«Найденная рукопись _ фрагменты_стопка_2»_18

Дневник изслҌдователя

27.09.2017

10.10. Ушел в метр. В стадию 1. Оставил сажени в сторонке на время.

Метр тот еще детектив конечно. Как бы его назвать?

Стадия 1: «Тернистый путь французских измерений»

18.45. Почитывал о метре и жестко фигел. Нет сил писать: просто буквы удивления. Джон Уилкинс снова вернулся в круг моих размышлений. Через книгу. Руки сами потянулись незнамо, чтобы проверить. Проверил «Указатель» книги Джеймса Глика «Информация: история, теория, поток» [М.,: АСТ, 2013]. Джон Уилкинс нашелся. Про метр не упоминается. Зато упоминается, что анонимная книжица «Меркурий, или Секретный и быстрый посланник, демонстрирующий, как человек может тайно и быстро сообщить свои мысли другу на любом расстоянии» видимо его рук дело. Указывается, что он математик и викарий, ну, и основатель Королевского общества. В общем, это тот самый мой метровый Уилкинс. Конечно, я не помню, что я о нем читал в этой книге. Ясное дело, что мои пометки стоят и на этих страницах (с.173-174) тоже. Как описывает автор «Информации», ссылаясь на свидетельства современников Уилкинса, он был скрупулезен и включил в книжку все ему известные шифры. Может он свои знания шифров использовал для расшифровки каких-либо малоизвестных трактатов, которые в частности описывали мерность окружающего мира, например, в метрах, ну, или почти в метрах (0,9937 м, то есть с точностью до 1%).

Полистал дальше. На 175 странице приводится цитата Алана По, для которого криптография была страстью: «Душа это криптограмма: чем криптограмма короче, тем сложнее ее понять». Но и сажени в нашем с ними знакомстве это КУСОК кода, отражающего какую-то реальность.

22.00. Даже если я во всем заблуждаюсь и ошибаюсь во всем – допустим – но я хоть начал понимать, что реальность, в которой я живу полностью иллюзорна и в ней слишком много загадок и неясностей.

28.09.2017

12.40. Ошибки. Странная штука. Они-то ошибочны. Но только через них и можно понять, что истина другая. По сути, это важнейший элемент постижения. Но только в случае, если ошибки выявлены и проанализированы. Чем более сложный вопрос – тем более он будет порождать ошибок. Прочитал интересный пример (с.147-149) [Мэтью Сайед «Принцип черного ящика: как превратить неудачи в успех и снизить риск непоправимых ошибок»] о попытках Unilever разработать распылитель под свои весьма сложные и специфические задачи. Обратились к математикам, со специализацией «поведение жидкостей под высоким давлением». Все расчеты и теоретическое моделирования не привели ни к чему. После чего Unilever (не иначе как с отчаяния) обратился к биологам, которые конечно не разбирались ни в давлении, ни в поведении жидкости под давлением. Но они разбирались в понимании связи между неудачей и успехом. Начали они тестировать первые 10 распылителей с достаточно вариативными характеристиками, но в целом похожие на прототип. Выбрали лучший распылитель. Сделали его 10 вариаций и снова айда тестировать и выбирать лучший, и делать его 10 вариативных копий. Короче, и так 45 раз! После 449 «неудач», биологи получили распылитель, который полностью удовлетворял потребности заказчика.

Наверное, если приложить подобное упорство к поиску деталей жизнеописания Буратинни и Уилкинс – то результат тоже поразит своим великолепием и неоднозначностью. Они просто станут почти прозрачными и не исключено, что вообще испарятся из истории как «персоны» 17 века.

16.00. Если отвлечься от деталей и обобщить мысли об ошибках, то выводов можно сделать великое множество:

1) Ошибки в пользу, если их осознают и анализируют и откладывают в памяти (фиксируют);

2) Ошибки как результат «научного тыка» - дают результаты (необходима фиксация);

3) К ошибкам можно относиться творчески: с ними можно проводить ментальные эксперименты (их стоит записывать);

4) Ошибки прекрасный инструмент детализации неочевидностей (важно фиксировать ошибочный опыт и периодически просматривать «списки личных ошибок» с целью понять, где происходит сбой и что порождает ошибку);

5) Ошибки приучают перепроверять: мир совсем не прост и его объяснения могу устаревать, могут быть ложными. Кстати нейробиологи нарыли очень много по этому поводу доводов (всякая перепроверка нуждается во входящем материале, то есть в зафиксированных ранее данных).

