для себя сам добиваешься, больше стимула держаться за результат, чем, когда для тебя этого добиваются другие. Но, этот вариант только для тех режимов, где есть ещё какая-то свобода слова; где сплошной тоталитаризм и запрет критиковать агрессивность – там за такие движения сразу в застенки.

Продолжение тут