6) Ошибки позволяют «уточнять» мир и могут многому научить (необходима готовность учиться на ошибках, а тут всегда дилемма с самомнением);

7) Ошибки – это опыт, который позволяет заниматься «пересмотром» своих наработок, убеждений, знаний и иначе воспринимать свои собственные парадигмы восприятия (анализ фиксаций).

Собственно логично создать инструментик для работы с собственными ошибками, который позволял бы совершать наблюдения за собственными заблуждениями и ошибками, оценивать их и отыскивать причины породившие их. Кстати, в фильме «Числа» главный герой иногда ошибается. Очень сильно переживает по этому поводу, а его невеста, как правило, говорит, что произошло это по тому, что была неполная информация, что были неправильные исходные данные или предположения.

17.15. Мысль: «Логика – это искусство ошибаться с полной достоверностью» [Джозеф Вуд Кратц Цит. по Разработка и апробация метода теоретической истории, под редакцией Н.С.Розова. – Новосибирск: Наука, 2001., с.90]

Эх, была бы хоть какая-то логика в этом метре! Чем больше читаю, тем больше удивляюсь.

21.35. Снова погрузился в свои старые записи: Искусство письма

Письмо скрывает язык от взоров: оно его не одевает, а рядит /Ф. де Соссюр/

Человеческое тело, а именно определенные участки мозга, изначально обладают способностью хранить, запоминать и расшифровывать все виды чувств, включая речь, письмо и чтение. Интересно мнение известного французского специалиста Клода Ажежа об этом феномене: «о письме нельзя говорить как о результате естественного развития, еще с меньшим правом мы можем рассматривать его в качестве определяющего свойства человека»[Клод Ажеж]

На уровне устной речи человек как бы получает некий дар из внешнего мира, от других людей, которые начинают говорить с ним. На уровне чтения – человек получает дар в виде записи текста. Все произнесенные и написанные слова становятся неким «разделенным знанием», общей собственностью, общей кладовой понимания.

Интересно, что исследования мозга (в частности профессора Андре Роша Лекура) показывают, что, например, одной устной речи недостаточно для того, чтобы в обоих полушариях полностью развились все языковые функции. Судя по всему, чтобы развитие было относительно полным человеку надо научиться распознавать общую систему визуальных знаков, то есть научиться читать.

Но чтобы читать, надо чтобы кто-то написал послание. И сегодня мы пишем с основной целью – быть прочитанным. И изначально древний писец каким-то чудным способом организовал некую кодовую систему письма, которая позволяла, прежде всего, влиять на определенные участки мозга и делала их «рабочими», то есть активизировала распознавание, оценку, сопоставление с ранее уже прочитанным и известным. «Похоже, что информация, получаемая на странице, проходит в мозг через несколько групп особых нейронов, каждая из которых занимает определенную часть мозга и влияет на определенную функцию. Мы не знаем, какие именно это функции, но при некоторых заболеваниях мозга одна или несколько таких групп, так сказать, выпадают из цепи, и пациент теряет способность читать отдельные слова, или некий язык, или читать вслух, а иногда заменяет некоторые слова другими. Количество вариантов бесконечно»[Андре Лекур].

Известно, что чтение нельзя представить в виде механистической модели, этот сложный процесс проходит в определенных частях мозга, включая огромное количество связей и активизируя кровоток… И как можно было создать то [письмо], что непонятным образом будет включать непонятные структуры мозга в работу?! Генетические исследования показали, что участки мозга, ответственные за чтение, формируются уже в момент закладки будущего организма. И кто тот первый изобретатель письма, который вложил stylo, в руку писца и подарил мир знаков кодирования, которые мозг был приспособлен распознавать? Может быть Бог Тот? И ему удалось создать письменность как «невозможную возможность» [Жак Деррида]?

Так, по утверждению Святого Августина, опиравшегося на труды Аристотеля, буквы «изобретены за тем, чтобы мы могли развлечь себя беседой даже в отсутствие собеседника», это «символы звуков», «символы наших мыслей»[Святой Августин]. Написанный текст, по своей сути, был беседой, но на бумаге, чтобы отсутствующий собеседник мог произнести [прочитать вслух] слова, записанные для него. Как указывают различные источники, изначально текст записывался, чтобы быть прочитанным вслух. И при виде записанного текста в мозгу человека как бы начинал звучать некий голос, а не воспроизводился визуальный сигнал как происходит сейчас. И каждая буква порождала некую «слуховую галлюцинацию» накрепко связанную с буквой (у тех, кто умел читать). Считается, что до середины Средних веков писатели подразумевали, что читатели будут не только видеть, но и слышать текст. Возможно, из тех далеких времен берут свое начало и идиомы: «Там-то и там сказано» (хотя речь идет о письменном источнике и указывается даже страница), «не хорошо звучит текст» (это означает, что текст «написан плохо»).

Следует отметить, что форма записи варьирует от места и эпохи создания документа. Нам привычно чтение слева направо. Но есть и запись справа налево (иврит и арабский), столбиками сверху вниз (китайский, японский), пары вертикальных колонок (майя), поочередное направление строчек – как «пашет вол» (Древня Греция), были даже записи змейками (ацтеки). Предложения писались без заглавных букв, без знаков препинания, слова не разделялись пробелами – текст представал как единая строка. Конечно, читать такой текст было не просто. А вот писать просто, так как чаще всего писцы наизусть знали записываемый текст! Просто пиши букву, звучащую в голове. Но мало по малу, начал развиваться метод per cola et commata, то есть первичное разделение текста на строки по смыслу (с целью облегчения понимания для читателей). Постепенно в текстах появлялось все больше знаков препинания и слова уже к IX веку начали писаться отдельно, чтобы читатель мог быстрее прочитывать текст, но уже не вслух, а про себя.

Запись речей буквами позволяла сделать возможной беседу вне времени и вне пространства. Но запись и отчуждала речи и мысли от их создателя, а также освобождала от природы, от материальности, от существования. Запись позволяла забывать, поселив уверенность в человеке, что все можно припомнить, стоит только снова прочитать текст. Запись – стала не средством памяти, а средством припоминания. Запись стала средством тиражирования знаний, но порой мнимых, а не истинных. Собственно об этом доходчиво говорил Сократ [Платон]: «…дурная особенность письменности, поистине сходной с живописью: ее порождения стоят как живые, а спроси их – они величаво и гордо молчат. То же самое и с сочинениями: думаешь, будто они говорят как разумные существа, но если кто спросит о чем-нибудь из того, что они говорят, желая это усвоить, они всегда отвечают одно и тоже».

Записанный текст становится общим, и его могут прочитать и те, кому положено и те, кому вовсе не подобает его читать. Записанный и растиражированный текст порождает шквал устойчивых мыслеформ (мемов) и организует по своему усмотрению пространство человеческого бытия. И письмо приобретает все признаки орудия власти, которое позволяет не просто отдавать приказы и распоряжения, а формирует тонкую ментальную реальности каждого отдельного человека и всего человечества.

29.09.2017

12.30. Исследование – это специфическое расследование, блуждание от улик-фактов к причине. Корень слов один и тот же: след. Исследование в чем-то схоже с увлекательной игрой: погоня и поиск призрачных миражей былого. Главная роль: я следователь, Я расследую: двигаюсь по следам. Затем в игре кто-то побеждает, то есть у него на руках карты и факты, ну, и ресурсы. В исследовании под победой можно подразумевать наличие богатой коллекции удачных находок и решений. Хороший гейм заканчивается краткой, но четкой презентацией, которая ярко и просто повествует о победе и основных достижениях игрока-победителя. Исследовать тоже должен уметь ярко и просто донести до сознания других оду своих достижений. В исследовании можно играть с собой, и соревноваться с собой.

22.00. Могу ли я заблуждаться во всем? Теоретически могу. Отсутствует хоть один 100% проверяемый факт: все в отображениях, а значит и в потенциальных искажениях. Надеюсь, что мои заблуждения носят не тотальный характер. Ведь создать полностью картину заблуждения – это тоже сложная работа и главное четко ориентированная на извращения действительности. Будем реалистами, такую работу необходимо организовывать. Хотя не исключено, что эта работа и была организована.

То, что очевидно: мой мир стал объемней.

Метровые наблюдения лежат реально в кусках. Куски формируются по мере прочтения той или иной информации. И группируются. Конечно, не хватает мне «систематизатора». Хотя разложенные перед глазами фрагментики пляшут и удивляют мозг в своем определенном абсурде.

Продолжение следует